В преддверии столь жестокой в Северном Китае зимы англичане и французы спешили заключить соглашение, но не на тех условиях, на которые император согласился прежде, а на новых, которые он отверг. Игнатьев принялся осторожно отговаривать китайцев от поспешности. Он играл на опасениях императора, что чужеземные войска останутся в Китае, а такая идея и в самом деле существовала. Британский командующий лорд Элджин писал тогдашнему министру иностранных дел лорду Джону Расселлу: «Мы могли бы аннексировать Китайскую империю, если бы нам хватило глупости получить на руки вторую Индию». Так что англичане и французы в конце концов согласились на свои первоначальные условия и, подписав отдельные соглашения с китайцами, сразу собрались восвояси. Игнатьев убедил императора, что он не только ускорил вывод иностранных войск, но и уговорил англичан сократить запрошенную ими контрибуцию. Затем он приступил к переговорам с побежденными китайцами от имени своего собственного правительства. Главным условием предлагаемого соглашения являлась формальная уступка России новых тихоокеанских территорий. Когда китайцы начинали колебаться в удовлетворении его требований, он имел обыкновение кратко и весьма внушительно пугать их якобы согласованной с ним задержкой вывода войск. 6 ноября 1860 года последние иностранные войска покинули Китай. Одиннадцатью днями позже, возможно, для того, чтобы ни Британия, ни Франция не заподозрили, что переговоры шли во время их присутствия и как бы с их участием, Россия в лице Игнатьева и Китай подписали Пекинский договор.
В свои двадцать с небольшим лет Игнатьев действовал с великолепной макиавеллиевской тонкостью и добился для России замечательного дипломатического триумфа. Во-первых, присоединение к огромной северной азиатской империи обширных территорий размерами с Францию и Германию, вместе взятыми, оформлялось юридически. Во-вторых, китайской стороне пришлось согласиться на открытие русских консульств в пребывавших под правлением Пекина Кашгаре в Восточном Туркестане и столице Монголии Урге.
Таким образом, они опережали своих конкурентов-англичан, которые так и не добились согласия на учреждение консульств. В результате российские торговцы и товары получали исключительный доступ на столь важные новые рынки. Можно понять, как был доволен Игнатьев, когда 22 ноября покинул Пекин и отправился в Санкт-Петербург. «Ни разу с 1815 года, — писал английский историк, — Россия не заключала столь выгодного соглашения, и, вероятно, никогда прежде такой подвиг не совершал столь молодой российский дипломат. Успехи 1860 года простирались весьма далеко, чтобы стереть досадные воспоминания о поражении в Крыму, тем более что они были достигнуты в замечательной манере переигрывания англичан».
* * *
Через шесть недель после отъезда из Пекина Игнатьев прибыл в Санкт-Петербург. Еще раз он пересек всю Азию, на сей раз в разгар зимы. Едва он успел сбросить и сжечь грязную одежду, по которой ползали вши и блохи, как его вызвали на доклад к царю в Зимний дворец. Там восхищенный Александр в знак выдающихся заслуг перед страной наградил его вожделенным орденом Св. Владимира. За ним также сохранили генеральский чин. Наконец, чтобы достойно использовать его непосредственное знание региона и населяющих его народов, его назначили главой недавно созданного Азиатского отдела Министерства иностранных дел. Так Игнатьев присоединился ко все растущему числу «ястребов» и англофобов, занимавших высокое положение в Санкт-Петербурге или на границах России. Среди них был энергичный военный министр граф Дмитрий Милютин, назначенный на этот пост в возрасте всего 34 лет. К ним относился и граф Николай Муравьев, действующий генерал-губернатор Восточной Сибири. Поначалу именно он захватил обширные тихоокеанские территории, которые теперь Игнатьев закрепил за империей на вечные времена. Третьим был князь Александр Барятинский, генерал-губернатор Кавказа, который рассматривал пресечение британского политического и коммерческого проникновения в Азию в качестве безотлагательной задачи. В 1859 году, используя новую стратегию, он вынудил наконец покориться имама Шамиля, положив таким образом конец длившемуся четыре десятилетия кровавому сопротивлению российскому правлению отдельных кавказских регионов. Теперь Кавказ представлялся ему мощным плацдармом, с которого царская армия могла «подобно лавине ринуться на Турцию, Персию и устремиться к Индии».
Эти настроения в наращивавшей свое могущество империи не ограничивались самыми высокими правительственными кругами. Большинство армейских офицеров в средних чинах одобряло наступательную политику в Азии и стремилось препятствовать британской игре. Армия, ставшая после проведенных Милютиным радикальных реформ по-настоящему передовой, после успехов на Дальнем Востоке особенно жаждала новых завоеваний, не говоря уже о стремлении стереть память о поражении в Крыму. Что же касается риска столкновения с Британией, большинство военных полагало, что рано или поздно новая война с англичанами все равно неизбежна. Кроме того, российские купцы и фабриканты требовали выхода на рынки Центральной Азии и Китая и защиты своих караванов от казахских, киргизских и туркменских налетчиков. Наконец, «ястребы» наверху получили неожиданного союзника в лице Отто фон Бисмарка, который в то время был послом Пруссии в Санкт-Петербурге, а вскоре стал главой правительства своей страны и архитектором Германской империи. Полагая, что чем глубже Россия увязнет в Азии, тем меньшей угрозой она станет в Европе, он последовательно настраивал «ястребов» на то, что называл «великой цивилизаторской миссией».
Но часть приближенных царя убеждали его, что для натиска на подвластный Британии юг Центральной Азии время еще не пришло. Александру и дома хватало куда более острых проблем. Для преодоления серьезных недостатков общественного устройства, в значительной степени вскрытых Крымской войной, он провел ряд существенных либеральных реформ, нацеленных на модернизацию страны. Самым важным было освобождение в 1861 году приблизительно сорока миллионов рабов (крепостных. — Ред.) и распределение между ними земли, чему, конечно же, отчаянно противились многие землевладельцы. Одновременно Александр столкнулся со вторым восстанием в Польше, которое пришлось подавлять целых восемнадцать месяцев, вызвав большое осуждение в Европе. К тому же в окружении царя хватало высших сановников, выступавших против экспансии в Центральной Азии. Одним из них был министр финансов граф Михаил Ройтерн, который настоятельно предостерегал царя от любых новых крупных затрат до тех пор, пока страна не оправится от экономического краха, вызванного Крымской войной. Другим был князь Александр Горчаков, который в 1856 году сменил на посту министра иностранных дел Нессельроде. Ему пришлось решать нелегкую задачу оправдания подавления Польского восстания перед остальной Европой. Теперь он предупреждал Александра об особом внимании, с которым британские представители в Индии отслеживают любые продвижения российских войск к ее границам, что вынуждало Россию не рисковать и проявлять взвешенный подход.
Игнатьев и его союзники все-таки победили. Избавившись наконец от других проблем, Александр дал им уговорить себя начать наступление против коварных британцев в Центральной Азии. Опасения резкой реакции Британии на продвижение России Игнатьев отметал полностью. Он указывал, что после целой серии дорогостоящих войн с Афганистаном, Россией, Персией и Китаем — не говоря уже о кровавом восстании в Индии — Британия выказывает несомненные признаки перехода к пассивной политике и явно не стремится впутываться в дальнейшие конфликты. На решение царя повлияли и события в Америке, южные штаты которой долгое время были для России основным источником хлопка-сырца. В результате Гражданской войны в США поставки этого жизненно важного товара прекратились, болезненно ударив по всей Европе. Русским, однако, повезло больше других.
С недавних пор они узнали, что район Коканда в Центральной Азии, особенно плодородная Ферганская долина, прекрасно подходит для выращивания хлопка и обладает серьезным производственным потенциалом. Александр решил заполучить хлопководческие области Центральной Азии если не ради немедленной отдачи, то для того, чтобы его не опередил кто-то другой. «Кто-то» означало Британию
Поначалу бытовали надежды, что сердечные отношения и коммерческое сотрудничество с отдельными ханствами можно наладить посредством заключения союзов, избегая таким образом кровопролития, расходов и риска спровоцировать неблагоприятную реакцию Британии. Но Игнатьев, опираясь на собственный опыт недавней миссии в Хиву и Бухару настаивал, что это просто наивно. По его словам, правители Центральной Азии ненадежны и совершенно не способны соблюдать какие бы то ни было соглашения. Завоевание предотвращающее проникновение Британии, оставалось, по его уверениям, единственным выходом. Эта точка зрения пользовавшаяся поддержкой графа Милютина, стала преобладающей. К концу 1863 года всякие надежды на возможность установления российского влияния путем мирных переговоров были утрачены. Русские были готовы к продвижению в Центральную Азию, хотя и постепенному.
