– Но почему?
– Там наступает мой старый друг Георгий Жуков, я хочу его победить в открытом бою.
– Браво, Андрей!Быть по-твоему!…
И дивизия поехала воевать против Жукова, который, как мы знаем, за три месяца до "ухода" генерала Власова к немцам написал на него блестящую боевую характеристику, а теперь вот, назначенный лично Сталиным, командовал 1-м Белорусским фронтом, который вел лобовое наступление на "логово", а на пути его в центре немецкой обороны должна была встать Первая власовская дивизия…
Шутки шутками, но вот это: кто, как и почему в последний момент поменял район будущей дислокации Первой власовской дивизии, кто скомандовал направить дивизию не на периферийную Померанию, а в самое пекло – под Берлин, одна из тех тайн, которая за семью печатями, в цинковых коробках с запаянными крышками.
Что такое район Штеттина в апреле 1945 года? Из дневника ОКВ за период с 20 апреля по 9 мая 1945 года:
"20 АПРЕЛЯ 1945 г. Для высших командных инстанций начинается последний акт драматической гибели германских вооруженных сил.
Передовым танковым подразделениям русских удалось про -рваться в район Бурата, находящегося в 18 км от Цоссена, где на протяжении многих лет располагалась ставка верховного командования вооруженных сил (ОКВ), штаб оперативного руководства вооруженными силами ОКВ, а также генеральный штаб сухопутных войск.
На основании событий этого дня на фронте можно сделать следующие выводы относительно ПРЕСЛЕДУЕМЫХ ПРОТИВНИКОМ ЦЕЛЕЙ: НА ФРОНТЕ СОВЕТСКИХ ВОЙСК ЧЕТКО ВЫРИСОВЫВАЕТСЯ НАПРАВЛЕНИЕ ГЛАВНОГО УДАРА НА БЕРЛИН, В ТО ВРЕМЯ КАК НАСТУПЛЕНИЕ В САКСОНИИ И В РАЙОНЕ ШТЕТТИНА ИМЕЕТ ЦЕЛЬЮ СКОВАТЬ КРУПНЫЕ НЕМЕЦКИЕ СИЛЫ…" . [213]
Значит, "главный удар на Берлин" – такова цель "противника". Осуществляет этот удар в районе Франкфурта-на-Одере, Коттбуса и Люббена снова все тот же Жуков. Как-то опять складно получается… Но об этом чуть позже.
Власовскую дивизию немцы решили по-быстрому по железной дороге перебросить к месту боев. Для этого выделили почти 40 эшелонов. На каждый эшелон нашли по два паровоза. В тех-то условиях – фантастика! У немцев счет уже шел на дни и часы. Но тут "вдруг заартачился" командир дивизии Буняченко. Он наотрез отказался грузить свою дивизию в эшелоны, мол, только пешком, на своих двоих. Его "поддержал" Власов. Аргумент был самый смехотворный.
Артемьев эти аргументы излагает так:
"Переброска дивизии по железной дороге была намечена отдельными эшелонами и таким образом, что все части дивизии во время перевозки нарушали целостность своей организации и выходили из подчинения своих командиров… Части и подразделения, вышедшие на время следования из подчиненности своих командиров, были бы дезорганизованы, а между эшелонами нарушилась бы всякая связь. В этих условиях не было боеготовности и разоружить дивизию не представляло никакого труда",
– хороший, наверное, комполка был Артемьев, но здесь он несет явную чушь, и то верно, дело тут в другом. Дело было в сроках появления дивизии Власова на передовой линии фронта. Чьих сроках? Кто их установил? И почему они расходились со сроками немцев?…
Расчет движения пешим порядком был произведен таким образом, чтобы двигаться в среднем по 40 километров в ночь, делая большие остановки на отдых по 36 часов через каждые 2-3 перехода. Предполагалось в течение двух недель достигнуть города Нюрнберга, до которого было свыше 300 километров. И дошли они, загребая пыль сапогами, через Ульм, Донауверт, Тройхтлинген, Вайсенбург.
А в Нюрнберге вдруг все поменялось на 180 градусов:
Буняченко заявил, что теперь он не только согласен, но и требует, чтобы его дивизия теперь ехала "на двойной паровозной тяге". И немцы обрадовано подогнали на станции Эрланген и Форхгайм, что в 20-30 километрах севернее Нюрнберга, те 40 эшелонов с двумя паровозами на каждый. Дивизия проворно погрузилась в вагоны и, больше не опасаясь "нарушить организационную структуру дивизии, управление частями и подразделениями", покатила курсом на Франкфурт, который стоит на реке Одер. Кто скомандовал ему пересесть на паровоз? У кого вдруг изменились сроки, стали поджимать события?
Здесь можно еще раз, как говорится, заглянуть в архивную цинковую коробку:
"Центр. Волкову. Ваша дивизия должна появиться на фронте в районе Люббена – Франкфурта-на-Одере – Коттбуса не ранее 2 апреля. Далее действовать по плану "Цитадель-2"…"Но эта шифровка, этот приказ из Москвы Власов получил после того, как сообщил в Москву о приказе Гиммлера, который оказался
"как гром с ясного неба… Первой дивизии РОА сняться моментально с места стоянки и следовать на фронт между Штеттином и Берлином",
как выразился А.Казанцев.
И уж после этой шифровки состоялся тот разговор между Гиммлером и Власовым об участке фронта юго-восточнее Берлина.
Власов не мог больше оттягивать время выступления из лагеря близ города Мюнзинген. По меньшей мере, саботаж или еще что-то становились слишком откровенными и подозрительными. Объяснить немцам свое дальнейшее продолжение сидения в лагере было уже просто невозможно. К тому же лагерь – такое место, где, находясь компактно, дивизию без труда, в случае надобности, немцы запросто могут накрыть с воздуха бомбардировщиками – и нет проблемы. С переполненными концлагерями с русскими военнопленными они, когда там начинались эпидемии, так и поступали, а власовцы – это в основной своей массе вчерашние военнопленные из концлагерей; им хорошо были известны эти приемы немцев.
Весь смысл этого трехсоткилометрового пешего марша Первой власовской дивизии по западной и самой южной провинции Германии Вюртемберг еще предстоит раскрыть. В апреле 1945 года американцы и англичане уже отлично знали, что такое власовцы и как они отчаянно, до последнего воюют против них. А по Ялтинскому соглашению эта провинция и соседние с ней отходили союзникам. В апреле 1945 года американцы и англичане уже не сомневались, что власовцы – это все те же русские, только в немецкой форме одежды. Сталин этим походом по провинции Вюртемберг давал понять союзникам… Много чего давал понять Сталин этим пешим маршем Первой власовской дивизии. А немцам – что у русских солдат нет рогов и копыт, как визжал на сей счет Геббельс по радио и в прессе…
"Ненависть к нацизму оставалась, и она безрассудно, порой справедливо, переносилась на всех немцев. Но эти злые чувства мгновенно исчезали при добрых контактах с местными жителями. Обмен мыслями, переживаниями, чаяниями, во многих случаях знание немецкого языка способствовали установлению теплых дружелюбных отношений между местным населением и власовцами. Солдаты играли с немецкими детьми, дарили им из своих скудных возможностей гостинцы, мысленно переносясь в свой родной дом, к своим семьям. Немцы со своей стороны выражали сочувствие власовским [214] солдатам и нередко говорили о безнадежности войны и о порочности нацизма. Расставались после короткого знакомства дружески…"
– вспоминает тот поход Артемьев
Дружба дружбой, но вот что еще проделала дивизия на своем пути на фронт. Опять слово командиру 2-го полка власовской дивизии.
"По пути движения попадались лагеря "остовских" рабочих, в которых жили насильственно вывезенные из Советского Союза люди в тяжелых условиях. По ходатайству генерала Власова… дивизия получила право проверки условий жизни и труда "остовцев" в этих лагерях".
Про это же у А. Казанцева написано:
"Севернее намеченного пути первой дивизии были только разбросанные по всей Германии отдельные батальоны, правда, с внушительной цифрой в 800 тысяч человек, но не имевшие друг с другом связи и не объединенные общим командованием". Задача генерала Власова состояла в том, чтобы "объединить их под общее командование"?
Зачем? На случай, если Красной Армии придется идти на Ла-Манш, поднять эти сотни тысяч людей на помощь наступающей Красной Армии?
"Миллионы русских людей с надеждой следили за каждым шагом дивизии, – продолжает А. Казанцев. – Со всех концов Германии к предполагаемому пути ее следования спешили одиночками и небольшими группами добровольцы. Это были рабочие, военнопленные, каким-то чудом бежавшие из своих лагерей".
Далее Казанцев замечает, что хотя дивизия за их счет и выросла с 14 тысяч до 22 тысяч, "командование не имело возможности принимать пока никого". А что же оно делало с ними? Ставило на учет, как в военкомате, и говорило – ждите повестки, вам скажут, когда начинать, выступать, приходить? Идите обратно в свои лагеря и ждите нашего сигнала? Именно так оно и было.
"Офицеры дивизии по всей линии своего пути контролировали лагеря русских рабочих", – резюмирует А. Казанцев.
