В концентрационном ведомстве Генриха Гимлера узникам лагерей порядковый номер выкалывался на руке. Для этого в санпропускнике имелись татуировщики, как правило, с уголовным прошлым. Содрать пятиили шестизначное клеймо можно было лишь с кожей. На одежде заключенных, помимо номера, нашивался символ национальности: русский – буква «К», поляк – «Р» и т.п. На полосатой спине штрафников или потенциальных беглецов крепился красный круг, который должен был помочь конвою в прицельной стрельбе. Если узник тайком отпарывал красную метку, его ждала печь местного крематория.
В конце 80-х годов с началом исправительно-трудовых реформ нумерация зеков отошла в прошлое. «№ Г215» стал «осужденным Петренко», а «гражданин начальник» мог называться «Николай Алесаныч» или както в этом роде.
Тайное свойство гемоглобина
Эта любопытная история произошла в 1976 году в одной из ИТК Казахстана. О том, как зеки ухитрялись выбраться из камеры под видом трупа (почти по графу Монте-Кристо), я уже рассказывал. Дальше морга или зоны симулянту уйти не удавалось. Но в случае, приведенном ниже, беглец вырвался из зоны под видом тяжелобольного, готового в любую минуту закоченеть.
Ранним утром две тысячи зеков, окруженных солдатами-автоматчиками, двинулись в промышленную зону. Она располагалась в трех километрах от колонии и представляла собой громадное трехэтажное здание, которое к весне должно было называться ремонтно-механическим заводом. Успела ли братва к сроку – неизвестно, да и не столь важно.
В девять утра работа уже кипела вовсю: кран таскал блоки, сверху доносилась матерщина по поводу отсутствия цемента и неосторожного обращения с кирпичом, внизу мерно расхаживали бригадиры – синие от наколок рецидивисты в наутюженных брюках и без маек. К одному из них подошел молоденький лейтенант, прибывший в ИТК лишь три дня назад:
– Почему вы одеты не по форме?
Бригадир повел глазом в сторону офицерского погона и кратко, явно делая одолжение, выдавил:
– Так надо.
Спустя мгновенье он уже орал в толпу:
– На хера ты битый камень грузишь! Отваливай назад.
Лейтенант растерянно открыл рот, но похожий на иконостас зек уже отошел прочь. Новичок вопросительно взглянул на начальника конвоя, но тот лишь махнул рукой: не мешай, мол. Второй из бригадиров вдруг начал рвать чертежи и высказывать инженеру:
– Что ты начиркал, а? Ты потом здесь трубу не отведешь, мать твою. Дай сюда!
Блатарь отобрал у инженера лист бумаги, вынул из его кармана карандаш и начал что-то рисовать. Потом бросил:
– Давай на этаж три тонны цемента, понял?
Всю эту строительную потеху внезапно оборвали крики. Это упала балка перекрытия. Стальной швеллер и десятка три кирпичей сорвались с третьего этажа, сбив по пути одного из строителей. На крики и стон бросился офицер и двое солдат. Их взору открылась картина не для слабонервных. Грохнувшийся со второго этажа зек лежал так, будто бы рухнул позвоночником прямо на кучу кирпичей. Он, не мигая, смотрел вверх и, казалось, уже ни на что не реагировал. Раненый даже не стонал. Начальник конвоя с побелевшим лицом и дрожащей нижней губой еле слышно выжал:
– Врача.
Затем закричал:
– Есть тут врач?
Доктора, разумеется, не было. Поглазеть на ЧП пришли еще три солдата.
– По местам! – заорал на них капитан и приказал молоденькому лейтенанту разогнать всех любознательных. Через десять минут прибежала врач из санчасти и склонилась над телом. Зек впервые подал признак жизни, медленно скосив глаза. Живой! Жертвой оказался трижды судимый Тупайло, который лишь приступил к отбытию своего семилетнего срока за грабеж. Сорокалетняя женщина, которая даже не успела накинуть белый халат, взглянула вверх, туда, где еще недавно покоилась балка, и с ужасом перевела взор на груду кирпичей, на которой плашмя распростерся зек. Веки раненого затрепетали, он повернул голову, пытаясь чтото сказать. В следующую секунду из его приоткрытого рта потекла струйка крови. Женщина отпрянула. Офицер спросил:
– Что с ним?
– Может быть все, что угодно. Нельзя терять ни минуты. Срочно в машину.
Для госпитализации умирающего строителя выделили «РАФ». Укладкой тела на носилки руководил капитан. Загорелые блатные бригадиры вновь погнали зеков на стройработы. Когда передний край носилок приподнялся, чтобы войти в салон, изо рта зека вновь хлынула кровь.
– Осторожнее! – закричал впечатлительный лейтенант.
С горем пополам носилки запихнули в автомобиль. Рядом с жертвой присела врач, которой кто-то уже принес белый халат и саквояж. За руль сел сержант внутренней службы. В пути прыгающий на кочках Тупайло издал первый стон и широко открыл глаза. Затем забулькал и начал похрипывать. Врач сразу же приказала сбросить скорость, но зек не унимался. Наконец он беспомощно откинул голову и затих. Врач бросилась к саквояжу. В эту секунду Тупайло вскочил. В его руках блеснул нож и уперся в горло шофера. Движенье было настолько стремительным, что острие клинка глубоко царапнуло горло.
– Сидеть, падла вонючая! Заколю, как собаку.
Зек явно пошел на поправку. Его вид кроме ужаса вызвать уже ничего не мог. Окровавленное лицо, перекошенное злобной гримасой, изрыгало такие угрозы, что сержант даже боялся шелохнуться. От такой неожиданности врач едва не потеряла сознание. Она забилась в угол и дрожала всем телом. Ее руки продолжали судорожно перебирать пакеты и флаконы в открытом саквояже. Тупайло потребовал остановить машину, большим и указательным пальцами сдавил сержанту глазницы и, продолжая давить ножом, крикнул:
– Передай мне свой шпалер. Рыпнешься – подохнешь. И ты, сучка, тоже.
Сержант послушно и поспешно схватил автомат, лежавший на переднем сидении рядом с ним, и передал прикладом вперед. Оружие свалилось за спинку, на дно салона. Зек с размаху ударил шофера лбом об руль, затем схватил автомат и отпрянул назад. Рука передернула затвор. Врач затряслась и завопила. Не меняя положения, Тупайло открыл ногой дверь и, целясь сержанту в затылок, медленно выполз из салона.
– Выходите.
Никто не двинулся с места. Зек рванул дверь кабины и ударил бойца прикладом по лицу.
– Выходите!
Врач, готовая в любой миг рухнуть в обморок, покинула автомобиль. За ней влез сержант, держась за сломанную переносицу…
Тупайло задумал побег еще месяц назад, но блестящий план созрел лишь позавчера. Он не стал рисковать, продираясь сквозь проволочные заросли ИТК и нарываясь на пулю часового. Испытать свою судьбу зек решил на строительстве гражданских сооружений, где конвою можно было навязать свои правила игры. Когда кореш по кличке Репа шумно оторвал балку, Тупайло работал не на втором этаже, как заверяли охранников два каменщика, а внизу, в двух метрах от груды кирпичей, которую и выбирать-то не приходилось. Кирпичные обломки валялись сплошь и рядом. Комбинация оказалась сложнее, чем казалось вначале: перекрытие могло не рухнуть или же рухнуть не так, рядом мог оказаться невольный свидетель, который рано или поздно поделился бы своими наблюдениями с оперчастью, и, наконец, сам герой аварии должен был проявить потрясающую выдержку, с полчаса, а то и больше, валяясь перед врачами и циничными «вертухаями». Обдумывался и вариант, когда Тупайло имитировал падение с третьего этажа – безо всяких трюков и разрушений, но эта идея была слишком тривиальной. Требовался микрошок, шум и пыль, кровь и переломы.
За день до побега Тупайло добыл в мастерской пузырек красной акварели, которой в былые годы лагерный художник выводил плакаты типа: «Сам прочти, скажи другому: честный труд – дорога к дому». Смастерив из целлофановой обертки от сигаретной пачки небольшой пакетик, он наполнил его краской и заклеил сверху. Герметичный мешочек был пронесен в промышленную зону и хранился в укромном месте. После очередного перекура, который великодушно разрешил бригадир, Тупайло перемигнулся с Репой и не спеша направился к своему скромному творению, сыгравшему едва ли не главную роль. Выжидать пришлось довольно долго, создавая видимость энергичной работы. Тупайло то помешивал цемент, то помогал засыпать песок, то укладывал арматуру. Улучив момент, когда братва лениво двинулась на очередной перекур, он подал знак Репе, маячившему где-то под крышей. Еще секунда – и тяжелая балка с грохотом полетела вниз, цепляясь за стены и выступы. Едва она приземлилась в метре от кирпичей, как Тупайло, уже сжимая во рту пакетик с «кровью», рванул из своего укрытия и бросился навзничь на груду обломков. Пришлось слегка пожертвовать спиной и бросить тело на острые кирпичные края. В глазах сразу же потемнело, затем поплыли цветные круги. Мешочек во рту от секундной спазмы дал течь, и появился омерзительный привкус старой краски. Отступать было поздно.
Сжав зубы и чувствуя, что пакет вот-вот лопнет, зек лежал с приоткрытыми глазами и слушал отчаянный крик Репы. Кореш что-то кричал конвою, указывая то на крышу, то вниз. Рядом послышались голоса и замелькали лица. Несмотря на сильную боль в спине, зеку удалось расслабиться. Он отрешенно взирал вверх, пытаясь предугадать, когда же он начнет захлебываться краской. Он боялся переиграть и изрыгнуть столб «крови». Наконец среди обветренных ненавистных физиономий появилось женское лицо. Это была врач. Теперь Тупайло решил выпустить струйку краски, которой уже набился полный рот. Он попытался представить себя со стороны, но ничего не получилось. Теплая, нагретая небом и языком струйка побежала по щеке. Когда перетаскивали зека на носилки, он даже не стонал. На спине с удовольствием чувствовалось что-то липкое. Кровь на спине не могли не заметить. Это хорошо. Главное – достоверность, полная достоверность. Перед погрузкой в салон «пациент» позволил себе вновь смочить краской щеку и подбородок. Теперь кричал уже молоденький лейтенант, которого братва с первых же дней почему-то окрестила Гаврюшей.
