Между тем страхи по поводу тяжелого испытания, ожидающего Генри на новом месте, оказались совершенно напрасными. В первый день сын легко и непринужденно вошел в кабинет, отведенный для седьмого класса. Встретили его вполне приветливо и даже не стали задавать вопросов, с чего вдруг житель Нью-Йорка посреди учебного года перебрался в провинциальный Коннектикут. А к концу первого дня у Генри появился даже не один, а целых два друга. Началось знакомство с того, что мальчики спросили, чем увлекается Генри, а узнав, что он любит аниме, очень обрадовались.
– «Аниме»? В смысле, мультики? – нахмурилась Грейс. Обо всем этом сын рассказал, когда они ужинали в «Смиттис», пиццерии в Лейквилле.
– Аниме – это японская анимация. Например, «Унесенные призраками»…
– А-а, – произнесла Грейс, хотя все, что сказал Генри, было для нее полной абракадаброй.
– Слышала про Миядзаки?
– Нет, этот мультфильм тоже не знаю.
– Миядзаки – режиссер «Унесенных призраками». В Японии он как Уолт Дисней, только намного круче. Представляешь, у Дэнни есть DVD с оригинальной версией «Небесного замка Лапута». В субботу приглашал меня посмотреть. Можно? Ты ведь не против?
– Нет, конечно, – изобразила энтузиазм Грейс, хотя для нее было серьезным испытанием отпустить от себя Генри в выходной день. – Как, ты сказал, называется мультфильм? «Небесный замок Ла… Лу…»?
Вообще-то про этот мультфильм Грейс слышала, но считала его детским и не представляла, что интересного могут найти в нем мальчики предподросткового возраста. Впрочем, какая разница?
– Лапута. Сюжет вроде как основан на «Путешествиях Гулливера» Джонатана Свифта, а еще на индуистской легенде, но действие вроде как происходит в Уэльсе. У Миядзаки вообще много этих «вроде как».
Генри посмеялся над собственной шуткой – если это, конечно, была шутка. От этого разговора Грейс уже пребывала в состоянии глубокой озадаченности.
– У Дэнни есть японская версия с английскими субтитрами, а оригинал всегда лучше, правда?
– Да. Наверное, – кивнула Грейс. – Значит, аниме… И давно ты увлекся японской анимацией? Ты про нее раньше ни разу не упоминал.
– В прошлом году папа водил в кино на «Ходячий замок», – совершенно спокойно и невозмутимо ответил Генри.
– A-а, – кивнула Грейс, изо всех сил изображая жизнерадостность. – Понятно.
И поспешно сменила тему.
На следующий день Генри снова отправился в школу, а Грейс – в кровать.
Еще одной неожиданностью оказалось, какая сильная в школе программа. По социологии проходили результаты полевых исследований, собранные Маргарет Мид на Самоа[49]. По истории достаточно углубленно изучали Гражданскую войну[50], причем с использованием оригинальных источников. В список по литературе до конца года входили большинство стандартных и ожидаемых пунктов – «Алая буква», «Убить пересмешника», «О мышах и людях». Неканонические альтернативы, в изобилии предлагавшиеся вниманию учащихся в частных школах Нью-Йорка, отсутствовали. С недавних пор подобную литературу начали включать в программу в превеликом множестве, чтобы подчеркнуть свою политкорректность. А программа по математике, как выяснилось, и вовсе опережала реардонскую. Грейс рада была узнать, что не успел Генри начать ходить в школу, как уже стал готовиться к контрольной по французскому и писать сочинение, в котором требовалось проанализировать характер Джема Финча[51]. Причем сдать это сочинение предстояло уже в следующую пятницу.
А еще Генри хотел поучаствовать в отборе новых игроков для школьной бейсбольной команды.
– А как же скрипка? – спросила Грейс.
В первый раз они затронули эту тему.
– В школе есть оркестр, группа и хор.
Грейс вздохнула. Конечно, класс, в котором группа неумелых скрипачей безо всякого энтузиазма кое-как пиликает музыку из фильма «Форрест Гамп», – это отнюдь не то же самое, что пыльные комнаты Виталия Розенбаума, но пока сойдет…
– Думаю, тебе надо записаться в оркестр. Договорились?
Генри уныло кивнул. По крайней мере, на этом обсуждение трудной темы завершилось – пока.
Грейс по-прежнему продолжала сама отвозить Генри в школу утром и забирать днем. Как ни странно, сын не возражал, хотя не мог не заметить, как его одноклассники перед началом уроков толпой вываливаются из желтого автобуса, а когда занятия заканчиваются, такой же толпой забираются в это транспортное средство. Может быть, Генри отчасти догадывается, как важны для Грейс эти ежедневные поездки, как они помогают ей держать себя в руках. Так ее лежание под одеялом становилось четко ограничено.
Позже Грейс нарочно заглянула в календарь, чтобы проверить, как долго у нее продолжался этот период. Но однажды утром в конце января, как обычно отвезя Генри в школу, она вдруг повернула не на юг, к озеру, домику, кровати и часам, а на север, в сторону Фоллс-Виллидж и библиотеки. Там, сидя в строгом кресле с высокой спинкой, Грейс в окружении портретов девятнадцатого века и натюрмортов в резных рамах читала газету «Беркшир рекорд». Новости были одна интересней другой – результаты матчей местных команд и глубокие аналитические статьи на тему зонирования окрестных земель.
Иногда Грейс встречала в библиотеке Лео Холланда, а однажды утром в конце января отправилась выпить с ним чашечку кофе в кафе «Той Мэйкерс». По Главной улице идти до кафе было недалеко. Из незнакомца Лео успел превратиться в хорошего знакомого. Теперь он больше не был для Грейс соседским пареньком, которого она помнила только по шумным забавам на озере, которые так выводили из себя маму. С тех пор как они встретились у почтового ящика, Лео пару раз заходил к Грейс. В первый раз принес большой пластиковый пищевой контейнер с блюдом, которое назвал «куриным рагу». То ли Лео не любил красоваться, то ли не хотел, чтобы Грейс решила, будто он красуется, но одно она знала точно – Лео приготовил вовсе не рагу, а самого настоящего петуха в вине. Во второй раз сосед явился с буханкой пшеничного хлеба «Анадама», который испек сам, дома. Оба подношения, по утверждению Лео, было остатками от ужинов, которые он раз в пару недель устраивает для своей «группы». Про группу сосед упомянул таким небрежным тоном, что Грейс оставалось только гадать, что он имел в виду. Группу студентов? Ученых? Терапевтическую группу? Кружок по вязанию, международную неправительственную организацию «Эмнести интернэшнл»? Оставалось только гадать. Подробного ответа Лео дать не соизволил. Однако Грейс одолело любопытство, и когда Лео снова упомянул свою «группу» за посиделками в кафе, решила уточнить, о какой конкретно группе речь.
– О музыкальной. Как видите, я выражался в самом прямом смысле, – ответил Лео. – Хотя настоящей группой нас не назовешь. Все мы – просто ботаники средних лет, в свободное время балующиеся игрой на струнных. Понимаю, обычно свои группы организуют подростки, а потом играют в родительских подвалах. Впрочем, наш второй скрипач как раз подросток. Сын моей хорошей подруги Лирики. Сама Лирика играет на мандолине.
– Лирика? – повторила Грейс. – Подходящее имя для музыкантши.
– Что ж поделаешь? Родители – хиппи, – развел руками Лео. – Но вообще-то имя Лирика ей подходит. Преподает музыку в колледже Бард, учит студентов искусству игры на мандолине. Я тоже там преподаю. Впрочем, об этом, кажется, уже говорил…
– Вообще-то нет. – Грейс принялась размешивать сахар в капучино. – Вы сказали только, что у вас академический отпуск. А где конкретно преподаете, не упомянули.
– Что ж, теперь вы знаете. В Барде. Отличное место для работы, но в плане академических отпусков ситуация обстоит хуже – спокойно трудиться не дают. – Лео рассмеялся.
В углу маленького кафе стоял большой деревянный стол, за которым сидел какой-то родительский комитет, как водится полностью состоявший из мамаш. Грейс невольно вспомнила о комитете, в котором участвовала сама, – кстати, и собирались они за очень похожим деревянным столом. Женщины деловито переговаривались, держа перед собой желтые блокноты. С другой стороны лежала стопка книг о мотоциклах, а сверху, как ни удивительно, фотография Лайзы Миннелли с автографом. На вид снимку было лет двадцать, не меньше.
– Отсюда до Барда меньше часа езды, зато звонить перестали. Иначе и сотой доли сделать не удалось бы. А что касается группы, то вместе мы играем уже больше пяти лет. Участники, конечно, не обрадовались, узнав, что теперь придется ехать ко мне в такую глушь. Но после первого раза втянулись. Кажется, даже понравилось. Тут есть один большой плюс – нет соседей, которым мы можем помешать. Вернее, почти нет, – исправился Лео. – Бывает, весь вечер играем. А иногда и по ночам, если Рори на следующий день не надо на лекции. Рори – наш второй скрипач. Ну и конечно, устраиваем роскошные пиры.
– Спасибо, что делитесь с соседями, – добродушно произнесла Грейс.
