Четанзапа понял, в чем дело. Черноногие, должно быть, вообразили, что дакота подошел к вождю, чтобы нанести ему так называемый «удар», или, на языке пограничья, «коуп». По старым представлениям, происхождения которых уже не знали и сами индейцы, касание поверженного врага расценивалось как вторая победа над ним. При конных схватках племен прерий между собой, каждая сторона делала попытки убитых или раненых воинов еще раз ударить копьем, противная же сторона вступалась, чтобы защитить упавших от касания, и схватка еще более ожесточалась. Черноногие, должно быть, подумали, что Бобер хочет исполнить «коуп», поэтому-то они его и схватили. Четанзапа не мог окликнуть их, ведь они не понимали его языка, и нечего было ждать, чтобы они настолько успокоились, что смогли бы воспринять объяснение жестами.
Новая схватка была неизбежной. Дакоты имели численное превосходство и вооружены были лучше. Им скоро удалось одолеть трех еще способных к борьбе воинов, обезоружить и связать их. Но лишь когда пленные уже лежали в траве, стало ясно, во что это обошлось. Старый Ворон, отец братьев Воронов, лежал с пробитым черепом. Его поразил томагавк сиксика. А Гром Гор исчез. Он использовал этот момент для бегства. Издалека доносился топот копыт. Четанзапа вскочил на своего белого коня и помчался за беглецом. Смерть Старого Ворона еще сильнее ожесточила дакоту.
У черноногого был превосходный конь. Он словно дразнил преследователя. Но в Четанзапе разгорелся азарт охотника, у которого подстреленная дичь вдруг ускользает из рук. Он продолжал погоню, забыв и о времени, и о товарищах.
Когда он немного опомнился, то обнаружил, что не осталось патронов. А его белый конь захромал. Взглянув на солнце, он увидел, что оно уже совершило большую часть своего пути и клонится к западу. Черный Сокол остановился посреди бесконечных однообразных холмов. В горле у него пересохло, язык прилип к небу, лоб и шея взмокли от пота. С полузакрытыми глазами Четанзапа обмяк на дрожащем от усталости коне. Он готов был убить дрозда за то, что тот напевал свою песенку.
Хорошо, что никто его не видел таким. Он взял себя в руки и принялся рассматривать след проехавшего галопом врага. Продолжать преследование было безумием. Черноногий ушел.
Четанзапа поехал к месту утренней остановки на берегу, где оба брата Ворона еще стерегли коней. Четанзапа сказал им, что их отец пал в бою.
Молча выслушали братья Вороны это известие.
Вместе с Черным Соколом они поехали к лощине, где разыгралась схватка. Сыновья подняли убитого, потому что мертвый уже не должен был более касаться земли. Они собрали оружие отца, вместе с ним завернули в одеяло и привязали на его лошадь. Покорные своей судьбе, безмолвно сидели полукругом женщины и дети черноногих.
Черный Сокол и Шеф Де Люп внимательно оглядели прерию. Ничего подозрительного заметно не было.
— Гром Гор вернется сюда, — заявил Четанзапа товарищам. — У нас его женщины и дети.
— Не огорчайся из-за этого черноногого, — сказал Бобер. — Обе руки у него бездействуют. Ни родичей, ни братьев поблизости нет. Стервятники сожрут его.
Четанзапа не ответил. Он прилег на склоне лощины. Все тоже молчали: наступающая темнота навевала мрачное настроение.
Черный Сокол ждал молодого вождя сиксика. Он был убежден, что черноногий вернется и попытается хотя бы поговорить со своими и дать им какие-нибудь указания. Дакота заметил, что девушка Ситопанаки перебралась среди своих подальше от дакотов. Она тоже ждала, что Гром Гор вернется.
В полночь Бобер сменил обоих Воронов, несших охрану. Молодые Вороны пришли и сели у лошади, на которой был их мертвый отец. Собаки черноногих свернулись в клубки и больше не лаяли. Плотно прижавшись друг к другу, сидели женщины и дети черноногих, которые из плена Длинных Ножей попали в плен к дакотам. Они не решались отпевать своих убитых. Но тихо звучала траурная песня братьев Воронов.
В лунном свете Четанзапа заметил человека, который приближался к стоянке. На гребне высоты он стал отчетливо виден. Потом исчез в следующей ложбине. Наблюдатель уже знал, что это индеец. Он подтянул к себе ружье. Человек в лунном свете был на расстоянии выстрела.
Четанзапа узнал его. Это пришел Гром Гор. Он не пытался таиться, и поэтому Четанзапа не препятствовал его приходу.
Собаки проснулись. Они почуяли хозяина. Через группу тесно сидящих женщин и девушек словно прокатилась волна.
Черный Сокол не шевелился. Он спокойно лежал в траве, а Гром Гор уже вступил на край лощины и остановился.
Мужчины проснулись и смотрели на сиксика. Беспокоились лошади. Наверху, на вершине холма, Четанзапа заметил ружейный ствол, который Бобер направил на пришельца.
Долго стоял черноногий. Когда он убедился, что враг не удостаивает его сопротивлением, он двинулся дальше. Он обошел вокруг своих женщин и детей, не поднимая на них взгляда, подошел к связанным воинам. Скрученные лассо, лежали они между костром и местом Четанзапы. Дакота едва шевелил головой, но взгляд его не упускал ни единого движения Грома Гор.
Сиксик остановился. Правым плечом — рука была вывихнута — он подал своим какой-то знак.
Один из мальчиков черноногих встал и подошел к своему вождю. Вождь пошевелил губами; мальчик глянул ему в лицо и что-то ответил. Черный Сокол и сам не знал, почему он ничего не предпринимает. Все его тело было напряжено в каком-то неопределенном ожидании.
Мальчик черноногих, кажется, получил приказ. Он подполз под покрывало, где еще тлели угли, и взял уголек. Раздул его так, что он запылал жаром. Тем временем Гром Гор сел. Он сел спиной к обоим пленникам, лицом к Четанзапе. Правую руку он положил на левую и ждал. Подошел мальчик, положил пылающий уголь ему на плечо и ушел обратно к женщинам.
Сиксик сидел будто бы не у него горели кожа и мясо. Этим он хотел сказать мужчинам, не знающим его языка, что отдает себя в плен и хочет умереть смертью воина, что пытки не страшны ему.
— Хи-йе-хи-йе… хай-йе… — запел он.
Право умереть достойной смертью было у него единственным, за что он еще мог бороться.
Четанзапа смотрел на него. Еще мальчиком восьми лет, сидя у очага, он, укладывая себе на ладонь горящие щепочки, научился переносить боль. Он знал, что испытывает Гром Гор. Но ни один мускул не дрогнул в лице этого человека, чья гордость была попрана до основания.
Четанзапа поднялся и прошел мимо пленных к лошадям.
— Мы едем. Едем к Токей Ито, — сказал он своим товарищам. — Что нам тут еще оставаться? Тот, кого мы ждали, пришел. Черноногих мы погоним с собой. — Он прикрикнул на женщин и детей, и те послушно поднялись.
Гром Гор приготовился к выступлению. Он ждал, свяжут его дакоты или убьют. Однако Четанзапа сел на коня, а когда проезжал мимо своего противника, побежденного, но не покоренного, он кивнул, чтобы тот отправлялся с ними, и вражеский вождь двинулся позади женщин и детей.
Черный Сокол ехал шагом позади всех. Спутники его держались справа и слева, чтобы наблюдать за пленниками и охранять их. Старший из Воронов вел под уздцы коня, который вез своего убитого хозяина. Ситопанаки не захотела расставаться с телом мальчика и, согнувшись от тяжести, несла его на спине.
Скоро они достигли следа колонны рода Большой Медведицы, хорошо различимого в лунном свете. Он вел вверх по течению реки. Даже прошедший дождь не смог полностью уничтожить этот след. Четанзапа повел по нему друзей и пленников. То, что Токей Ито повернул на запад, было плохим признаком. Видимо, он счел невозможным пробиваться прямо на север.
Они шли всю ночь. К восходу солнца достигли места отдыха колонны рода Медведицы. Четанзапа приказал сделать остановку, и они провели тут несколько часов. В утомляющем тепле вешнего дня люди и животные снова потащились вверх по течению бурлящей реки. На южных склонах холмов появилась первая зелень, после дождя под солнцем распустились цветы.
Делавар подал девушке, несущей мертвого ребенка, солдатское одеяло, которое он прихватил в лагере у высоких тополей. Тельце завернули в него, и молодая вдова, которая помогала Бобру, сменила Ситопанаки. Лицо у этой женщины было приветливое и озорное. Даже теперь, когда она была печальна и измучена, на нем не изгладилось до конца смешливое выражение. За нее цеплялся маленький мальчик, должно быть сын. Чапа все чаще и чаще поглядывал на эту женщину.
