— Он говорит на латыни, — вмешался Геро. — Pax vobiscum значит «мир вам». Venite in ripam — сходите на берег, nolite timere — ничего не бойтесь.
Радульф плюнул.
— Конечно. Грабители чего только не придумают, чтобы заманить моряков в ловушку.
Валлон хмыкнул.
— Ты много встречал грабителей, говорящих на латыни? Возможно, на острове есть монастырь. Геро, спроси, кто он такой.
Геро сложил ладони рупором.
— Quis es tu?[44]
В темноте раздался смех.
— Кутберт, eremites sum[45].
— Он говорит, что он монах-отшельник.
— Спроси его, нет ли на острове нормандцев.
Геро обернулся к Вэланду:
— Ты спроси. По-моему, английский — его родной язык.
Вэланд крикнул, и из темноты донесся ответ.
— Он говорит, что там нет никаких нормандцев. Остров покинут людьми много лет назад, и он единственный оставшийся на нем человек.
После небольшого раздумья Валлон сказал:
— Геро и Радульф, пойдете на берег и расспросите монаха. Выясните, могут ли нормандцы пробраться на остров. Постарайтесь узнать как можно больше о побережье.
— А мне можно пойти? — спросил Ричард.
— Думаю, можно. Только не задерживайтесь там на всю ночь. И скажите отшельнику, пусть погасит фонарь. Нормандцы могут заметить его с материка.
Радульф греб в сторону огонька. Геро оттолкнулся от носа лодки и прыгнул на скользкий от водорослей валун.
— Salvete amici![46] — крикнул им отшельник. — Вы монахи? Мои братья прислали вас?
На голове мужчины был капюшон, и лицо его было сокрыто в тени.
— Потуши фонарь! — рявкнул Радульф.
— Но ведь ночь темна, а вы не знаете дороги.
Радульф схватил лампу и быстро задул огонь.
— Я и не собираюсь куда-нибудь идти. Что это за место?
Монах тихо засмеялся.
— Вы, наверное, путешествуете издалека. Это — Линдисфарн, Святой остров. Отсюда христианство распространилось по Англии.
— Ты говоришь, он необитаем?
Монах опять хохотнул.
— Никто не живет на Линдисфарне с тех пор, как викинги разорили здесь монастырь два столетия назад.
— Сюда можно приплыть с материка через бухту?
— В такую темную ночь во время отлива это невозможно.
— Это все, что нам нужно было знать. Идем назад.
— Подожди, — остановил его Геро. — Я бы хотел узнать историю этого места.
— И я тоже, — поддержал его Ричард.
— Ладно, я останусь здесь, — сказал Радульф. — Если услышите мой крик, не прерывайтесь, чтобы узнать, в чем дело.
Геро едва различал силуэт отшельника.
— Сэр, проведите нас, пожалуйста, в вашу келью. Duc nos in cellam tuam, domine, quaeso[47].
Кутберт повел их вверх по крутому склону, не забывая при этом предупреждать о невидимых во мраке опасных местах. Было так темно, что Ричарду пришлось схватиться за рукав Геро. Они пробрались мимо каменных утесов, и Кутберт остановился.
— Мы пришли. Intrate[48], входите, пожалуйста.
Геро разобрал, что убежищем отшельнику служит пещера, вход в которую был прикрыт от непогоды куском парусины. Когда он засунул туда голову, его чуть не стошнило от зловония. Смердело так, как будто здесь что-то разлагалось. Ричард прижал ко рту ладонь.
— Фу.
— Тише ты. Подумай о чистоте его души.
На полу, вспыхивая, тлели угли. Геро и Ричард уселись по одну сторону от них, Кутберт по другую.
— Вы первые путники, которые мне повстречались со времени Пасхи, — сказал отшельник из темноты. — А кто из вас так блестяще владеет латынью? Вы паломники, пришедшие на Линдисфарн?
— В каком-то смысле мы пилигримы. Мы путешествуем на дальний север.
— Несете благую весть о Христе?
— Нет, это торговое предприятие.
Геро говорил на латыни и переводил их диалог Ричарду. Молодой нормандец чувствовал себя неуютно.
— Попроси его зажечь лампу.
В ответ на просьбу Кутберт извинился:
— У меня нехватка топлива. Но здесь тем не менее есть свет, достаточно яркий, чтобы осветить самую темную ночь.
— Расскажите нам о вашем острове, — попросил Геро.
Кутберт поведал, как в седьмом веке святой Айдан принес христианство на берега Нортумбрии и основал обитель на Линдисфарне. В том же году родился святой Кутберт, в чью честь был назван их собеседник. После десяти лет миссионерской деятельности он уединился в ските на одном из Фарнских островов, мимо которых они прошли раньше. На просьбу Папы Римского и короля стать вторым епископом Кутберт неохотно согласился, но через два года вновь удалился в свой скит умирать.
Через одиннадцать лет монахи вскрыли его гроб и обнаружили, что тело сохранилось невредимым. Весть о чуде быстро разнеслась, и к раке потекли вереницы паломников. Потом викинги разграбили обитель, и уцелевшие монахи перенесли мощи святого Кутберта в монастырь на большой земле, в Дареме.
Несколько раз повествование Кутберта прерывалось кашлем. Дыхание монаха было тяжелым и хриплым, и это насторожило Геро не меньше, чем зловоние.
— Вы больны, — сказал он отшельнику. — Вам необходимо лечение.
— Если излечение для меня возможно, то я обрету его здесь с Божьей помощью, которая уберегла плоть святого Кутберта от разложения.
— Что он говорит? — прошептал Ричард.
Геро перевел. Его охватил озноб.
— Если святые мощи исцеляют любые болезни, значит, вам нужно отправляться в Дарем, туда, где покоятся его останки.
Кутберт опять тяжело закашлялся и сглотнул ком собравшейся в горле мокроты.
— Братия изгнала меня.
Геро помассировал себе шею. Он уже слышал раньше такой мучительный кашель.
— Зажгите лампу. Мы принесли вам кое-что в дар. В том числе масло.
Отшельник раздул угли и бросил на них жгут сухой травы. Пламя лизнуло его ладонь, когда он разжигал фонарь, но монах не отдернул руку. Тени поползли по стенам. Кутберт поставил лампу на пол и опустился на корточки сам, капюшон по-прежнему скрывал его лицо. Геро поднял фонарь.
— Покажите нам свое лицо.
— Лучше вам этого не видеть.
— Меня это не испугает. Я знаю, какой у вас недуг.
Кутберт медленно поднял голову. Геро ахнул. Глаза отшельника смотрели на него из нагромождения струпьев и чешуи. Половина его носа, уничтоженная болезнью, которую он даже не чувствовал, отсутствовала.
— Проказа! — вскрикнул Ричард, вскакивая на ноги. — Мы сидели рядом с прокаженным.
Он с такой поспешностью попятился к выходу, что сорвал ткань, прикрывающую грот. Печальные глаза отшельника глядели на Геро.
