— Да, Терентий Петрович точно в прошлом году ездил в Тифлис… недельки две прогостил там… Рассказывал, как его там угощали, — сказал ничего не заметивший старик.
— Так как же теперь быть? — почесывая затылок, в раздумье сказал молодой человек. — А я думал остановиться у него.
Старик что-то хотел сказать, но, заметив недовольное движение старухи, замолчал.
— Пойдемте со мной, — вдруг сказал пастор. — Я остановился в общежитии туристов, там рядом свободная койка. — И, взяв снова с окна пачку бумаг в газете, он направился к выходу. — Идемте, идемте. Нечего раздумывать, — трогая за локоть грузина, сказал он. — Я ведь тоже с удовольствием послушаю о Тбилиси, Сагурамо и о Розочке.
При последних словах молодой грузин чуть вздрогнул, глянул в глаза смотревшему на него пастору и улыбнулся, погасив сигарету в пепельнице:
— Хорошо, к туристам так к туристам!
И они вышли из квартиры, занимаемой стариками Пашковыми.
— Куда пойдете? — пропуская вперед молодого человека, спросил пастор.
— Я думаю, к своим знакомым.
— Бросьте это! Ведь у вас здесь никаких друзей, кроме умершего Почтарева, нет.
— Слушайте, кто вы такой и о чем говорите? — вспылил молодой человек.
— В вашей работе надо быть хладнокровным. Вспыльчивость губит людей, — спокойно продолжал пастор, — а особенно если кричать на улице, останавливаться и привлекать внимание прохожих.
— Не понимаю, о чем вы говорите! — нерешительно сказал грузин.
— Понимаете. Закуривайте! — предложил пастор. — Итак, Ладо, зачем вы приехали сюда?
— Странное дело! Не разговор, а какой-то допрос, — пожал плечами грузин. — Я уже сказал, что Почтарев…
— …ваш дядя… — засмеялся Брухмиллер, — и, к сожалению, вышло очень неудачно. Ведь за час до вас я тоже назвал себя племянником покойного, и эти милые старички никак не ожидали, что у угрюмого, одинокого пенсионера могло быть столько внимательных к нему родственников.
— Как, вы тоже племянник?
— Да-а. Теперь отбросим ненужную конспирацию и, если случай свел нас вместе, начнем прямой и деловой разговор. Почему вы так стремительно появились здесь, когда Почтарева нужно было оберегать от всяких лишних посещений?
Ладо внимательно и молча слушал Брухмиллера.
— Второе. Почему вы не знали о смерти Почтарева?.. Я уже сказал вам, что волноваться и останавливаться не стоит. Так куда же мы пойдем? На улице не совсем удобно беседовать, а на Александровский мне идти нежелательно. Много света и людей, — беря под руку молодого человека, сказал пастор.
— Вы правы. Мне тут некуда идти. В этом городе я одинок.
— Не совсем. Нас уже двое. Итак, отвечайте. Купил Хомушка виноградную лозу?
— Пока нет.
— Почему? — встревоженно спросил пастор.
И Ладо почувствовал, как пальцы его собеседника дрогнули.
— Он выехал за ней на несколько дней к Розе.
— Черт побери! — пробормотал пастор. — Почтарев умер, — продолжал он, — нужных сведений о лозе я теперь не получу. Имеются ли они в Тифлисе у Хомушки?
— Конечно. Вы получите их в Тифлисе. Но это все, что я знаю об этом деле, — сказал Ладо.
Несмотря на свою молодость, Ладо был уже опытным контрабандистом, несколько раз безнаказанно переходившим границу. Он ласково улыбался пастору, отвечал на его вопросы, но, не совсем доверяя Брухмиллеру, он умолчал о провале конспиративной квартиры в Тбилиси и об аресте «Хомушки».
Случайная встреча с Брухмиллером не располагала к откровенности. Тем более, что собеседник говорил как-то вскользь, не упоминая ничего ни о себе, ни о том, кто прислал его сюда.
— Как вы думаете, не опасно ли будет мне встретиться с кем-нибудь из ваших в Тифлисе? Не следят ли за Хомушкой чекисты? — спросил пастор.
Ладо со вниманием поглядел на спутника и неожиданно засмеялся.
— Чего это вы? — спросил пастор.
— А вот чего, — сказал Ладо. — Вы только что ругали нас за плохую организацию, за неумелую работу, а ведь сами работаете в пять раз хуже.
— Чем это?
— А тем. Вот я, молодой человек, а и то понял, что вы не советский, а издалека приехавший человек.
— Да? А как вы это определили? — небрежно спросил пастор.
— Очень просто. Александровский проспект, как вы назвали его, уже лет двадцать, как называется проспектом Мира. Никто у нас работников КГБ в общежитии не именует чекистами. Сигареты, которые вы курите, не русские, а скорей американские, Тбилиси называете Тифлисом.
Пастор молчал. Ладо не без удовольствия заметил, что его слова произвели на собеседника впечатление.
— Так не судите нас строго. Вам ведь легко. Вы пробудете здесь две-три недели в безопасности как турист или иностранный парламентарий, а мы и днем и ночью начеку. Каждую секунду нам грозит арест, а вам в случае провала — высылка на родину. Верно? — закончил он.
— Верно! — помолчав, ответил пастор. — Ну, теперь зайдемте в какой-нибудь ресторанчик, поужинаем и подумаем, куда вас деть.
— Вы правда хотите предложить мне койку в общежитии?
— Нет, конечно. Это на виду и небезопасно. Я думаю, что лучше будет вам выехать отсюда. Орджоникидзе слишком близко от Тифлиса.
— Тбилиси, — поправил его, смеясь, Ладо.
— Тбилиси, — повторил пастор. — Вы, друг мой, наблюдательны и дали мне полезный урок. Знаете что? Поезжайте хотя бы в Ростов.
— Но там у меня никого нет.
— Я вас снабжу адресом. Деньги у вас есть? — спросил пастор.
— Тысячи четыре.
— Пока хватит. Я скажу Розочке, чтобы вас не оставили без них. Кстати, Ладо — это ваше настоящее имя?
— Настоящее. Фамилия, конечно, другая.
— Очень хорошо. А теперь поужинаем, и часов в одиннадцать отправляйтесь на вокзал.
Оба собеседника рассмеялись и вошли в один из погребков-духанчиков, расположенных на углу улицы.
— Знаешь, Антоша, странные какие-то гости были у нас, — убирая посуду, сказала Дарья Савельевна.
— Чем же это странные, Даша? Я чего-то не приметил за ними странного, — сказал старик, поднимая глаза на жену.
— Вот ты не приметил, а я так чую, что неспроста заходили они к нам.
— И-и, старуха, сказала тоже! Прямо смешно даже… «Неспроста»! Да что у нас с тобою, мильоны какие или важные дела имеются? Ведь сказано было еще днем: «Племянник покойного Терентия Петровича. Зайду за бумагами вечером». Ну, и зашел.
— «Племянник»! — передразнила Дарья Савельевна. — Ну хорошо, племянник, а второй-то кто? Тоже племянник?
— И второй тоже, — не совсем уверенно, сбитый с толку тоном жены, сказал старик.
— «Тоже»! А почему они друг друга не знают, если родственники? Почему не знали, что дядька их помер?
