Пруденс проглотила ком в горле. Четырехлетняя прелюдия подошла к концу. Набрав в грудь воздуха, она медленно пошла вниз по лестнице.
Годами она воображала себе возвращение Филиппа и жила ожиданием встречи. Сейчас она могла думать только о Гидеоне и его словах, которые заставили ее сердце – увы, слишком поздно! – петь от счастья. По иронии судьбы, когда Гидеон произносил эти слова, она думала о предстоящем разговоре с Филиппом.
Пруденс вспомнила, какое у него было лицо, когда она попросила его уйти. От волнения она почувствовала себя неловко. Все-таки он мог бы подождать, когда она придет к нему со свободным сердцем. Свободной, чтобы сказать ему «да». Она бы это сделала.
Она повторяла про себя согревавшие душу, прекрасные романтичные слова:
Приди, любимая моя!С тобой вкушу блаженство я.[16]
Пруденс не сомневалась, что если кто-то и может подарить ей блаженство, то это Гидеон. От этой мысли она вздрогнула. Строчки стихотворения эхом отдавались у нее в голове, когда она спускалась по ступенькам.
Цветы вплету я в шелк волос И ложе сделаю из роз.
Ложе из роз. Конечно, там могут случайно оказаться и шипы, но с Гидеоном кто их заметит?
Зажгу на башмаках твоих Огонь застежек золотых.
Ей не нужно золотых застежек на башмаках. Это слишком экстравагантно. Не говоря уже о том, что давно не модно. Когда она будет свободна, она придет к нему босой!
Пруденс подошла к двери гостиной. Пора оставить грезы о безрассудной любви, мечты о блаженстве на ложе из роз с темноглазым смеющимся мужчиной. Сначала надо разобраться с тем, что она совершила в жизни, и только потом двигаться дальше.
– Здравствуй, Филипп, – сказала она, входя в гостиную.
– Моя дорогая Пруденс! – Филипп положил руки ей на плечи и осторожно поцеловал в обе щеки.
Словно покинув собственное тело, Пруденс глазами стороннего зрителя бесстрастно наблюдала их встречу. От Филиппа пахло чем-то экзотическим, наверное, пачулями и мускусом. Так благоухал дворецкий лорда Динзтейбла. Как странно и как нелепо в объятиях долгожданного жениха вспоминать чьего-то дворецкого.
Филипп наконец отпустил ее.
– Ах, Пруденс, Пруденс! – воскликнулон. – Как ты выросла! – Он посмотрел на нее и поцеловал в губы.
Охваченная чувством вины, Пруденс вытерпела это. Он не так целовал ее в прошлом. Теперь его губы стали настойчивыми и требовательными. Пруденс крепко сжала рот.
Его пыл сбил ее с толку. Она этого не ожидала. А следовало бы. По его мнению, они еще помолвлены.
Он разжал объятия, и Пруденс быстро отступила назад.
– Я вижу, ты все такая же застенчивая мышка. Пруденс попыталась улыбнуться, чтобы смягчить свой отказ.
– Это было так давно, Филипп. Прости...
– Должен сказать, что ожидал более теплого приема, малышка Пруденс, – сказал он. – Если помнишь, когда ты была девочкой, мы делали гораздо большее.
– Только один раз. К тому же я этого не хотела, – возразила она. – И последствия...
Она не закончила фразу. Нечестно встречать его жалобами и упреками. К чему, после стольких лет разлуки. С тех пор много воды утекло. С этим мужчиной у нее все кончено.
– Извини, Филипп, – смягчила она тон. – Мы не такие, как прежде. Нам нужно снова познакомиться друг с другом. Много произошло с того дня, когда мы обручились.
Филипп нахмурился.
Пруденс вытащила из лифа платья цепочку с кольцом.
– Все эти годы я берегла твою фамильную драгоценность. Его, казалось, ошеломили эти слова.
– Ах да. Хорошо.
Она ждала этого момента. Сняв кольцо с Цепочки, Пруденс сказала:
– Филипп, прости, но я больше не могу носить твое кольцо. Я не могу выйти за тебя замуж.
Наступило короткое молчание. Филипп положил руки ей на плечи и повернул лицом к себе.
– Ты расторгаешь помолвку? – недоверчиво спросил он. – После того как четыре с половиной года носила мое кольцо?
Пруденс, сглотнув, кивнула. Это первое обещание, которое она нарушила.
– Почему?
Пруденс ничего не сказала. Она молча протянула ему кольцо. Филипп взял его и, тщательно осмотрев, взвесил на руке, словно проверяя вес.
– Тяжелое.
– Оно ведь переходило из поколения в поколение твоих предков по женской линии?
– Предков? Ах да, да, конечно.
Филипп вертел в руках кольцо, не зная, что с ним делать.
– Лорд Дерем знает об этом?
– Если ты имеешь в виду кольцо – нет. Я спрятала его, как ты велел. Если тебя интересует, знает ли он о нашем обручении, то тоже нет. Но в любом случае это не имеет значения, мы покинули его дом и никогда туда не вернемся.
– Да, твои сестры говорили сегодня утром, что вы убежали. Поразительная глупость, Пруденс! Он твой законный опекун!
– Скоро он не будет моим опекуном. Как только мне исполнится двадцать один год, я получу право на наследство, и мы навсегда избавимся от необходимости жить с ним.
– Но к чему эти истерические выходки и риск навлечь на себя его неудовольствие? А если он лишит тебя наследства? Это крайне неразумно, Пруденс, крайне неразумно!
Пруденс недоверчиво смотрела на него. Она писала Филиппу, как жестоко обращается с ними дед. Она даже сообщила ему еще более страшное, то, о чем до сих пор никому не рассказывала.
– Ты знаешь, что с дедушкой было невыносимо жить, – медленно сказала она. – Я часто писала об этом. Ты не мог этого забыть.
– Я достаточно разбираюсь в людях, чтобы распознать чрезмерную женскую чувствительность, – отмахнулся Филипп.
Пруденс заморгала. Чрезмерная женская чувствительность?
– Старому человеку нелегко, когда у него на руках пять девочек, – не обращая на нее внимания, продолжал Филипп. – Если он немного старомоден, это вполне понятно. А дисциплина еще никому не повредила. К тому же он теперь, наверное, очень стар. Он долго не протянет. Стоило бы потерпеть. У него ведь куча денег.
– Так вот почему ты не писал... – медленно сказала Пруденс.
– Не придирайся, Пруденс. Должно быть, я не получил писем, в которых ты об этом писала. Ты же знаешь, как плохо доходит в Индию почта. – Филипп избегал ее взгляда. – Во всяком случае, если бы я поступил, как ты умоляла, и приехал за тобой, то к тому времени ты уже забыла бы о своей маленькой проблеме. Ну и дураком же я тогда выглядел бы!
Филипп, казалось, не понимал, что выдал себя. Он получил самое важное письмо.
– Значит, ты просто пренебрег тем, что я написала.
– Не будь упрямой, Пруденс. Я был на краю света. Ты не представляешь, с какими трудностями мне пришлось столкнуться в Индии.
– Но когда я сообщила тебе... ребенок... – Она не могла говорить.
Филипп покраснел.
– Шшш... не надо говорить о таком деликатном деле. Случилось несчастье, но это, несомненно, к лучшему.
