Все стоявшие вне „политики“ тревожно смотрели на будущее России. Помню как сейчас, я проходил Красной площадью: толпы народа ожидали последних вестей. В этот момент появились телеграммы о кончине Государя. Народ читал их, снимал шапки, крестился.
Была объявлена первая панихида в Успенском соборе. Не только Собор, но весь Кремль был полон народом. Суровые лица, слезы у некоторых выражали великую печаль, и она была искренней. Государя народ так же любил, как не терпели его барство, интеллигенция, разночинцы.
В Соборе стояли тесно, что называется, яблоку негде было упасть. И вот началась панихида. Служил митрополит Сергий. Пели Чудовские певчие. Вот старый протодьякон — Шеховцов, дивный бас которого знала вся Москва, провозглашает „Вечную память новопреставленному рабу Божию Государю Императору Александру Александровичу“… — голос дрогнул у старика. Дрогнул весь собор. Послышались рыдания. Все опустились на колени.
Россия потеряла свое вековечное лицо — ушел действительно благочестивый Государь, любивший Россию больше жизни, берегший ее честь, славу, величие. Уныло разошлись из собора, из Кремля москвичи. Панихида за панихидой служились в Московских церквях. Объявлен был день, когда Москва может прийти поклониться почившему Императору в Архангельском соборе.
Все стали готовиться к этому дню. И мы — художники хотели принять участие в народном трауре. В. М. Васнецов предложил сделать рисунок большого стяга от художников. Исполнить его взялись в Абрамцеве московские дамы. Закипело дело, и к дню прибытия тела Государя в Москву стяг был готов. Вышло красиво. По черному бархату серебром, золотом и шелками на одной стороне был вышит Спас Нерукотворный, на другой — Крест с соответствующим текстом.
Выбрана была депутация от художников во главе с В. М. Васнецовым. Был в ней я, Архипов, Васнецов Аполлинарий и еще кто-то, не помню».
22 октября тело усопшего императора перенесли вниз. Утренняя и вечерняя панихиды были отслужены в Малой Ливадийской церкви. Цесаревич Николай записал в дневнике: «Слава Богу, милая Мама́ геройски переносит свое горе…
Происходит брожение умов по вопросу о том, где устроить мою свадьбу; Мама́, некоторые другие и я находили, что всего лучше сделать ее здесь спокойно, пока еще дорогой Папа́ под крышей дома, а все дяди против этого и говорят, что мне следует жениться в Питере, после похорон. Это мне кажется совершенно неудобным».
24 октября снова были отслужены утренняя и вечерняя панихиды в Малой Ливадийской церкви. Из дневника цесаревича от 24 октября 1894 года: «День простоял серый — так же было и на душе! Утром походил с дорогой Аликс, затем писал и читал. Все не решаюсь зайти в угловую комнату, где лежит тело дорогого Папа́, — оно так изменилось после бальзамирования, что тяжело разрушать дивное впечатление, которое осталось от первого дня».
25 октября тело царя было перенесено для панихиды в Большую Ливадийскую церковь. Великий князь Георгий Александрович записал в дневнике: «Ужасно было смотреть на бедного Папа́: лицо сильно переменилось и потемнело. Несли его казаки. Когда гроб был поставлен в церковь, началась панихида».
С утра 27 октября погода наконец улучшилась, море стало спокойным.
«В 8.30 утра покинули наш дом, — писал в этот день в дневнике цесаревич, — который теперь так горестно осиротел, и поехали в церковь. Там кончилась обедня. Вынесли гроб и передали его казакам, которые, чередуясь со стрелками и гребцами с катера Его Вел[ичества], донесли его до пристани в Ялте».
Тяжело больной туберкулезом великий князь Георгий Александрович также оставил в своем дневнике горестное описание этого скорбного дня, когда император покидал Ливадию, чтобы отправиться в последний путь через всю Россию в Санкт-Петербург: «Печальное было это шествие. Кто мог предполагать, что дорогой Папа́ так уедет из Ливадии. Боже, как это тяжело. Бедная Мама́ провожала гроб пешком до самого мола; несли гроб стрелки, казаки и матросы. Народу была масса, и все это плакало. Шли больше двух часов, и после литии на молу гроб был перенесен на „Память Меркурия“, и в ½12 мы пошли в Севастополь. Грустное было это пребывание в Ливадии…»
Сестра Марии Федоровны королева Англии Александра вспоминала: «Сияло солнце, и в море отражались его лучи. Вдоль дороги стояли тысячи людей. Они плакали и, опустившись на колени, набожно крестились, провожая в последний путь своего обожаемого монарха».
День 28 октября, когда прах умершего императора увозил на север, в столицу Российского государства, императорский поезд, был днем свадьбы императора Александра Александровича и императрицы Марии Федоровны. Для нее, как свидетельствует ее письмо к матери, это было особенно тяжело. Вся жизнь с любимым супругом проходила у нее перед глазами. Сын Николай записал в своем дневнике: «День свадьбы дорогих Папа́ и Мама́! Сколько страдания для нее — ужасно! Помоги Господь».
Спустя девятнадцать лет, 19 октября (2 ноября) 1923 года императрица Мария Федоровна, пережив тяжелые испытания войны и революции, уже находясь в Дании, записала в дневнике: «Сегодня в 9½ отправилась на церковную службу. Пошла к причастию. Я сделала это именно сегодня сознательно — в этот день 20 лет назад Господь забрал к себе моего благословенного Сашу! Господи, прости мне мои несчастные грехи! Помоги мне жить дальше в христианском смирении и покорности. В церкви со мной были также лишь Ксения с детьми».
Последние царские похороны в истории России
«Как ты можешь представить, — писала Мария Федоровна матери, — отъезд из Ливадии был также очень горестным. Мы следовали за ним пешком сверху от церкви вниз к пароходу, где был отслужен еще один молебен для населения. Мы шли ужасно медленно в течение 2½ часов, так что у всех после этого сильно болели ноги…
На борту парохода его гроб был установлен в середине верхней палубы, и генерал-адъютанты и адъютанты несли вахту, в то время как священники громко читали молитву. В Севастополь мы прибыли прямо перед заходом солнца, так что было достаточно холодно, там была также отслужена панихида…
Вчера был день нашей свадьбы, который мы уже больше никогда не будем праздновать вместе, но подумай только, он думал об этом за три дня до смерти и выбрал для меня чудесный браслет, который он передал камердинеру со словами, что это подарок для меня в день свадьбы! Теперь Аликс передала мне его и — можешь представить, как это тронуло меня и вместе с тем повергло в отчаяние — уже не он дал мне его! Как быстро пролетели эти годы, и теперь, когда мое счастье ушло, я должна жить дальше, без него, который был для меня всем!!! Я не знаю, как я смогу вынести эту боль и это ужасное горе!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
