забота об этих группах населения.
Доктрина примата государства определяла и отношение Фредерика к международному контексту. Она подразумевала, во-первых, довольно бесцеремонное отношение к договорам и другим подобным обязательствам, поскольку они могли быть в любой момент отменены, если больше не отвечали интересам государства. Фридрих применил эту идею на практике, когда отказался от Нимфенбургской коалиции в 1742 и 1745 годах, оставив своих союзников на произвол судьбы, пока он заключал сепаратный мир с австрийцами. Эту идею можно также увидеть в действии во время вторжения в Силезию, которое пробило брешь в международном правопорядке Священной Римской империи. Однако это не волновало Фридриха, который, в отличие от своего отца, относился к империи с презрением. Ее способ управления, отмечал он в "Политическом завещании" 1752 года, был "странным и устаревшим".132 С точки зрения Фридриха (а также Пуфендорфа и многих немецких критиков Рейха XVIII века), Священная Римская империя с ее пересекающимися юрисдикциями и многочисленными, взаимопроникающими слоями суверенитета представляла собой антитезу принципу государства . В памяти еще живы гневные воспоминания о 1718 и 1725 годах, когда делегации дворян из провинции Магдебург удалось выиграть апелляцию против нового прусского налога в имперском суде в Вене. Одним из важных шагов, благодаря которым Фридрих укрепил конституционную автономию своего королевства, стало соглашение 1746 года, по которому император Габсбург официально отказался от имперской юрисдикции над территориями Пруссии. Теперь Фридрих мог поручить Самуэлю фон Коччеи, блестящему юристу, служившему еще при его отце, разработать общий свод законов, основанный "исключительно на разуме и правовой практике на [прусских] территориях". Это был важный момент, поскольку он означал начало конца старой имперской системы. Борьба между Пруссией и Австрией в этом смысле представляла собой конфликт между "государственным принципом", основанным на верховенстве государства над всеми внутренними и надтерриториальными властями, и "имперским принципом" рассредоточенной власти и смешанного суверенитета, который был определяющей чертой Священной Римской империи со времен Средневековья.
При всей искренности приверженности Фридриха к абстрактному авторитету государства, тем не менее, между теорией и практикой существовали вопиющие расхождения. Хотя Фредерик в принципе признавал незыблемость опубликованных законов и правил судопроизводства, он был готов, когда считал нужным, отменить решение судебных органов королевства. Самым известным примером такого одностороннего вмешательства стало "дело Миллера Арнольда" 1779-80 годов. Мельник по имени Кристиан Арнольд отказался платить арендную плату своему хозяину, графу Шметтау, потому что местный окружной комиссар, барон фон Герсдорф, выкопал систему карповых прудов, которые перекрыли поток к его мельничному колесу и тем самым лишили его средств к существованию. Будучи приговоренными местным судом к выселению, Арнольд и его жена обратились за помощью к самому королю. Несмотря на раздраженное распоряжение короля о приостановке исполнения приговора в отношении Арнольда, управление юстиции в Кюстрине подтвердило первоначальный вердикт. Взбешенный манипуляциями провинциальной олигархии, Фридрих приказал передать дело в Палатный суд в Берлине. Когда камерный суд, в свою очередь, подтвердил приговор Арнольду, Фридрих приказал арестовать трех виновных судей и заключить их на один год в крепость. Карповые пруды комиссара должны были быть снесены, водоток мельницы Арнольда восстановлен, а все его расходы и убытки возмещены. Дело вызвало скандал в высшем руководстве, но в то же время стало сенсацией для общественности. В распоряжении кабинета министров, опубликованном в газетах и бюллетенях по всему королевству, король оправдывал свои действия, заявляя, что его намерение состояло в том, чтобы "каждый человек, будь он из высокого или низкого сословия, богатый или бедный", получил "быстрое правосудие" от рук "беспристрастного закона". Короче говоря, грубое нарушение юридической процедуры было оправдано с точки зрения высшего этического принципа.133
Концепция государства Фредерика также была менее инклюзивной в территориальном смысле, чем у его отца. Он был гораздо меньше озабочен интеграцией периферийных территорий. Многие меркантилистские экономические правила, применявшиеся в центре Бранденбурга, не распространялись на западные провинции, чьи товары рассматривались для целей налогообложения как иностранные товары. В период правления Фридриха ослабли усилия правительства по интеграции Восточной Пруссии в зерновую экономику всего королевства через систему магазейнов. Система кантонов не была распространена на западные провинции. Три полка города Везель, отмечал он в 1768 году, не имеют кантонов, "потому что население этих провинций не подходит для военной службы; оно хромое и мягкое, и когда жителя Клеве переводят далеко от его дома, он страдает от тоски по дому, как швейцарцы".134 Не было предпринято особых попыток интегрировать небольшое окраинное княжество Нойенбург-Нойшатель, франкоязычный кантон Швейцарии, полученный Фридрихом I в 1707 году в личную унию. Прусский губернатор отсутствовал в течение длительного периода правления Фридриха Великого, так что влияние Берлина почти не ощущалось.135
Фридрих отдавал явный приоритет центральным провинциям королевства. В показательном отрывке "Политического завещания" 1768 года он даже заявил, что только Бранденбург, Магдебург, Гальберштадт и Силезия "составляют фактическое тело государства". Отчасти это было продиктовано военной логикой. Центральные земли отличались тем, что могли "защищать себя до тех пор, пока вся Европа не объединится против их государя".136 Восточная Пруссия и западные владения, напротив, должны были быть сданы, как только начались бы военные действия. Возможно, это помогает объяснить, почему Фридрих прекратил грандиозную программу восстановления Восточной Пруссии, начатую его отцом.137 Поведение его подданных под иностранной оккупацией во время Семилетней войны, похоже, также заставило его задуматься. Особенно его возмущал тот факт, что в 1758 году эстеты Восточной Пруссии присягнули на верность его врагу - царице Елизавете. После 1763 года Фридрих, неутомимый главный инспектор своего королевства, не нанес ни одного визита в Восточную Пруссию. Он просто приказывал председателям палат Восточной Пруссии докладывать ему в Потсдаме или присутствовать в его штаб-квартире во время ежегодных маневров в Западной Пруссии.138 Это свидетельствовало о значительном снижении важности этой провинции, которая была чем-то вроде фетиша для Фридриха Вильгельма I и его деда Великого курфюрста.
Если читать их буквально, то иногда кажется, что комментарии Фридриха о государстве подразумевают, что функции государя были частично поглощены безличными коллективными структурами администрации, работающей в соответствии с прозрачными правилами и инструкциями. Однако реальность вряд ли могла быть иной, поскольку управление Пруссией во время правления Фридриха было сугубо личным делом; более того, в некоторых отношениях политический процесс был даже более сосредоточен на личности короля, чем при его отце, Фридрихе Вильгельме I. Его отец создал коллегиальную систему министерского управления, в которой монарх часто опирался на рекомендации влиятельного совета министров. Но после восшествия на престол Фредерика эта система стала неэффективной. После 1763 года его личные контакты с министрами становились все более редкими, поскольку их функции дублировались и частично вытеснялись благодаря тому, что король все больше полагался на секретарей
