сердечный монитор. Ее голос был мягким, когда она заговорила, словно она пыталась сдержать свои эмоции.
— У нее приступ! — крикнул кто-то.
Со стороны мы с Гасом наблюдали, как ее хрупкое тело начало биться в конвульсиях. Изгибы, с которыми я успел познакомиться, теперь исчезли с ее тела, и все, что осталось, — это кожа да кости. Выглядело так, словно она не ела целую неделю своего исчезновения; ее скулы и ключицы заметно выступали вперед. Команда врачей перевернула Брейлин на бок, и Кеннеди придерживала ее голову на месте, пока приступ не прошел.
— Давай, Брей, — сказала Кеннеди, проводя рукой по грязным светлым волосам Брейлин. Гас расхаживал позади, в тревоге заложив руки за голову.
— Кеннеди, тебе нужно отойти от пациента.
Глаза Кеннеди наполнились слезами, и она покачала головой, не в силах отстраниться.
— Доктор Мерфи, Вы эмоционально привязаны к пациенту. Вам нужно отойти в сторону и позволить нам делать нашу работу.
Кеннеди проигнорировала его. У Брейлин наконец прекратились судороги, поэтому они снова начали подключать к ее телу мониторы и капельницы.
— Доктор Кеннеди Мерфи, как лечащий врач, я приказываю Вам отойти от пациента.
Ее руки медленно оторвались от Брейлин.
Все врачи кричали друг на друга, а я стоял, застыв на месте, наблюдая за тем, что казалось сценой из телешоу «Скорая помощь». Пара медсестер вывели нас троих из палаты. Мы наблюдали через закрытую стеклянную дверь, как врачи приступили к работе.
— Я сообщу последние новости, как только что-нибудь узнаю! — крикнула медсестра, бросаясь обратно в палату.
— У нее аллергия на пенициллин! — крикнула Кеннеди, прежде чем развернуться и направиться в зону ожидания. Гас последовал за ней, но я не мог пошевелиться. Через защитное стекло мог видеть, как врачи снуют вокруг нее, и слышать на мониторе ее сердцебиение. Она все еще была жива и дышала.
— Пойдем, приятель. — Гас похлопал меня по плечу, призывая следовать за ним. Когда я не пошевелился, он схватил меня за плечо. — Пусть делают свою работу. Они скажут нам, когда что-нибудь узнают.
Кеннеди сидела в сером кожаном кресле, положив локти на колени и подперев голову руками. Она тихо всхлипывала, когда плакала.
Гас сел рядом с ней, поглаживая ее по спине.
— С ней все будет в порядке, — пробормотал он. Я хотел ему поверить, действительно хотел, но не мог. Боль внизу живота говорила об обратном. Я знал, как она выглядела, когда нашел ее, и какой неописуемый страх я испытал, когда держал в своих объятиях. Я не знал, придет ли она когда-нибудь в норму.
— Нам нужно позвонить в полицию. — Кеннеди наконец заговорила, вытирая слезы с глаз.
— Мы не знаем, что произошло, — ответил Гас.
Я перестал расхаживать перед ними; их слова подогрели внезапную ярость внутри.
— Что значит «мы не знаем, что произошло»? — Я проговорил это сквозь зубы. — Я же сказал вам, обоим. Я пришел к тебе и сказал, что что-то не так, что что-то кажется неправильным.
— Хаас. — Гас встал.
— Нет, к черту это. Я нашел ее. Никому из вас не было дела до того, где она была!
— Не смей, черт возьми — Кеннеди встала, ее нос и щеки покраснели от слез. — Она моя гребаная подруга, моя гребаная соседка по комнате, и мы поссорились из-за тебя. Вот почему я не понимала, что, черт возьми, происходит. Я точно знаю, кто ты такой, придурок! Ты известен тем, что трахаешь женщин и бросаешь их. Ты думаешь, я не знаю твоей истории? Брейлин, возможно, и не знает, что ты эгоцентричный бабник, но я знаю. И я поссорилась с ней из-за тебя! Так что, черт возьми, не кидайся этим мне в лицо сейчас, потому что я пыталась защитить ее!
Люди вокруг нас в зале ожидания притихли. Гас попросил Кеннеди понизить голос, но это не имело значения; девушка была в ярости, и она была права. Я был таким человеком до того, как встретил Брейлин. Она изменила меня.
— Ты хочешь войти сейчас, — продолжила она, — и спасти этот гребаный день. Здорово. Сделай это. Я всегда буду благодарна тебе за то, что ты нашел ее, но не пытайся обвинять нас. Мы даже понятия не имели, что она пропала. — Гас положил руки ей на плечи, поворачивая ее к себе и притягивая ближе. Она обняла его и зарыдала у него на груди.
Я не мог злиться на нее, но нужно было куда-то направить свой гнев. Я вышел из комнаты ожидания и позвонил Мелиссе, попросив ее принести мне свежую одежду, чтобы переодеться. Когда я вернулся, Гас сообщил, что Кеннеди пыталась дозвониться до Лорен, но не смогла с ней связаться. Не имея выбора, она оставила сообщение. Мы ждали часами, сменяясь, расхаживая по маленькой комнате ожидания. Ужасный кофе-автомат был нашим единственным спасением.
— Она стабильна, — крикнул врач. Мы все встали и направились к нему. — Я не могу дать вам никакой дополнительной информации, но с ней все будет в порядке.
— Мы можем ее увидеть? — спросил Гас.
— Да, они переводят ее наверх, в палату. Она все еще без сознания, но скоро должна очнуться.
— Что это было? — спросила Кеннеди.
— Кеннеди, я не могу обсуждать это с тобой.
— Но я ее подруга и соседка по комнате.
— Ты знаешь, что я не могу обсуждать ее медицинскую информацию. Ты не ее ближайший родственник. Просто знай, что с ней все будет в порядке, и она скоро очнется.
***
Мы поднялись в ее палату и продолжали расхаживать там, желая, чтобы Брейлин очнулась. Подключенный к ней кардиомонитор ровно пульсировал. Пришел офицер полиции, чтобы взять у нас показания, но все это не имело значения, пока Брейлин без сознания. Я попросил о нескольких услугах знакомого детектива из полиции, объяснив, как я нашел Брейлин, и попросил его провести поиск, чтобы узнать, были ли где-нибудь отсканированы ее водительские права или кредитные карты. Кеннеди предоставила ему столько личной информации, сколько смогла.
Кеннеди и Гас спали в креслах. Мы пробыли здесь уже несколько часов, но Брейлин не просыпалась. Врачи сказали, что это нормально, действие лекарства заканчивается через долгое время. Я не мог сомкнуть глаз.
Я положил голову на ее жесткий матрас и держал холодную руку, ожидая, когда она откроет глаза.
Бороться со сном было трудно. Я позволил своим глазам закрыться на долю минуты, когда почувствовал, как ее рука шевельнулась в моей.
Я поднял голову и посмотрел на нее.
— Брейлин?
Ее голова слегка дернулась, веки затрепетали, но она их не открыла.
— Эй. — Я понизил голос. — Ты меня
