– Как зовут?
– Лира.
– Откуда взялась?
– С неба.
– На шаре?
– Да.
– Иди с нами. Ты пленница. Шагай. Живо.
Усталая и напуганная, Лира побрела за медведем, спотыкаясь о камни и раздумывая, как ей из этого выкрутиться.
Глава девятнадцатая
Плен
Медведи повели Лиру вверх по ложбине между скалами, где туман был еще гуще, чем на берегу. Вопли скальных мар и шум прибоя постепенно удалялись, и теперь был слышен только нескончаемый крик морских птиц. Вместе с медведями Лира карабкалась по камням и сугробам, вглядываясь в серую мглу и напрягая слух в надежде, что откуда-то появятся друзья; но казалось, она – единственная душа на Свальбарде, да и Йорек, возможно, уже убит.
Медведь-начальник ничего не говорил ей, пока они не вышли на ровное место. Там они остановились. По шуму прибоя Лира догадалась, что скалы остались внизу; бежать она не решалась – на каждом шагу ее могла ждать пропасть.
– Посмотри наверх, – сказал медведь.
Порыв ветра отогнал на время туманную пелену, и, хотя света все равно было мало, Лира увидела, что они стоят перед громадным каменным зданием. Вышиной оно было не меньше самых больших домов Иордан-колледжа, но гораздо массивнее и все покрыто резьбой с изображениями военных сцен: медведи побеждают, скрелинги сдаются, тартары в кандалах и за рабским трудом в огненных шахтах, цеппелины слетаются со всего света с дарами и подношениями королю медведей Йофуру Ракнисону.
Так, по крайней мере, объяснил ей смысл изображений медведь – командир патруля. Пришлось поверить ему на слово, потому что каждый выступ и карниз этого резного фасада был занят бакланами и поморниками, а другие кружили над головой, беспрерывно крича, и все здание было заляпано их грязно-белым пометом.
Но медведи как будто не замечали этого безобразия, они провели ее под огромной аркой на обледенелый двор, тоже загаженный птицами. Там были высокие ступени, ворота, и на каждом шагу медведи в броне останавливали вошедших и спрашивали пароль. Броня у них была полированная и блестящая, у всех – перья на шлемах. Лира невольно сравнивала каждого с Йореком Бирнисоном, и всякий раз сравнение было в его пользу: он был мощнее, грациознее, и броня его была настоящей броней, цвета ржавчины, в пятнах засохшей крови, с боевыми вмятинами и щербинами, не нарядная и разукрашенная, как у этих.
Когда они вошли, на Лиру пахнуло теплом – и кое-чем еще. Запах во дворце Йофура стоял отвратительный: прогорклого тюленьего жира, навоза, крови, всяких отбросов. Лира откинула капюшон, но не могла с собой справиться и все время морщила нос. Она надеялась, что выражение человеческого лица медведям непонятно. Через каждые несколько шагов на стенах были кронштейны с жировыми светильниками; при их неверном свете трудно было понять, куда ее ведут.
Наконец остановились перед тяжелой железной дверью. Медведь-часовой отодвинул массивный засов, а командир патруля внезапно толкнул Лиру головой, и она кубарем влетела в дверь. Раньше чем она успела встать на ноги, дверь у нее за спиной захлопнулась. Здесь было совсем темно, но Пантелеймон превратился в светляка, и Лира смогла оглядеться. Они находились в узкой камере с запотевшими стенами, из мебели здесь была только каменная скамья. В самом дальнем углу лежала куча тряпья, которую она приняла за постель, и больше ничего не было видно.
Лира села, Пантелеймон опустился ей на плечо, и она нащупала в одежде алетиометр.
– Ему сильно досталось, Пан, – прошептала она. – Надеюсь, он еще работает.
Пантелеймон подлетел к ее руке и уселся там, чтобы осветить шкалу. Лира сосредоточилась: с одной стороны, ей казалось удивительным, что, находясь в такой опасности, она способна привести себя в состояние покоя, необходимое для общения с алетиометром; с другой стороны, это настолько стало ее частью, что самые сложные вопросы раскладывались по нужным символам так же естественно, как двигались ее руки и ноги: она о них почти не думала.
Она поставила стрелки и задала вопрос: «Где Йорек?»
Ответ пришел немедленно: «На расстоянии дневного перехода, его отнесло туда на шаре после аварии; но он спешит сюда».
«А Роджер?»
«С Йореком».
«Что сделает Йорек?»
«Он намерен ворваться во дворец и вытащить тебя, вопреки всем трудностям».
Она отложила алетиометр; на душе у нее стало еще тревожнее.
– Они же ему не позволят, – сказала она. – Их тут слишком много. Жаль, что я не ведьма, Пан, тогда бы ты мог улететь, найти его, все сказать, и мы составили бы правильный план…
И тут она испугалась до полусмерти.
В темноте, совсем близко от нее, раздался мужской голос:
– Кто ты?
Она вскрикнула и подскочила. Пантелеймон сделался летучей мышью, запищал, стал летать вокруг ее головы, а она попятилась к стене.
– А? А? – произнес тот же голос. – Кто это? Говори! Говори!
– Стань опять светляком, Пан, – сказала она дрожащим голосом. – Но не подлетай близко.
Мерцающая световая точка заплясала в воздухе и подлетела к голове говорящего. Оказалось, это вовсе не куча тряпья: это был прикованный к стене седобородый человек со спутанными волосами до плеч; в глазах его отражался мерцающий свет Пантелеймона. Его деймон, усталого вида змея, лежал у него на коленях и время от времени выбрасывал язычок, когда Пантелеймон подлетал слишком близко.
– Как вас зовут? – спросила она.
– Джотам Сантелиа, – ответил он. – Я Почетный Профессор Космологии в Университете Глостера. А ты кто?
– Лира Белаква. За что вас посадили в тюрьму?
– Злоба и зависть… Откуда ты? А?
– Из Иордан-колледжа.
– Что? Из Оксфорда?
– Да.
– Этот негодяй Трелони еще там? А?
– Пальмеровский Профессор? Да, – сказала она.
– Черт возьми, неужели? Его давно полагалось отправить в отставку. Двуличный плагиатор! Шут гороховый!
Лира издала неопределенный звук.
– Опубликовал уже свою статью о гамма-фотонах? – спросил профессор, сунувшись лицом к Лире.
Она отодвинулась.
– Не знаю, – сказала она, а потом по привычке стала выдумывать: – Нет. Теперь вспомнила. Он сказал, что должен еще проверить некоторые цифры. И… еще сказал, что собирается писать о Пыли. Вот.
– Вор! Подлец! Мерзавец! Мошенник! – закричал старик и так затрясся, что Лира испугалась: не припадок ли у него? Его деймон сонно сполз с его колен, а Профессор колотил себя кулаками по щиколоткам и брызгал слюной.
– Да, – сказала Лира, – я всегда думала, что он вор. И мошенник, и прочее.
Как ни странно было появление в его камере замызганной девочки, знавшей того самого человека, который стал для него наваждением, Почетный Профессор ни на секунду об этом не задумался. Бедный старик был безумен – и ничего удивительного, – но он мог располагать какими-то сведениями, полезными для Лиры.
