Господи, сколько боли, подумал Пол. Даже здесь, среди Богов. И вдруг услышал, как Брендель говорит, горько и непримиримо:
— Он убил Ра-Термаина в Андарьене! Неужели ты хочешь, чтобы мы его пожалели?
— Он мой сын, — просто сказал Кернан.
Пол вздрогнул. Ах, сколько вокруг тьмы! Непроницаемой тьмы, и нет тех воронов, которые способны были бы указать ему путь! И он сказал Кернану, все еще неуверенный, все еще опасаясь:
— Нам очень нужна твоя помощь, повелитель лесов! Твой мудрый совет и твое божественное могущество. Этот ребенок уже почти вошел в полную силу, и она имеет красный цвет. Мы все, совершая свой выбор, должны стремиться к Свету, но ему, как мне кажется, сделать этот выбор труднее, чем любому из нас. А ведь он пока всего лишь дитя… — Он помолчал и договорил: — И он сын Ракота, Кернан!
Воцарилось долгое молчание.
— Но тогда почему? — прошептал наконец ошеломленный бог. — Почему ему позволили жить?
Пол услышал знакомый встревоженный шепот деревьев, окружавших священную поляну, и сказал:
— Чтобы он мог сам сделать свой выбор. Самый важный для всех миров Вселенной. Но это слишком трудно — ведь он еще ребенок. Его сила пробудилась слишком рано, Кернан! — Он слышал рядом напряженное дыхание Бренделя.
— Но ведь и управлять им можно, только пока он еще ребенок, — сказал Кернан как-то не слишком уверенно.
Пол покачал головой:
— Им нельзя управлять. И так будет всегда. О, великий Кернан, этот ребенок — настоящее поле брани! Однако сам он должен сперва достаточно повзрослеть, чтобы понять это! — И он почувствовал, что слова эти весьма уместны и прозвучали именно так, как надо. Грома после них не последовало, но странная, неприятная дрожь пробежала по всему его телу. И Пол задал свой главный вопрос: — Скажи, Кернан: ты мог бы воспитать его, пока он не станет взрослым?
И Кернан, покровитель зверей, поднял свою величественную голову, и впервые что-то в его облике напугало Пола. Рогатый Бог собирался уже что-то ему ответить, как вдруг…
Они так никогда и не узнали, что же собирался сказать им Кернан.
На дальнем конце поляны что-то вспыхнуло ярким, почти слепящим светом, и насыщенный древним могуществом воздух, казалось, задрожал.
— Великий Ткач! — воскликнул Брендель.
— Нет, никакой это не Ткач! — заявил Дариен.
И вышел на середину поляны. И предстал перед ними уже не ребенком, не мальчиком лет семи, но прекрасным светловолосым юношей лет пятнадцати. Он был совершенно наг, как и Кернан, но пока еще не настолько высок — примерно того же роста, что и Финн, ошеломленно отметил Пол.
— Дари… — начал было он, однако это детское имя больше ему не годилось. Не звучало оно в применении к этому золотоволосому красавцу, стоявшему посреди священной поляны! Пол попытался начать снова: — Дариен, я ведь для того и привел тебя сюда, чтобы ты показал, что еще ты умеешь делать. Но скажи, неужели ты все это сотворил сам? Один?
Смех был ему ответом; и мрачные предчувствия сменились у него в душе ужасом.
— Ты кое о чем забыл! — насмешливо сказал Дариен. — Вы все об этом забыли! И забыть вас заставила всего лишь какая-то зима. Вспомните: мы ведь находимся в священной дубовой роще накануне Майдаладана! Уже одно только это дает мне такую силу, что никакой рогатый Бог не нужен.
— Но войти в силу это одно, — возразил Пол так ровно и спокойно, что сам удивился. Он не сводил глаз с лица Дариена, на котором так и сверкали его прекрасные глаза, по-прежнему остававшиеся ярко-синими. — А достигнуть истинной зрелости — совсем другое. Теперь ты достаточно взрослый, чтобы понять, почему это так. И тебе предстоит сделать определенный выбор…
— Так, может, мне спросить У СВОЕГО ОТЦА, что мне делать дальше? — разгневанно выкрикнул Дариен и взмахнул рукой. Все деревья по периметру поляны тут же вспыхнули, как факелы. Вокруг священного дерева пылало настоящее огненное кольцо, и красные языки пламени были того же цвета, что и глаза андаина.
Пол отшатнулся от него и отступил назад, чувствуя жар огня гораздо сильнее, чем только что чувствовал зимний холод. Он слышал рассерженно-испуганный крик Кернана, но сделать что-либо лесной Бог не успел: на середину поляны вышел Брендель.
— Так нельзя, — сказал он Дариену. — Потуши, пожалуйста, этот огонь и выслушай меня. А потом, если хочешь, можешь уходить. — И, хотя слова эти были строги, в голосе альва все равно звучала музыка — точно где-то далеко, в вышине, звонили колокола Света. — Послушай меня, — тихо сказал Брендель, — всего лишь раз послушай! — И Дариен снова повел рукой, и огонь тут же умер.
Оказалось, что деревья совершенно целы. Иллюзия, догадался Пол. Так это была иллюзия! Тело его, впрочем, еще помнило тот иссушающий жар, а в глубине души — где таилась его собственная, но совсем иная, чем у Дариена, сила — он ощущал сейчас лишь полную беспомощность.
Светясь, точно некое неземное существо, Брендель стоял лицом к лицу с сыном Ракота. И голос его звучал спокойно.
— Ты слышал, как мы назвали имя твоего отца, — сказал он, — но ты не знаешь имени своей матери, а ведь у тебя ее золотые волосы и ее прекрасные руки. Больше того: глаза у твоего отца красные, у матери — зеленые, а у тебя самого голубые глаза, Дариен! Ты не связан с их судьбами; у тебя будет своя собственная судьба. Но ни одно живое существо никогда не имело столь чистой возможности выбора между Светом и Тьмой, вступая на свой жизненный путь.
— Это верно, — послышался из-за деревьев голос Кернана.
Пол не мог видеть глаз Бренделя — тот стоял к нему спиной, — но глаза Дариена снова стали ярко-синими, и он, золотоволосый, был удивительно прекрасен в эти минуты. Уже не дитя, но еще и не взрослый мужчина, еще безбородый, с открытым мальчишеским лицом, еще не сознающий до конца, какое в нем таится огромное, невероятное могущество!
— Если этот выбор действительно так ясен, — сказал Дариен, — то разве не должен я выслушать и мнение своего отца, а не только ваше? Чтобы все было по-честному? — И он засмеялся — видимо, заметив что-то в лице Бренделя.
— Дариен, — спокойно вмешался Пол, — вспомни о тех, кто так любил тебя. Вспомни, что говорил тебе Финн о выборе своей судьбы!
Он сказал это совершенно наобум. Ибо понятия не имел, говорил ли Финн на эту тему вообще хоть что-то.
Да, это была настоящая авантюра, и он, похоже, проиграл.
— Финн ушел от меня, — сказал Дариен, и по лицу его пробежала судорога душевной боли. — УШЕЛ! — И голос его прозвучал совсем по-детски, обиженно. Он взмахнул изящной рукой с тонкими длинными пальцами — в точности материнской — и исчез.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
