Появлялись новые социальные нормы.
Мир казался Давиду похожим на тесный ресторанчик. Да, ты мог невольно слышать, что говорит своей жене мужчина за соседним столиком. Но это считалось невежливым: если ты злоупотреблял подслушиванием чужих разговоров, от тебя могли отвернуться. И в конце концов, многие люди просто обожали места, где собиралось много народа, где царили шум, волнение. Чувство принадлежности к толпе могло преодолеть всякое желание сберечь право на частную жизнь.
На глазах у Давида девушка отстранилась, улыбнулась своему любовнику и скользнула вдоль его тела вниз.
Давид с пылающим от стыда лицом отвернулся.
Любовные игры этой парочки отдавали неловкостью, неопытностью, излишней пылкостью. Он и она были очень молоды, но их телам недоставало привлекательности. И то, чем они занимались, не было ни искусством, ни порнографией. Это была просто человеческая жизнь в ее неуклюжей животной красоте. Давид попытался представить, каково ему, этому парню, начисто лишенному запретов, наслаждаться у всех на глазах силой своего тела и тела своей возлюбленной.
Хетер ничего этого не видела. Она шла рядом с Давидом, ее глаза сверкали. Она все еще была погружена в далекое прошлое – и пожалуй, пора было к ней присоединиться. С чувством облегчения Давид перемолвился несколькими словами с «Поисковиком», а потом достал из кармана обруч «Ока разума» и ускользнул в иное время.
… Он вошел в свет дня. Но на этой многолюдной улице, застроенной большими, громоздкими многоэтажными жилыми домами, царил полумрак. В условиях особой топографии этой местности – из-за знаменитых Семи холмов – римляне вынуждены были строить высокие дома.
Во многом город создавал удивительное ощущение современности. Но конечно, это был не двадцать первый век: перед Давидом представала живая и яркая столица солнечным летним днем всего лишь через пять лет после жестокой смерти Иисуса Христа. Естественно, тут не было автомобилей и только изредка попадались повозки, запряженные лошадьми.
Наиболее часто знатные горожане перемещались по городу на носилках, которые несли рабы. И тем не менее народа на улицах было столько, что даже пешеходы передвигались жутко медленно.
Давида и Хетер окружали люди, принадлежащие к самым разным слоям населения, – горожане, воины, нищие, рабы. И Давид, и его спутница ростом были намного выше большинства древних римлян, и, кроме того, они не ступали по мостовой древнего города, а парили над ней в нескольких сантиметрах. У нищих и рабов вид был неважный. Некоторые явно сильно страдали от недоедания и болезней. Сгрудившись около общественных фонтанов, они напоминали стаи крыс. Но многие горожане – некоторые из них в ослепительно белых тогах с золотой каймой, баловни Империи, непрерывно расширяющей свои владения на протяжении многих лет, – были такого же высокого роста, как Давид, и столь же упитанны. Окажись они (в соответствующей одежде, разумеется) на улице города в двадцать первом веке, никто бы не обратил на них особого внимания.
Давид никак не мог свыкнуться с тем, что огромные толпы народа просто-напросто проходили сквозь него. Для римлян, погруженных в свои заботы, он был не более чем бестелесным призраком. А ему так хотелось присутствовать здесь, играть какую-то роль.
Наконец они вышли на более открытое пространство. Это был Римский Форум – искусно вымощенная прямоугольная площадь, окруженная красивыми двухэтажными зданиями, по фасаду которых стояли стройные мраморные колонны. Более высокие и мощные триумфальные колонны, увенчанные статуями с венками из золотых лавровых листьев, гордо возвышались посреди площади, а дальше, за скоплением типично римских красно-черепичных покатых крыш, Давид разглядел плавный изгиб стены Колизея.
В одном из углов Форума он заметил группу богато одетых горожан. Видимо, это были римские сенаторы. Они вели жаркий спор, черкали что-то на дощечках и не замечали красоты и великолепия, окружавших их. Они служили доказательством того, что этот город не музей, а действующая столица огромной, сложной и хорошо управляемой империи (нечто вроде современного Вашингтона). Удивляла именно обыденность окружения – в отличие от Рима времен до внедрения червокамеры с его аккуратными, чистенькими, отреставрированными музеями, от Рима, предстающего на киноэкранах и в книгах.
Но этому имперскому городу, уже и теперь древнему, жить оставалось всего несколько столетий. Рухнут величественные акведуки, высохнут общественные фонтаны, и еще тысячу лет потом римляне будут носить воду из Тибра вручную.
Кто-то прикоснулся к плечу Давида.
Давид резко обернулся. Перед ним стоял мужчина в скучном угольно-сером костюме с галстуком. Он выглядел совершенно не к месту здесь. Его светлые волосы были коротко острижены, в руке он держал удостоверение и точно так же, как Давид и Хетер, парил в нескольких сантиметрах над мостовой имперского Рима.
Это был специальный агент ФБР Майкл Мейвенс.
– Вы, – процедил сквозь зубы Давид. – Что вам нужно от нас? Вам не кажется, что вы принесли уже достаточно горя моей семье, агент?
– Я вовсе не хотел никому принести горе, сэр.
– А теперь…
– А теперь мне нужна ваша помощь.
Сдержав вздох, Давид поднял руки к обручу «Ока разума». Связь передающего устройства с корой его головного мозга нарушилась, и он ощутил легкое покалывание на коже.
Неожиданно его окутала жаркая римская ночь.
Римский Форум стал меньше. На мостовой валялись крупные обломки мрамора, побуревшие на сколах, трескающиеся в дурном воздухе города. Из величественных древних сооружений уцелела лишь горстка колонн и поперечин, они торчали из земли, будто обнажившиеся кости. В расселинах между плитами мостовой росла чахлая, болезненная городская трава.
Странно, но и среди кричащей толпы туристов двадцать первого века Мейвенс в своем сером костюме смотрелся так, словно здесь ему было не место.
Майкл Мейвенс отвернулся и смотрел на Хетер. А ее широко раскрытые глаза играли жемчужным переливом – такую картину могли создавать только миниатюрные генераторы питания червокамеры, установленные в виде имплантатов на сетчатке глаз. Давид взял Хетер за руку. Она ответила ему легким рукопожатием.
Мейвенс встретился взглядом с Давидом и понимающе кивнул, но не отступился.
– Нам надо поговорить, – настойчиво сказал он. – Это важно, сэр.
– О моем брате?
– Да.
– Хорошо. Пойдемте с нами в гостиницу. Это не так далеко.
– С удовольствием.
Давид пошел между руин Форума, заботливо обводя Хетер вокруг обломков. Хетер поворачивала голову, будто видеокамеру на штативе. Она все еще была погружена в великолепие и славу давно умершего города, и в ее глазах поблескивали искажения пространства-времени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
