Тильда и правда была в комнате Берты. Сидела на постели, и пальцы ее перебирали темные, слипшиеся от пота волосы дочери. Когда Сверр с Эдель вошли, она обернулась, и на ее лице Сверр увидел остатки испуга.
– Снова кошмары, – пожаловалась она шепотом, и в тот момент даже выглядела милой. Такой же милой, как при их первой встрече. Тогда в замке Волтара в глазах Тильды еще горел огонь. А щеки так трогательно вспыхивали, когда они оставались наедине.
– Ты пробовала сонный корень? – деловито поинтересовалась Эдель, протискиваясь мимо Сверра в комнату и задевая его юбками.
– Поила перед сном, как ты и велела.
Леди Бригг склонилась над раскинувшейся на постели Бертой, коснулась изуродованной щеки, и девочка застонала.
– Зря ты так, – сказала Эдель и кивнула на лежащие на полу обломки амулета, подаренного Лаверн. – Бытует мнение, что они действительно помогают.
– От этой твари мне ничего не надо! – прошипела Тильда, глядя отчего-то на Сверра, и он поморщился. Спорить желания не было.
– Я приготовлю притирку с лавандовым маслом, видела немного у замкового лекаря. – Эдель тоже не стала спорить и отступила. Похоже, ярость Матильды отпугивала и ее. – Височные притирания показали высокую эффективность.
Она так же незаметно выскользнула из комнаты, но в коридоре обернулась.
– Аааа?..
– Вниз и налево, – подсказал Сверр, и Эдель благодарно кивнула.
Некромант прикрыл за собой дверь и подошел к постели дочери. Берта тихо всхлипнула и перевернулась на бок, трогательно подложив под щеку ладошку.
– Тебе следует отдохнуть, – обратился Сверр к жене, поправляя одеяло, сползшее с плеча Берты.
– Не указывай мне, что делать! – вновь завелась Тильда и встала, нервно заламывая ладони. – Кто-то должен быть с ней, ведь ее отцу плевать.
– Ты знаешь, что мне не плевать, – терпеливо ответил Сверр.
– Берта для тебя ни на что не годный выродок. – Тильда проигнорировала его реплику и встала у окна. Ее тонкий профиль осветила наливающаяся силой луна, и в ее свете он виделся особенно хищным. “Воронья дочь” – так презрительно отзывалась о ней Лаверн и Марию научила. В начале Сверра это забавляло, а потом… – Ты хочешь сына… от нее.
Последние два слова она буквально выплюнула.
– Сын нужен, чтобы напитать жилу, – напомнил некромант.
– Я могу родить его!
– Не можешь. Ты пока недостаточно сильна и не переживешь роды. Тильда, мы обсуждали это столько раз, что…
– Я сильна, – перебила она резко. – Снова. Магия вернулась, Сверр.
– Что ж, это… прекрасно. Уверен, лорд Бригг будет счастлив от этого известия, он давно мечтает о внуке.
– А ты? – Она оцарапала его взглядом. – Ты счастлив?
– Безусловно.
– Ложь! Тебе была удобна моя слабость, чтобы не брать меня, как женщину. Но теперь ее нет, и придется исполнять долг.
Она нервно усмехнулась и рванула ворот платья, обнажая белоснежную плоть нательной рубашки. Блестящие пуговицы с грохотом рассыпались по полу. Берта снова застонала, и Сверр погладил ее по виску.
– Сама сказала, кто-то должен быть с Бертой.
– Дэлла вернется скоро и побудет с ней. Или это очередной повод не вести меня в спальню?
В позе Тильды, во взгляде ее – лихорадочном, диком, в поджатых в обиде губах, в ладонях, сжавшихся в кулаки, – во всем этом читался вызов. И Сверр его принял. Усмехнулся и вышел в коридор, не оглядываясь, не дожидаясь жены. Он знал, что она последует за ним. Долг вел ее от рождения до этого момента. Долг – то, чем она жила и что больше всего ненавидела. Ее цель и ее кара.
В ту ночь он взял ее сзади. Жестко. Пожалуй, даже грубо. Раздевать не стал – просто задрал ей платье и вошел в сухое лоно, выдавливая из горла Тильды сдавленный хрип. В какой-то момент разорвал платье на спине. Вдавил ее в кровать, приподнимая бедра и накрывая ее голову юбками.
Казалось, ярость Матильды передалась ему через прикосновение. Затопила его тело, подчинила, лишила разума. Когда Сверр закончил, Тильда затихла под ним, а ее плечи слегка подрагивали. Некромант думал, она плачет, но, когда перевернул на спину, увидел, что глаза ее сухи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Убирайся! – выдохнула она со злостью.
Он мог бы сказать, что это его спальня. Что она сама хотела, даже просила того, что только что произошло. Но не стал.
Молча поднялся, зашнуровал бриджи с вышел. В конце концов, лаборатория часто заменяла ему покои. Следовало обдумать, что делать дальше, спланировать поездку на земли Веддона и написать ответ Атмунду.
Но ноги сами понесли в коридор, ведущий к источнику. Там он вскрыл тайник собственной кровью, достал сундук с накопителями и долго смотрел на мерцающие кристаллы. Затем выбрал один среднего размера, расстелил карту и закрыл глаза.
К утру он уже знал, где искать следующий осколок, пусть и потратил на это немало сил. Адуляр немного поделился магией, но Сверр и не стал бы требовать большего: за все великие деяния расплачиваются большими усилиями.
Он уснул за час до рассвета, на лавке в лаборатории, сжимая в руке злосчастный кристалл.
Ча
Лаверн лежала на спине и смотрела в потолок, не моргая. Пальцы ее слегка подрагивали, путались в меховом покрывале, и Ча иногда касался мизинца. Эта привычка у него была, сколько он себя помнил. Почти все вот забыл, а это…
Он делал так в темнице северного шамана.
В каморке у конюшен, куда сбежал после смерти шамана – Ча очень нравился запах лошадей, и Лаверн настояла, а новый хозяин не стал возражать.
В деревне старосты Эдда в недолгие визиты чародейки, после того, как сила ее напитывала больное нутро мальчика.
В замке Сверра, откуда они поспешно уехали, и теперь Лаверн грустила.
Она прятала грусть за каменным выражением лица, но Ча чувствовал. Он вспомнил, что много лет назад они так же уехали оттуда, и Лаверн плакала. Он хотел утешить ее, но не знал, как, потому просто сжимал ее мизинец и молчал. Она тоже молчала. Для некоторых чувств слова не нужны.
– Плохо? – спросила Мария, присаживаясь на кровать и поглаживая Лаверн по плечу.
– Пройдет.
– Уже третий день, мийнэ. Может, не стоило…
– Стоило, – отрезала Лаверн и прикрыла глаза. – Дай воды.
Пила она жадно, и маленькие струйки стекали по подбородку и шее за ворот платья. Вода не могла унять жара, поселившегося в груди чародейки после посещения подземной жилы Очага. Она пришла, и огненный источник откликнулся, распустился для нее пламенным цветком. Лаверн поделилась силой, он же наполнил ее огнем.
– Тебе не следует играть с этим, – едва слышно сказала Мария. – Мои видения…
– Там было что-то про магический костер, насколько я помню.
– Шаман говорил просто об огне, – напомнил Ча.
Он был согласен с Марией. Когда Лаверн ушла спасать источник Роланда, мальчик всю ночь не мог уснуть. А потом весь день сидел у ее постели, помогая Лио обтирать пылающий лоб чародейки.
Лаверн сверкнула глазами, но гнев из них быстро ушел.
– Знаю, малыш. – Горячей ладонью она погладила его по щеке. – Но так было нужно.
– Он на тебе не женится, – зачем-то сказала Мария. – Я бросала камни несколько раз, и результат один: другая женщина родит ему.
– Я и не жду, что он женится. К тому же, ты знаешь, я не могу… – Лаверн покосилась на Ча и замолчала.
– Теперь он перестанет помогать. И искать осколки не будет – зачем ему подставляться перед Капитулом?
– Давай о Капитуле буду думать я, а ты просто будь рядом, – смягчилась Лаверн и снова откинулась на подушки. – Горячо…
Ча ощущал этот жар. Дыра в его груди ныла, а темнота требовала завершить начатое – осушить источник до капли, ведь для того они и созданы. Чтобы питать. Чтобы заполнять трещины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В такие мгновения он замирал и зажмуривался, отодвигался от Лаверн, чтобы ненароком не навредить. А порой так и вовсе выходил во двор, где пахло лошадьми, прелыми листьями и подсыхающей под солнцем землей. А оттуда на покатый холм.
