Мастер Ганс прижал раскаленную кочергу к его правому плечу.
Теперь Непомук прижимал к груди распятие, связанное соломой из прутьев, и готовился к вечной жизни.
— Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях…[19]
Непомук улыбнулся при мысли о лучшем друге. Он чувствовал, что Якоб и сейчас не бросил его в беде, пытался доказать, что он невиновен.
Но теперь уже поздно.
Завтра с утра вернется мастер Ганс, и все продолжится под руководством приора. Он признается во всем, чего бы ни захотели от него услышать. Даже в убийстве собственной матери, если потребуется; и в непогоде, и в мертвых двухголовых телятах по всему Пфаффенвинкелю. Во всем — лишь бы его прекратили пытать.
— Прости, Якоб, — прошептал он и поцеловал распятие. — Прости, Господи. Я слишком слаб.
17
Воскресенье 20 июня 1666 года от Рождества Христова, вечер
Первое, что услышал Симон, — это птичий щебет, до того приятный, что лекарь решил, будто находится в прекрасном саду, если не в раю.
Он попытался открыть глаза, но веки слиплись, словно их медом намазали. Напуганный, Фронвизер попытался подняться, но что-то тянуло его к полу. Руки, должно быть, связаны — у него даже пошевельнуться не получилось. Чем больше он прилагал усилий, чтобы встать, тем явственнее понимал, что руки у него не связаны, а скорее скованы жесткой глиной. И стопы, и ноги, и даже туловище — все словно онемело под слоем глины, проломить который не представлялось возможным.
«Это сон! — пронеслось у него в голове. — Просто сон. Сейчас я проснусь рядом с Магдаленой, весь в поту, но невредимый. Мы вместе посмеемся над моими ребяческими криками посреди ночи, а потом проведаем детишек и…»
Симон вдруг вспомнил все, что произошло несколькими часами ранее. Он сбежал вместе с Куизлем от стражников, скатился с обрыва и в конце концов обнаружил пещеру, из которой доносилась музыка автомата. Он вошел внутрь, а потом… Что было потом?
Симон попытался вспомнить, но с той минуты сознание словно туманом заволокло.
Он снова изо всех сил попытался шевельнуться, но даже палец не смог приподнять. Между тем птица продолжала щебетать, и пение походило на соловьиное, хотя и звучало как-то странно. Звук был какой-то… жестяной?
Симон постарался успокоить дыхание. Он уже испытывал подобные дремотные состояния и знал, что проснуться сможет в том случае, если ему удастся хоть немного пошевелиться. Поэтому лекарь напряг каждый мускул, почувствовал, как холодный пот побежал по лбу, — но тщетно. Предприняв последнюю отчаянную попытку, он заметил с облегчением, что смог, по крайней мере, приподнять веки. В узкие щелки хлынул нестерпимо яркий свет. Симон внутренне взвыл, но продолжал из последних сил поднимать веки — словно пытался раздвинуть скалы.
Промучившись целую вечность, он открыл наконец глаза. Через некоторое время свет перестал слепить, и Фронвизер увидел — поначалу расплывчато, затем все отчетливее — часть комнаты. Он уставился в сводчатый потолок: над ним висела золотая клетка, а в ней бойко чирикала серебристая птичка. Спину пробрало холодом — похоже, он лежал прямо на каменном полу.
Ценой неимоверных усилий лекарь скосил глаза в сторону, потом вниз и сумел немного осмотреться. Он увидел старую деревянную дверь, а справа и слева от нее — несколько полок, заставленных странными предметами. Некоторые из них походили на технические устройства, другие были творением природы. В свете закрепленных у стен факелов они казались Симону до того зловещими, словно происходили прямиком из ада.
А может, это и есть ад?
С запыленной бархатной подушки скалился мумифицированный череп величиной с кулак. Метровый загнутый рог напомнил Симону истории о единорогах. Рядом лежали странные, громадных размеров черепа; у одного из них вместо носа было что-то вроде шипа. Тут же было коричневатое яйцо размером с детскую голову, причудливые ракушки, какие-то кристаллы, а также золотая астролябия и один из знаменитых глобусов, представлявших мир в виде шара.
Симон с радостью ущипнул бы себя, чтобы проверить, что есть действительность, а что — галлюцинация. Но для этого необходимо пошевелить руками. Он попытался открыть рот и позвать на помощь, но у него лишь судорожно дернулись губы — так волк скалит зубы. Лицо скривилось в напряженной гримасе. Сбоку послышался еще один звук.
Заиграла знакомая уже мелодия автомата.
Ее сопровождали скрип и лязг, и Симон не сразу понял, что звук этот издавали маленькие колеса. Колеса куклы по имени Аврора, которая еще неделю назад каталась по мастерской Виргилиуса. Тогда этот скрип и эта мелодия показались Симону необычными, чудом техники. Теперь же музыка так его напугала, что, несмотря на онемение, у него волосы встали дыбом.
Симон отчаянно завращал глазами и таким образом смог увидеть, как дверь распахнулась и в комнату вкатился автомат. Аврора выглядела столь же великолепно, как и при первой их встрече в доме часовщика. На медном туловище развевалось красное платье, волосы были аккуратно уложены, губы выкрашены в кроваво-красный цвет.
Человекоподобная кукла прокатилась еще пару метров и остановилась посреди комнаты. Мелодия стала медленно затихать и вскоре смолкла окончательно.
Судорожно скривив лицо, Симон устремил взгляд вниз, чтобы автомат находился в поле зрения. На мгновение время словно застыло, и тишину нарушало лишь пение птицы.
Кукла молчала и улыбалась.
Потом автомат вдруг задрожал, внутри у него затрещало и заскрипело, и туловище в приталенном платье зашаталось из стороны в сторону — казалось, кукла опрокинется набок. Внезапно она щелкнула челюстями, словно заточенными лезвиями.
Симон попытался закричать, но не смог издать ни единого звука. Вместо этого ему пришлось наблюдать, как воплощались в жизнь худшие из его опасений.
Внутри куклы что-то скрипнуло, словно в часовом механизме, который долго не смазывали, а потом раздался хриплый высокий голос:
— Здравствуй, цирюльник. Я давно уже дожидаюсь тут кого-нибудь, с кем можно скоротать время. А из тебя получится неплохая игрушка, не находишь?
Аврора заговорила.
Поеживаясь от холода, Магдалена шагала вслед за отцом по низкому коридору. Туннель уводил их все глубже в недра горы.
С тех пор как они вошли в пещеру, прошло, наверное, полчаса, хотя Магдалена и не могла сказать с уверенностью. Казалось, само время здесь тянулось медленнее. Да к тому же темно было, хоть глаз выколи. Лишь факел отца давал немного света, но за пределами этого круга царила кромешная тьма.
До сих пор они не обнаружили ничего подозрительного. К пещере, где жила отшельница, примыкал туннель; сначала пришлось спуститься по стоптанным ступеням, теперь шли по ровному коридору. Время от времени попадались ниши с трухлявыми деревяшками, ржавыми кусками железа или блеклыми костями. Ни палач, ни Магдалена не обращали на них внимания. Где-то внизу — женщина в этом не сомневалась — находились ее дети, похищенные сумасшедшим, которому она заступила дорогу. И судя по всему, этот неизвестный похитил и ее мужа!
Магдалена отчаялась при мысли, что они, по мнению похитителя, знали о нем много больше. Хотя это было вовсе не так. Они по-прежнему не имели ни малейшего понятия, кто в Андексе мог быть колдуном. Приор? Граф Виттельсбах? А может, кто-то другой, кого они даже не знали?
Страх за детей и за Симона стискивал горло. Магдалена, словно в трансе, мчалась вслед за отцом. Она то и дело билась головой о низкий потолок, но почти не чувствовала боли. Палач тоже будто рассудок потерял, Магдалена никогда не видела его таким злым.
— Если он хоть пальцем их тронул, никакие молитвы его не спасут! — прошипел он, проходя мимо очередной груды костей и замшелых досок. — Он пожалеет, что на свет родился, ублюдок!
Магдалена вспомнила, что сумасшедшая перед пещерой говорила о каком-то приспешнике. Справится ли отец с двумя похитителями? Палачу ведь давно перевалило за пятьдесят, и движения его были уже не такими ловкими, как раньше. Прежде, когда отшельница обругала Куизля, он впервые показался Магдалене старым.
Палач резко остановился. Они встали перед развилкой, дальше вели два совершенно одинаковых туннеля. Из одного тянуло чуть гнилостным запахом, из второго шел свежий воздух.
— Что теперь? — спросила Магдалена и повернулась к отцу. — Разделимся?
Палач взглянул на нее с сомнением.
— Чтобы ты следом угодила в руки к этому колдуну? — проворчал он. — Вот еще! Довольно и того, что этот мерзавец схватил моих внуков и трусливого зятя. Тебя еще не хватало…
Якоб задумался на мгновение.
— Похоже, мы попали в забытые катакомбы андексской крепости. — Он кивнул на человеческий череп с трещиной на лбу, злобно скалившийся на них с кучи мусора. — Теперь мы хотя бы знаем, каким образом была взята крепость. Кто-то показал нападавшим этот туннель. Судя по количеству костей, знатную резню здесь устроили…
