— Держи свои лапы подальше от моей служанки, Синие Очи.
— Служанки? Это принцесса Гутрума Лайана! Она моя жена. — Настроение Солдата резко изменилось. Он обнажил меч. — В сторону, мальчишка, иначе я тебя ломтиками нашинкую!
— И очень зря, — сказал юноша. — Ты пожалеешь об этом, потому что я не сделал тебе ничего дурного. Эта женщина — моя. Я заплатил за нее звонкой монетой. Кем бы она ни была прежде, теперь она принадлежит мне. Я купил ее два дня назад у караванщика, перегонявшего рабов. Мне сказали, что они спасли много народу из того волшебного города, и люди эти не помнят своего имени. Погонщики вели целый караван таких же рабов с пустыми лицами. Нужно было получше за своими женами приглядывать. Она теперь моя, и я могу делать с ней все, что пожелаю. У тебя ведь наверняка есть и другие.
Разъяренный Солдат занес над юнцом оружие.
— Ты пожалеешь, — сказал златовласый, глазом не моргнув. — Ты не прав, и сам это прекрасно понимаешь.
Внезапно оказавшийся рядом Голгат отстранил Солдата:
— Дай я разберусь.
Он повернулся к юноше:
— Мы — Солдат и Голгат, два офицера иностранных армий. Та женщина — Лунна Лебяжья Шейка, жена султана Офирии. А кто вы, сэр?
— Принц Паладан из далекого Ксиксифара, что в юго-восточной оконечности Уан-Мухуггиага. Мой отец — король Ксиксифара. Я направляюсь домой. Я скажу вам, сэр, то же самое, что уже сказал вашему другу. Я купил эту служанку у караванщика, перегонявшего рабов на юг. Заплатил за грязнуху золотыми луидорами. Она — моя, и я буду обращаться с ней, как пожелаю. Однажды мне уже пришлось ее побить, когда она сожгла мне яичницу на завтрак, и я снова так сделаю, если потребуется, — будь она женой того грубияна или дочерью самого Царя Гороха. Кем она была раньше — не имеет никакого значения. Сейчас она — моя рабыня.
— Грязнуху? — завопил Солдат. — Я покажу тебе грязнуху! Бил мою жену? Я твою башку стервятникам скормлю, златошкурый хомяк-выскочка, масляные глазки.
И вновь Голгат удержал взбешенного Солдата.
— Правда на его стороне, не забывай, — сказал он товарищу. — Лайана взрослая женщина, которую спасли из города в песках и законно продали на рынке рабов. Если бы она сказала, что ее забрали против воли, тогда дело другое. А сейчас что? Посмотри на нее. Она же не знает, какой сегодня день недели!
— Лайана, — взмолился Солдат.
— Ты по виду хороший человек, — впервые заговорила Лайана, — но я тебя не знаю. Я и себя-то не знаю. Однако я благодарна тем, кто вывез меня из жуткого города, где никто не знает своего имени. Я снова могу дышать чистым воздухом, я снова на свободе. Меня откопали из песка полуживую. Как хорошо снова оказаться целой и невредимой. И если за это нужно служить до конца своих дней, то я буду служить. Все лучше, чем быть погребенной заживо.
— Я там был, в этом городе, — замычал Солдат. — Почему я тебя не видел?
— Там много людей. Спаслись лишь немногие. Все мы благодарны спасителям и счастливы, что свободны.
— Ну, хватит болтать, — сказал принц, — берись за работу, растяпа. Сходи к ручью за водой, омоешь мне ноги.
А потом освежуешь крылатого льва, ощиплешь его крылья, и будем на ночь устраиваться.
Голгату пришлось силой оттаскивать Солдата от лагеря мальчишки. Он шепнул другу на ухо:
— Только не сейчас, потерпи. Давай чуть выждем и понаблюдаем за ним. Не спеши.
Солдат, не отводя глаз, смотрел на удаляющегося зазнайку, не удостоившего его напоследок даже взглядом. У Солдата перехватило дыхание, когда он увидел Лайану: она, набрав воды, омывала грязные ноги Паладана так, будто души не чает в этом юном чудовище. Более того, ей было приказано осушить ноги принца своими волосами, и она безропотно повиновалась.
— Я его убью!
Солдат изо всех сил старался понять, что ему еще не нравится в этом юнце, и с удовольствием обнаружил несколько недостатков. Среди всего прочего принц явно пренебрегал правилами охоты.
— Он убил крылатого льва просто ради забавы.
— Он убил крылатого льва ради его шкуры, — указал Голгат, — что абсолютно законно.
— Он убил крылатого льва, — трепетно произнесла Лунна таким голосом, какого еще не слышали ее спутники, — чтобы подарить шкуру даме сердца.
Солдат и Голгат как один уставились на Лунну. Впрочем, она их взоров не замечала. Красавица безотрывно смотрела на златокудрого Паладана. В ее глазах витало мечтательное выражение. Жадно ловя каждое движение принца, она глубоко вздыхала и покусывала белыми зубками нежную верхнюю губу, отчего казалась беззащитной и еще более желанной. Правая рука Лунны была стиснута в кулак, а ладонь левой покоилась на груди.
Казалось, в ней расцвела сама благодетель, приправленная чем-то более плотским.
— Как он элегантен, — прошептала красавица чуть слышно. — Такой гибкий, такой сильный… Мужественный.
— О боги, — промычал Солдат, закрывая лицо руками, — она влюбилась.
— Вы в какую сторону направляетесь? — окликнул принц троих путников. — На восток или запад?
— Нам на северо-запад, — ответил Голгат.
— В самом деле? Я и сам иду туда. Не лучше ли вам присоединиться ко мне, на случай нападения разбойников? Я могу вас защитить. У меня есть пища и вода. Можете поделиться с этой… м-м… дамой… Кстати, почему она на меня так смотрит? Разве она не слышала о хороших манерах? Пусть прекратит!
— Лунна, прекрати, — сказал Голгат.
Лунна ухмыльнулась, но не отвела глаз.
— Меня это неимоверно смущает, — сказал Паладан. — Она что, слабоумная?
— Обычно — нет, — ответил Солдат. — Но неужели вы не заметили, насколько она прекрасна? Если хотите, поменяемся. Ее на вашу… служанку. Пойдет? Это выгодный обмен: у нее стройная фигура и нежные мягкие руки, а цвету ее лица позавидовал бы и ребенок.
— Нет, спасибо. Я предпочитаю свою рабыню; ваша, похоже, глуповата. Мне не нужна идиотка.
— Зато она хороша собой.
— Да не настолько, — зевнул юноша. — Я и получше видал. В ней, надо отдать должное, что-то есть, но я, пожалуй, предпочитаю свою рабыню. Если находите ту леди такой красивой, так и оставляйте себе.
Солдат не на шутку расстроился. Как же так, вот он нашел жену и теперь больше всего на свете хотел бы забрать ее, спрятать в надежном месте и тогда заняться другими делами. Ведь еще нужно помочь ИксонноскИ отнять у его отца, ОммуллуммО, то, что принадлежит мальчишке по праву. А вместо этого они застряли здесь в какой-то глупой, никому не нужной передряге.
Дело близилось к вечеру. Лайана уже сняла со льва шкуру и ощипала крылья. Теперь, в последние предзакатные часы, она усердно трудилась, выскабливая для хозяина огромную шкуру. Перья, ценные сами по себе, были связаны в пучки и развешены на вычурном кожаном седле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
