Впрочем, сомнения было легко развеять.
Барон направился в особняк Гонтрана Ларами и убедился, что там его нет, узнал, что корреспонденцию ему пересылают прямо в Монте-Карло и что вернется он не раньше, чем дней через десять.
«Превосходно!» — сказал Бамбош, смеясь и потирая руки. В его смехе звучала угроза.
Он пошел на телеграф и отбил Малышу-Прядильщику длинную депешу, спрашивая в ней, не решил ли тот продать лошадь, которую Бамбош уже давно хотел у него приобрести.
Четыре часа спустя он получил из Монако ответ Гонтрана.
«Дорожу своими клячами… не продам… Берите лучше Франсину со скидкой… Вернусь концу месяца.
Ларами».Получив эту депешу, де Валь-Пюизо не мог удержаться от смеха:
— Ты смотри, он не такой осел, как я думал. Заметил, что красотка Франсина ко мне благосклонна! Нет, дорогой. Не надо мне ни твоих кляч, ни твоей содержанки. Главное было узнать, что ты все еще в Монте-Карло.
Бамбош взял фальшивый переводной вексель на пятьсот тысяч франков на имя Ноэми Казен, подписанный Гастоном Ларами. Он все время носил в своем бумажнике эту более чем странную ценность, которую вознамерился немедленно пустить в дело.
С этой целью бандит пригласил свое доверенное лицо, Лорана, перешедшего к нему по наследству после убийства графа де Мондье.
Снабженный подробными инструкциями, Лоран поспешил в особняк Ларами и в качестве доверенного лица мадемуазель Ноэми Казен предъявил вексель к оплате.
Ему отвечали, что господин Гонтран Ларами не давал на этот счет никаких распоряжений и, уезжая, не оставлял средств для погашения этого платежа.
Лоран ни о чем больше не расспрашивал, он заявил, что собирается опротестовать вексель, и ретировался.
Вернувшись к Бамбошу, он объявил ему о том, что его поход не увенчался успехом.
— Ничего, старина, — утешил его отпетый негодяй. — Мы скоро получим и эту кругленькую сумму, и много других, не менее кругленьких.
Бамбошу оставалось лишь узнать, кто же тот незнакомец, так замечательно игравший роль Малыша-Прядильщика.
«Этот тип — настоящий пройдоха, — думал главарь бандитов. — Возможно, мы с ним поладим. Вдвоем мы смогли бы горы свернуть».
Бамбош переоделся нищим. Костюм был настолько реалистичен, что выглядел он в нем ужасающе и был совершенно неузнаваем.
Затем, вооружась терпением краснокожего, сидящего в засаде, он занял наблюдательный пост у дома Франсины д’Аржан.
Ожидание было тягостным. Ведь оно длилось почти тридцать часов! Да, тридцать часов истекли, прежде чем он смог обнаружить таинственного двойника Малыша-Прядильщика, пировавшего и наслаждавшегося, пока он, Бамбош, столбом стоял на одном месте.
Но главарь арпеттов принадлежал к тому сорту людей, которых ничто не может остановить на пути к избранной цели. Эти люди знают: даже самый черный и неблагодарный труд в конце концов бывает вознагражден и может окупиться.
Да, черт возьми, такое несокрушимое упорство приводит к успеху тем более блестящему, что его не ожидают.
Франсина и Боско, рано утром уехавшие из дому, возвращались домой в фиакре. Пока Боско расплачивался с кучером, а Франсина выходила, Бамбош, как нищий, приблизился к экипажу и хриплым басом стал взывать о помощи.
Боско, отзывчивый к чужому несчастью, достал из кармана монетку в пять франков и, памятуя о своей прежней нищете и пережитых лишениях, протянул ее попрошайке со словами:
— На, держи, старый горемыка. Купишь себе стаканчик вина, табачку и хлеба на сдачу.
Их взгляды встретились, и, несмотря на все свое хладнокровие, Боско пронзило какое-то странное ощущение, похожее на страх. Глаза нищего горели изумлением, гневом и, кажется, восторгом…
Бамбош, обладавший чрезвычайно острой памятью на лица, узнал Боско. Да, это был именно тот Боско, которого он считал погребенным на дне катакомб, бродяга Боско, нищий, разгуливающий теперь в обличий миллионера, чье имя и любовницу он присвоил.
По всему телу Бамбоша прошла дрожь, он пробормотал слова благодарности и пошел прочь, почти сомневаясь, не подвело ли его зрение.
В какое-то мгновение у него возникла мысль выхватить нож и по рукоять вонзить его в затылок Боско.
Почему бы и нет? Улица была пустынна. Франсина уже скрылась в арке ворот. Мысль об убийстве молнией прошила мозг. И все же он колебался.
Это секундное замешательство и спасло Боско, не подозревавшего, какой смертельной опасности он только что избежал.
Бамбош подумал, что неплохо было бы привязать к себе этого опасного противника, знавшего тайну арпеттов, человека, казалось, презиравшего всякие предрассудки и показавшего себя недюжинным ловкачом, превосходно подготовленным для жизни авантюриста.
«Я сделаю его своей правой рукой, своим вторым „я“, — думал Бамбош. — Вдвоем мы станем хозяевами Парижа. Да, это было бы замечательно! Но этот чертов Боско, захочет ли он повиноваться? Ну, а если нет, что ж, я сам возьмусь за него, и у меня он вряд ли воскреснет».
Бамбош возвращался домой, размышляя о только что случившемся престранном происшествии и строя все новые и новые планы касательно Боско. Но спешить было некуда, и он спокойно шел в сторону улицы Прованс.
Десять минут спустя из особняка Франсины д’Аржан вышел рассыльный. Он торопился и нанял извозчика. Одетый в потертый бархатный костюм синего цвета, обутый в грубые, но тщательно начищенные башмаки, он держал под мышкой небольшой мешок из ковровой ткани, похожий на те, в которых чистильщики носят свои щетки и ваксу. В руке он держал деревянную палочку с винтом на одном конце и лопаточкой для нанесения воска на другом.
И сам рассыльный, и его плюшевая каскетка, надвинутая на уши, и воротник из грубого полотна, и позеленевшая от времени медаль на груди — все это не вызывало ни малейшего сомнения в своей подлинности.
Возраста он был престарелого, нечист, с немытым лицом, красным носом и источал сильный запах нестираного белья и пота.
Из экипажа он вышел перед церковью Сен-Луи д’Антен и быстрым шагом направился в сторону улицы Жубер. Там он зашел в распивочную, что расположена почти напротив дома № 3, и заказал стакан вина.
Трактирщик приветствовал его как старого знакомого. Тот отвечал с таким характерным акцентом жителя Оверни[74], что его ни с чем нельзя было спутать.
Потягивая вино, за которое он сразу же расплатился, как делают люди, желающие уйти, когда пожелают, чистильщик не сводил глаз с дома барона де Валь-Пюизо.
Внезапно он подскочил так, как будто получил заряд дроби в икры обеих ног, и рванулся было к выходу, но тут же овладел собой. Схватив свой стакан, он поднял его на уровень глаз и обратился к хозяину, стараясь, чтобы голос его звучал твердо:
