Проснулся Вотша оттого, что в его закрытые веки ударил солнечный свет. Открыв глаза и немного приподнявшись, он огляделся и увидел, что лодка быстро скользит по утренней реке, подгоняемая ударами четырех пар весел. Солнце только-только поднялось над горизонтом, и солнечные блики играли на водной глади, подернутой легкой рябью, а белые птицы с узкими длинными крыльями носились над водой, охотясь за мелкой рыбешкой. Окинув быстрым взглядом проплывающие мимо берега и убедившись, что город остался далеко позади, Вотша перевел взгляд на лодку. Вся она была буквально завалена всевозможными тюками, ящиками, мешками. Свободными от товара оставались только четыре скамейки, на которых разместились восемь гребцов, орудовавших длинными веслами, и довольно широкий настил на приподнятой корме. На этом настиле, в крепком и достаточно удобном деревянном кресле, расположился здоровенный бородатый изверг в золотисто-желтой рубахе, поверх которой красовалась темно-синяя, расшитая серебристой нитью безрукавка, и в ярко-красных умопомрачительно широких штанах, заправленных в короткие коричневые сапоги. На густых иссиня-черных кудрях изверга непонятно как держалась широкополая соломенная шляпа с помятой и запачканной чем-то бурым тульей. Под мышкой этот живописный изверг держал рукоять рулевого весла, а рядом с ним, прямо на настиле, сидел, поджав ноги, еще один изверг – худой морщинистый старик, одетый в сильно потрепанную холщовую рубаху и такие же штаны. Старик размеренно отсчитывал громким голосом:
– И… раз! И… два! И… раз! И… два!
В такт этому счету поднимались и опускались весла лодки, мощно толкавшие ее вперед, в перегон быстро текущей воде!
Вотша понял, что красочно одетый изверг – главный на лодке и, судя по его одежде, родом он был с Юга. Теперь Вотше предстояло каким-то образом уговорить его взять неожиданного пассажира. Впрочем, от мысли остаться на лодке пассажиром он быстро отказался – вряд ли этого состоятельного обменщика соблазнят «сокровища», имевшиеся у него, беглого изверга. Значит, следовало найти другой способ остаться на лодке… Вот только какой?!
Так ничего и не придумав, Вотша выбрался из-под прикрывавшего его тюка, встал на узкий дощатый настил, уложенный вдоль всей лодки, и направился к корме.
Чем ближе подходил Вотша к кормовому настилу, тем больше становились глаза у хозяина лодки, он даже попытался привстать со своего кресла, но забытое под мышкой рулевое весло помешало ему это сделать. А вот сидевший рядом с ним старик продолжал свой счет, совершенно не обращая внимания на неизвестно откуда взявшегося «пассажира». Взойдя на кормовой настил, Вотша остановился чуть сбоку от кресла хозяина лодки, поклонился и с извиняющейся улыбкой поздоровался:
– С добрым утром, господин. Пусть охота твоя будет удачной, а добыча обильной…
– Какая добыча?! – неожиданно возмутился разодетый изверг. – О чем ты говоришь, слушай?! Скажи лучше, откуда ты взялся на моей лодке?!
– Прежде чем ответить на твой вопрос, господин, – почтительно проговорил Вотша, – скажи мне, где я нахожусь?
– Как где ты находишься?! – снова возмутился изверг. – Ты что, не видишь – ты на моей лодке! А вот откуда ты здесь взялся, ты мне расскажешь сам, клянусь передником Матери всего сущего!
– Я вижу, господин, что нахожусь на лодке, и догадываюсь, что это лодка твоя, – с прежним смирением продолжил Вотша. – Но что это за река, по которой плывет твоя лодка и куда она катит свои светлые воды?!
Изверг наклонил голову набок, и на его губах появилась хитрая улыбка:
– Слушай, судя по твоему разговору, ты вполне разумен и можешь отдавать отчет в своих поступках! Как же получилось, что ты не знаешь, по какой реке плывет моя лодка?!
– Хорошо, господин, я расскажу тебе свою историю, а ты уж сам суди, насколько она… необычна. – Вотша сделал многозначительную паузу, но изверг не задал ему какого-либо вопроса, и потому он продолжил: – Родом я с Севера, из земель северных лис. На Запад попал со своим дядей, мелким обменщиком, а взял он меня с собой, потому что я говорю на западных наречиях и хорошо знаю счет…
– Ты знаешь счет?! – удивился изверг.
– Да, господин, – со сдержанным достоинством подтвердил Вотша. – И говорю на многих наречиях Запада, Севера и… Юга.
Последняя фраза была сказана им без всякого нажима, и все-таки это был маленький «крючочек», за который изверг «зацепился».
– На Юге очень много наречий. Вряд ли ты знаешь их все!
– Я и не говорю, что знаю все, господин, я говорю, что знаю… многие.
– Да?.. – в голосе изверга ощущалось серьезное недоверие, и вдруг он перешел на наречие южных сайгов: – И что же я сейчас говорю?!
– Ты спросил меня, господин, что ты сейчас говоришь? – быстро ответил Вотша, так же переходя на говор южных сайгов.
Черная кустистая бровь изверга изумленно взметнулась кверху, но он не хотел сдаваться.
– Наречие южных антилоп очень распространено, – проговорил он на языке южных ирбисов, который Вотша знал, пожалуй, лучше всех других языков. – Зато говор южных ирбисов и редок, и сложен!
Вотша немедленно почувствовал, что говор южных ирбисов является для хозяина лодки родным, и холодок тревоги пробежал по его спине, но он не показал виду, что встревожился. Пожав плечами, он продолжил разговор на языке южных антилоп:
– Ты прав, господин, этого наречия я не знаю, хотя что-то знакомое для меня в нем звучит. Мне кажется, если ты немножко мне поможешь, я быстро освою этот язык.
Однако заняться обучением неизвестного ему молодого изверга хозяин лодки явно не желал. Вместо этого он снова перешел на язык западных вепрей, на котором и начался разговор, потребовав:
– Нет, ты сначала закончи свой рассказ!
– Как прикажет господин, – склонился в поклоне Вотша. – Так вот. Приехали мы с дядей в вольный город Ласт, и там, на рынке, я познакомился с красавицей. Ее отец, богатый обменщик с Востока, приехал в Ласт по своим делам и привез с собой дочь. Эта девушка запала мне в сердце, и, смею надеяться, я тоже был ей не противен, но ее отец решил, что я слишком беден, чтобы стать мужем его дочери!..
Вотша замолчал, словно горло его перехватило нахлынувшим горем, а затем, с удовольствием подметив неодобрительный огонек, вспыхнувший в глазах хозяина лодки, продолжил:
– Он запретил ей встречаться со мной, но мы продолжали видеться тайно… И вот дня два-три назад, прости, господин, но я не могу сказать более точно, поздно вечером, когда я шел на очередную встречу с моей красавицей, на меня напали несколько человек, связали, сунули в мешок и увезли!.. С тех пор небо я видел только однажды – меня вытащили из мешка незнакомые люди, накормили, напоили и… сразу после этого я заснул, видимо, мне что-то подмешали в пищу. А проснулся я только что, на носу твоей лодки! Прошу меня простить, господин, ведь я не сам забрался сюда, я не вор и не беглец, я просто несчастный влюбленный!..
С минуту длилось молчание, во время которого хозяин лодки пристально рассматривал Вотшу, после чего он заговорил суровым, осуждающим тоном:
– Во всех несчастьях, что случились с тобой, ты должен винить только себя! Это ж надо удумать – пойти против воли отца!!! Да если бы моя дочь выкинула такую штуку, да я бы!.. – Тут изверг, буквально задохнувшись от возмущения, замолчал, чем немедленно воспользовался Вотша:
– Да, господин, да! Ты, конечно же, прав! Я и сам это понял, когда трясся на спине лошади связанный и в мешке! И моя кара ничтожна по сравнению с моим проступком! Но то, что со мной случилось, послужит мне хорошим уроком на всю мою оставшуюся жизнь!.. – Тут Вотша пригорюнился и добавил со слезой в голосе: – Хотя жить мне осталось не так уж много.
– Почему? – удивился изверг. – Ты достаточно молод, чтобы прожить еще несколько десятков лет.
«Видимо, он не слишком близко принял к сердцу мою историю», – с удовлетворением подумал Вотша, а вслух, опустив голову, произнес:
– Если ты, господин, выкинешь меня из своей лодки, как я того заслуживаю, моя жизнь закончена! Я слишком плохо плаваю, чтобы добраться до берега. Видимо, те, кто меня похитил, на это и рассчитывали – не желая отвечать перед Матерью всего сущего за мою жизнь, они тайно подбросили меня на лодку, чтобы хозяин этой лодки умертвил меня, ведь закон и обычай позволяют тебе это сделать!
