Территории, лежащие к северу, вдоль залива Праксены, Редания издавна считала своими ленами. Ковир и Повисс были – как говорили при третогорском дворе – апанажем[16] в коронной оправе. Очередные правящие там апанаж-графы именовались Тройденидами, поскольку вели свое происхождение – или же утверждали, что вели, – от общего предка, Тройдена. Означенный принц Тройден был родным братом короля Редании Радовида Первого, того, которого впоследствии прозвали Великим. Уже в юности этот Тройден был типом властолюбивым и исключительно вредным. Страшно было подумать, во что с годами он разовьется. Король Радовид – который в этом случае не был исключением – брата ненавидел как моровую язву. Поэтому, чтобы отделаться, отодвинуть его как можно дальше от себя, назначил апанаж-графом Ковира. Однако отодвинуть дальше Ковира не удалось.
Апанаж-граф Тройден формально считался вассалом Редании, но вассалом нетипичным: не имел никаких ленных обязанностей и тягот. Да что там, ему не надо было даже приносить чисто церемониальной ленной присяги, от него требовали только так называемого обязательства не вредить. Одни утверждали, что Радовид просто-напросто смилостивился, зная, что ковирского «камня в коронной оправе» не хватит ни на дань, ни на сервитуты. Другие же полагали, что Радовид просто-напросто на дух не переносил апанаж-графа и его начинало тошнить при одной только мысли, что братец может лично явиться в Третогор за деньгами либо военной помощью. Как было в действительности, не знал никто. Но как оно было, так и осталось. Долгие годы после смерти Радовида Первого в Редании по-прежнему действовал закон, введенный во времена великого короля. Во-первых, графство Ковир является вассалом, но не обязано ни платить дани, ни служить. Во-вторых, ковирский апанаж является выморочным поместьем и наследование идет исключительно по линии дома Тройденидов. В-третьих, Третогор не вмешивается в дела дома Тройденидов. В-четвертых, членов дома Тройденидов не приглашают в Третогор на торжества, связанные с проведением государственных праздников. В-пятых – и на другие празднования тоже.
О том, что творится на Севере, в принципе мало кто знал, да и мало кого это интересовало. До Редании доходили – в основном окольными путями, через Каэдвен – сведения о конфликтах ковирского графства с северными владыками рангом поменьше. О перемириях и войнах – с Хенгфорсом, Маллеорой, Крейденом, Тальгаром и другими государствишками с трудно запоминающимися названиями. Кто-то там кого-то покорил и поглотил, вот-вот с кем-то объединится в результате династических союзов, кто-то кого-то раздолбал и изничтожил – в общем-то не шибко было известно кто, кого, когда и почему.
Однако просачивающиеся известия о войнах и драчках привлекали на Север массу всяческих забияк, авантюристов, любителей приключений и других беспокойных духом людей, мотающихся по свету в поисках добычи и возможности выжить. Таковые тянулись со всех сторон света, даже из столь удаленных, казалось бы, стран, как Цинтра или Ривия. Однако в основном шли обитатели Редании и Каэдвена. И прежде всего именно из Каэдвена двигались в Ковир конные отряды, правда, без обозов – разнесся даже слух, что во главе одного отряда ехала знаменитейшая Аидеен, взбунтовавшаяся против отца внебрачная дочь каэдвенского монарха. В Редании поговаривали, что при дворе в Ард Каррайге вынашивают замыслы аннексии северного графства и отделения его от королевства Реданского. Кто-то даже начал вещать о необходимости вооруженной интервенции.
Однако Третогор демонстративно известил, что Север его нисколько не интересует. Как заявили королевские юристы, существует принцип взаимности: у ковирского апанажа нет никаких обязанностей и повинностей перед короной, а посему корона не уделяет помощи Ковиру. Тем более что Ковир ни о какой помощи никогда и не просил.
Тем временем из ведущихся на Севере войн Ковир и Повисс выходили все более сильными и могущественными. Мало кто в то время об этом знал. Самым очевидным сигналом растущего могущества Севера был все более интенсивный экспорт.
О Ковире десятки лет говорили, что единственное его богатство – песок и морская вода. Шуточку вспомнили, когда ковирские фабрики и солеварни фактически монополизировали всемирный рынок стекла и соли.
Но хоть сотни людей пили из стаканов со знаками ковирских фабрик и солили супы повисской солью, в человеческом сознании эта страна оставалась невероятно далекой, недоступной, суровой и недружественной. А прежде всего – иной.
В Редании и Каэдвене вместо «иди ты ко всем чертям» говорили «отправляйся в Повисс». «Если вам у нас не нравится, – говаривал мастер своим строптивым челядникам, – можете проваливать в Ковир». «Здесь вы ковирских порядков не дождетесь!» – кричал профессор разболтавшимся жакам. «Иди в Повисс умничать!» – орал кмет на сына, критикующего прадедовское орало и подсечно-огневую систему земледелия.
Короче: тот, кому не нравятся теперешние порядки, может отправляться в Ковир.
Адресаты таких высказываний мало-помалу начали задумываться и вскоре заметили, что ведь и верно, дорогу в Ковир и Повисс никто, то есть совершенно никто и ничто, не заграждает. На Север двинулась вторая волна эмиграции. Как и предыдущая, эта в основном состояла из недовольных чудаков, которые отличались от других и желали другого. Но на сей раз это были уже не разругавшиеся с жизнью и ни к чему не пригодные авантюристы. Во всяком случае, не только они одни.
На Север потянулись ученые, которые верили в свои теории, хотя «люди здравомыслящие» объявляли эти теории вздорными, сумасшедшими и нереальными. Техники и конструкторы, убежденные, что вопреки всеобщему мнению все же возможно построить придуманные ими машины и устройства. Чародеи, для которых применение магии для установки волноломов не было святотатственным преступлением. Купцы, которым перспектива развития оборота способна была распахнуть жесткие, статичные и близорукие границы риска. Землепашцы и животноводы, убежденные, что даже самые отвратительные почвы возможно извратить в урожайные поля, что путем селекции всегда можно вырастить такие разновидности животных, для которых данный климат будет родным.
На Север потянулись горняки и геологи, для которых суровость диких гор и скал Ковира была безошибочным сигналом, что если поверх земли раскинулась такая скудость, то, значит, под землей должно скрываться богатство. Ибо природа обожает равновесие. Да, под землей были богатства.
Прошло четверть века, и Ковир добывал столько полезных ископаемых, сколько Редания, Аэдирн и Каэдвен, вместе взятые. Добычей и переработкой железных руд Ковир уступал только Махакаму, но в Махакам шли из Ковира металлы, используемые для изготовления сплавов. На Ковир и Повисс приходилась четверть всемирной добычи руд серебра, никеля, олова, свинца и цинка, половина добычи медной руды и самородной меди, три четверти добычи марганцевой руды, хрома, титана и вольфрама, столько же добычи металлов, выступающих только в самородной форме: платины, самородного феррита, криобелита, двимерита.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
