В мае 1995 года к нам обратились представители одного государства. Им, посредникам в конфликте между Ливией и Ираком, удалось достичь там мирного урегулирования. Предложение стать посредниками в мирном урегулировании конфликта, прекратить войну на территории Чечни и сесть за стол переговоров пришло через Ю.Батурина и к нам. Чтобы проверить все стороны в серьезности намерений, они рекомендовали прекратить на 2–3 дня удары с воздуха — с нашей стороны — и стрельбу по нашим войскам, зажатым в одном из ущелий, — со стороны чеченцев.
Борис Николаевич принял это предложение и поручил подготовить соответствующий документ. Телеграмма гласила: «Грачеву. Куликову. С нуля часов 1 июня применение авиации прекратить. Причину не объяснять. Ельцин». Отправив телеграмму, я поехал в киноконцертный зал «Россия», где проходил концерт артистов Татарстана. Еще до наступления антракта ко мне подошел помощник и попросил срочно подойти к правительственному телефону. Телефонистка спецкоммутатора сказала, что меня разыскивает В.С.Черномырдин, который в это время отдыхал в Сочи. Сердце екнуло: неспроста. Через несколько минут, уже в машине, соединился с Виктором Степановичем:
— Что за телеграмма поступила Куликову, откуда она взялась?
Объяснил, что это решение президента, но большего сказать не могу.
— Нужно как-то объяснить Куликову, у него срывается операция, и людям грозит гибель. Свяжись с ним.
Связываюсь с Куликовым. Он в панике: начал операцию, в которой передовой отряд оторвался от основных сил километров на пятнадцать, и, если его не поддержать утром с воздуха, отряд может быть истреблен. Я с большим уважением и доверием относился к А.С.Куликову, его тревога передалась мне. В мозгу вертелась мысль: где могла произойти нестыковка?
Позвонил Ю.Батурину и пригласил его в машину, которая во время моих звонков стояла у подъезда здания Администрации Президента на Старой площади. Договорились звонить президенту с тем, чтобы отменить его решение, но связаться с Борисом Николаевичем никак не удавалось. Тогда я попросил дежурного офицера рассказать президенту о сложившейся ситуации и получить разрешение на отмену его приказа. Уже у себя в кабинете без десяти минут двенадцать ночи такое разрешение поступило, и новая телеграмма ушла в те же адреса. Сообщил об этом Черномырдину и рассказал о сути дела.
— Дело-то хорошее, но почему так несогласованно получилось? А жаль, — были его слова.
Наутро состоялось тяжелое объяснение с президентом. Я понимал, что в чем-то сделан просчет, чувствовал себя виноватым, но, когда принималось решение, я внутренне надеялся на знание обстановки Верховным главнокомандующим и не считал возможным интересоваться этим самому, без его команды, а ее тогда не последовало. Президент предупредил, что будет проведено расследование.
Через несколько дней «дело» было закрыто. Никаких объяснений по этому поводу у нас больше не было. Но горечь по поводу несостоявшегося мира осталась. Прослеживая прессу, мы с Юрием Михайловичем Батуриным обратили внимание на сообщение о том, что со стороны чеченцев стрельбы в ущелье в течение двух дней не отмечалось.
Война же продолжилась… аж до Хасавюртовских соглашений.
Однако и после них вынужденный мир в Чечне не решил практически ни одной проблемы, а некоторые даже усугубил: отношения России и Чечни оказались в подвешенном состоянии. Усилился терроризм, нападения на соседние северокавказские регионы. Стали процветать похищение людей и торговля ими. Экономика Чечни продолжает падать. К этому добавились проблемы восстановления разрушенного во время войны. События в Чечне повергли европейскую общественность в шоковое состояние, и нам был на два года закрыт путь в Совет Европы. К этому привела политика полумер в отношении Чечни и в целом по Северному Кавказу.
За прошедшее с тех пор время по-разному складывались взаимоотношения Чеченской Республики с центром. В Чечне произошли различные события, ее президентом стал Аслан Масхадов. Однако в экономически беспомощной республике все так же в ходу заманчивая идея независимой Ичкерии. Даже законы шариата не останавливают преступников, похищающих людей ради выкупа, в том числе с примыкающих к Чечне территорий. Обоюдное прекращение боевых действий и вывод федеральных силовых структур из Чечни не принесли ее населению покоя. Площадь Шейха Мансура опять кружит с оружием в руках в ритуальном зикре.
В конце июля 1994 года президент поручил мне присутствовать на торжествах в Польше по случаю 50-летия начала Варшавского восстания. На это празднование собирались руководители государств антигитлеровской коалиции и самой Германии — вице-президент США Альберт Гор, премьер-министр Великобритании Джон Мейджор, председатель сената Франции Рене Монори, президент Германии Роман Херцог, министры Австралии, Канады, Новой Зеландии и ЮАР.
Щекотливость ситуации состояла в том, что президент Польши Лех Валенса решил этот праздник использовать для покаяния всех тех, кто подавил восстание или не помог ему. Мы к такому покаянию не были готовы. Хотя знали, что накануне праздника отдельными политическими кругами в Польше была развязана антироссийская кампания, знали и о протестах отдельных общественных и ветеранских организаций в связи с приглашением на торжества президентов России и Германии.
У России непростая история взаимоотношений с Польшей. Но то, что произошло в этом столетии, обжигает сознание своей нечеловеческой жестокостью и цинизмом. Одно из этих событий — Катынь, которая будоражит мир уже более полувека.
Когда по поручению Президента Российской Федерации Б.Н.Ельцина мне пришлось столкнуться с проблемой Катыни и я познакомился с документами, трудно было поверить, что такое возможно. Выехал в Смоленскую область на место массового убийства и захоронения польских офицеров. Когда вошел в катынский лес, меня обдало холодом. Внешне ничто не говорило о том, что здесь захоронены десятки тысяч — и поляков, и наших соотечественников, однако подсознание подсказывало, что тут свершилась страшная трагедия XX века. Все было хорошо продумано для столь масштабной акции: и стоящий особняком вдали от населенных пунктов густой лес, и подъездные пути для подвоза жертв. С одной стороны в лес упирался крутой выгиб реки Днепр, с другой — железная дорога, с третьей — дорога автомобильная. Невольно вспомнились классические фашистские концлагеря. Каково же было изумление, когда я увидел в этом мрачном и неуютном лесу… санаторий матери и ребенка. Какой цинизм! Подумалось: «Сколько нужно еще сделать, чтобы очиститься от грязи того режима, чтобы наши дети и внуки, помня этот позор двадцатого века, никогда не допустили ничего подобного в своей жизни! Чтобы никто не пребывал в неведении, не зная своей истории!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
