Длительный переход требовал отдыха. Этой задержкой русских войск не мог не воспользоваться прусский фельдмаршал Левальдт. Его корпус двинулся на Инстербург. Русская армия, насчитывающая в своем составе 55 тысяч человек, прервав отдых, вышла навстречу неприятелю и, переправившись на левый берег реки Преголи, сосредоточилась восточнее деревни Гросс-Егерсдорф, в окрестностях деревни Норкиттен (ныне территория Междуреченского сельского совета Черняховского района) Здесь обе стороны должны были принять бой.
Для русской армии позиция оказалась невыгодной. Апраксин решил переменить ее. Но когда передовые русские полки, пройдя по единственной узкой дороге через густой лес, стали вытягиваться на большое ровное поле, раскинувшееся между деревнями Удербален (Извилино) и Гросс-Егерсдорф, они подверглись внезапной атаке противника со стороны леса, охватывающего гросс-егерсдорфское поле.
Так завязалась битва при Гросс-Егерсдорфе. Около шести часов утра 19 (30) августа 1757 года русские полки под сильным артиллерийским огнем противника начали строиться в боевой порядок. Артиллерия, зарядные ящики, обозы не успели подойти, они с трудом пробивались к полю боя по узкой лесной дороге. Но не только артиллерия и обозы,- большая часть русской армии оказалась отрезанной от поля сражения густым лесом.
Между тем силы Левальдта нанесли удар в стык первой и второй русских дивизий. Командиры одиннадцати русских полков, не имея указаний со стороны совершенно растерявшегося Апраксина, действовали по своей инициативе. На них обрушилась вся тяжесть удара прусских кирасир и гренадеров. Густые шеренги прусской кавалерии неудержимой лавиной неслись на ощетинившиеся штыками русские пехотные полки. Силы были неравные. Левальдт непрерывно вводил в бой все новые и новые резервы.
После двухчасового боя русские полки начали медленно отступать. Казалось: исход сражения предрешен. Но в это время молодой генерал Петр Румянцев, командовавший общим резервом, во главе Новгородского и Третьего гренадерского полков, пробился сквозь густые заросли леса и нанес неприятелю стремительный фланговый удар. Пятнадцать минут шел штыковой бой. Пруссаки не выдержали натиска свежих русских сил и побежали.
Вот как описывается в журнале военных действий русской армии паническое отступление разгромленного почти сорокатысячного корпуса Левальдта:
"...Как неприятель со всех сторон уже прогнан был и ретироваться стал, то все наше войско при беспрестанной пальбе на него наступало и порядочною линиею, более как на 2000 шагов почти к самому лесу... за оным гналось. Но понеже лес, из которого неприятель вышел и по разбитии побежал, уже весьма близко был,... Апраксин генерала Сибилъского с тремя драгунскими полками в погоню за ними послал, который почти до самого Велау (Знаменск - В.Б.) за неприятелем гнался, но со всем тем оного в скоропостижном и безостановочном его побеге нигде нагнать не мог...".
Левальдт бросил почти всю свою артиллерию, его армия понесла огромные потерн в живой силе: на гросс-егерсдорфском поле было подобрано и закопано более трех тысяч трупов прусских солдат и офицеров.
Потери русской армии, по официальным данным, составили 1342 человека убитыми и 5129 человек ранеными. По свидетельству австрийского фельдмаршала барона Сент-Анри, "столь жестокой битвы до того времени не бывало еще в Европе".
28 августа 1757 года жители Петербурга проснулись от пушечной пальбы. Это был салют в честь гросс-егерсдорфской победы.
Однако эта блестящая победа русских войск не была использована до конца. В конце августа 1757 года Апраксин собрал генеральный военный Совет, на котором присутствовали все полковые командиры и генералитет. Фельдмаршал поставил на обсуждение вопрос о дальнейших действиях русской армии. Он говорил, что победой следует воспользоваться, но в то же время подчеркивал, что положение с продовольствием и фуражом в армии очень тяжелое. Предлагая всем присутствующим высказаться, Апраксин заметил, что даже при выигрыше второго сражения все равно без провианта и фуража армия пропадет, да и раненых некуда девать.
Под нажимом главнокомандующего Совет высказался за отход на зимние квартиры к Тильзиту и Мемелю. Вот выдержка из Постановления военного Совета от 27 августа 1757 года:
"...будучи они (русские командиры - В. Б.) больными отягощены, за изнурением от недостатка фуража лошадей, яко же и не предвидя способа к доставлению на продовольствование войска в такой неприятелем обнаженной земле провианта, за необходимо признают к тому месту маршировать, где провианта получить можно...".
Но не это явилось истинной причиной отвода армии. О другом думал Апраксин. Он опасался, что императрица Елизавета, смертельно больная, могла со дня на день скончаться. На престол Российской империи должен был вступить поклонник Фридриха II Петр второй. Апраксин не хотел попасть в опалу к новому императору и предал интересы русского оружия. Но императрица продолжала здравствовать, и Апраксин был отдан под суд. Главнокомандующим армией был назначен генерал Фермор, который получил приказание правительства немедленно начать подготовку к походу на Кенигсберг.
31 декабря русская армия вновь выступила в поход. 3 января 1758 года полки Румянцева во второй раз вошли в Тильзит.
10 января в город Лабиау (Полесск) накануне занятый нашими войсками, приехали депутаты Кенигсберга с просьбой к русскому командованию - войти в город и принять их в русское подданство. На другой день генерал Фермор въехал в Кенигсбергский замок, у ворот которого его встретили чины городского магистра и представители духовенства. На бархатной подушке ему были преподнесены ключи от города.
Вслед за русским главнокомандующим в город вошли кавалерийские и пехотные части, встреченные колокольным звоном на всех кирхах и громом многочисленных оркестров. Городская милиция Кенигсберга, состоявшая из местных жителей, при прохождении русских полков брала на караул, а офицеры милиции отдавали честь.
Все исторические документы, в том числе и немецкие, единодушно отмечают исключительную дисциплину русских солдат, их гуманное отношение к местному населению. Нужно сказать, что и жители Кенигсберга в подавляющем большинстве неплохо относились к русским войскам. Однако находились и такие, которые всячески пытались разжигать вражду к русским. Так, например, видный прусский чиновник Домхард организовал тайное общество "Вервольф", ставившее целью убийства русских солдат. Но лучшие представители немецкого народа проявляли по отношению к русским войскам самые добрые чувства. К их числу относился и великий немецкий ученый Эммануил Кант, бывший в то время преподавателем Кенигсбергского университета.
После того, как русские войска вошли в Кенигсберг, губернатором провинции был назначен Василий Иванович Суворов (отец великого полководца Александра Васильевича Суворова), который приложил немало сил для того, чтобы торговля и ремесла в Кенигсберге и других городах провинции развивались и процветали. В Указе императрицы Елизаветы по поводу взятия Кенигсберга и занятия русскими войсками Восточной Пруссии было сказано, что Кенигсбергу оставляются все его привилегии.
"...войскам нашим, - говорилось в Указе, - во всех неприятельских землях строжайшую воинскую дисциплину наблюдать, и никому ни малейших обид, утеснении и озлоблении не делать, более того... и среди самой войны пещись, сколько можно, о благосостоянии невиновных худому своему жребию земель, и потому торговлю их и коммерцию не пресекать, но защищать и вспомоществовать..."
Победа, одержанная русскими войсками под Гросс-Егерсдорфом, в результате которой был взят Кенигсберг, явилась итогом совместных действий русской сухопутной армии и военно-морского флота. К началу Семилетней войны русский военно-морской флот представлял довольно грозную силу, и с этой силой считались противники России. В 1757 году Балтийский флот включал в себя две линейные эскадры, галерный флот и большое количество вспомогательных судов - всего 183 корабля.
В связи с тем, что союзник Пруссии - Англия имела самый большой в мире флот, на русские корабли была возложена задача:
путем активной обороны Датских проливов не допустить англичан в Балтийское море. Кроме того, флот должен был оказывать поддержку наступающей армии и, действуя совместно с корпусом генерала Фермора, взять Мемель, оборудовать там военно-морскую базу и затем очистить от неприятеля побережье Восточной Пруссии, блокировав порт Пиллау (Балтийск).
С этими задачами русские моряки успешно справились. В середине января 1758 года наши корабли вошли в гавань Пиллау, оставленную пруссаками без боя. С этого времени и до самого окончания войны морская база Пиллау играла исключительно важное значение для находившейся в Померании и Бранденбурге русской армии.
