— А что, если она ручная? — предположила я. — Может, кому-нибудь нужна помощь?
— Разве в становище кто-нибудь держит куниц? — возразил Эстрил.
Зверек все порывался бежать, но не хотел уходить без нас, и мне почему-то захотелось довериться странной кунице.
— Пойдем, — взяла я Эстрила за руку. — Я же ночью не усну, если не узнаю, что она хотела нам показать.
Он недовольно покачал головой, понадежнее перевесил нож, взял у меня из рук почти полную корзину и пошел за мной, а я — за куницей, убегавшей по правому берегу речушки в лес.
Тростник оказался кстати. Он прекрасно утолял жажду, и за время пути моя ноша стала гораздо легче. Куница вела нас, как опытный проводник: иногда убегала вперед проверить дорогу, но тут же возвращалась и терпеливо ждала, пока неуклюжие двуногие ее догонят. Мне показалось, что я вижу под ногами едва заметную тропинку. Тропинка эта вела в настолько другой лес, что я готова была поверить, что с Ошка мы переместились неведомо куда. Увы, это было невозможно.
Здесь росли стройные деревья со светлой корой. Их золотистые резные листья образовывали чудесный шатер, сквозь который падали солнечные лучи, рассыпаясь по земле причудливой игрой бликов. У корней деревьев нежно зеленела их молодая поросль, окруженная стелющимися по земле растениями с мелкими листьями и нежными бело-розовыми цветами, в нагретой сердцевине которых роились пчелы. Мы шли, держась за руки, и Эстрил перестал настороженно озираться: в таком лесу нам не могла угрожать никакая опасность. Деревья словно расступались перед нами, пропуская на берег маленького круглого озера. Когда мы подошли к нему вода вспыхнула, озаренная оранжевым светом заката.
Так вот куда привела нас куница! Ни-тим-те — это было оно, озеро любви. Цветы оплетали его берега, словно окутывая пышным бело-розовым кружевом. Аромат, исходивший от них, кружил голову мечтами и желанием. Я украдкой взглянула на Эстрила.
— Я не успел собрать для тебя ракушек, — улыбнулся он.
От жгучей радости у меня перехватило дыхание и загорелись щеки. Я была сестрой Келлион и мало знала о свадебных обрядах, которыми мужчины и женщины скрепляют свою любовь. Эти шутливые слова прозвучали для меня, как обещание.
— Куница откуда-то знала, что я сам хотел тебя сюда привести, — сказал Эстрил.
— Сами бы мы не нашли, — покачала я головой.
— Обязательно нашли бы. Ведь мы любим друг друга.
Он провел рукой по моему плечу, снимая тигриную шкуру.
— Постой, — я смущенно схватилась за свое одеяние. — А где куница?
Мы огляделись по сторонам, но зверька уже и след простыл. Однако возле нашей корзины лежал венок из бело-розовых цветов. Я нагнулась над странной находкой. Цветы были только что сорванные, свежие, значит, венок не мог остаться от тех, кто приходил к озеру Ни-тим-те до нас. Эстрил надел венок мне на голову.
— У нас на Аникодоре так украшают невесту, — сказал он.
— А что говорит ей жених, когда берет в жены? — спросила я.
— Он говорит: «Шайса, ты согласна разделить со мной мою душу и мой очаг?»
— Согласна, — шепнула я.
Эстрил поднял меня на руки, покрывая поцелуями глаза. Я с нежностью пропускала сквозь пальцы его мягкие волосы.
— Какой ты красивый! — сказала я, не в силах наглядеться на его лицо.
Эстрил неожиданно смутился.
— Ты знаешь, меня никто не называл красивым. Моя жена… — лицо молодого человека помрачнело на миг, но это облако тут же исчезло, — Алисса всегда называла меня растрепой. Она считала, что я выгодно оттеняю ее красоту. Хотя сейчас мне кажется, что ничего этого никогда не было… Есть только ты, мой ветер.
От счастья у меня кружилась голова, и я всерьез должна была держаться за шею Эстрила, пока он не зашел в озеро и не опустил меня в воду. Какая странная вода! Я не тонула в ней, словно деревянная статуэтка. Вода окружала, нежно прикасаясь, проникая внутрь, лаская; она была теплая и скатывалась по загорелой коже крупными хрустальными каплями. Запах венка в моих волосах дарил забвение; я ни о чем не могла думать сейчас, кроме любви. Это чувство заполняло меня целиком, она воплощалась в озере, воздухе, свете заходящего солнца. Мне было трудно дышать, и слезы — самые счастливые слезы! — градом катились по лицу, мешая свою соль со сладкой водой. Кажется, я звала Эстрила — или его имя звучало где-то в небесах, пылающих над нашими головами?
— Ты слышала, что тем, кто любит друг друга в этом озере, священный дух Ни-тим-те дарует детей?
Эстрил шепнул мне эти слова на выдохе, в самое ухо. Я прикусила губу, чтобы не застонать в ответ. Страсть с новой силой огненной плетью хлестнула мой рассудок. Небо стало алым, раскрывая мне жаркие объятия. А потом как-то мгновенно потемнело: наверное, мы провели в озере много времени, и наступила ночь.
На берегу мы, смеясь, уничтожили почти все запасы тростника, но ни у кого из нас не повернулся бы язык сказать, что мы ходили впустую. Венок из бело-розовых цветов плавал на поверхности воды.
— Знаешь, — сказал вдруг Эстрил, — я думаю, мы никогда не вернемся на Аникодор.
Я в изумлении уставилась на него.
— Перестань! Мы обязательно что-нибудь придумаем. Иелкон придумает — ты же знаешь, какой он ловкий. Уж он-то точно не захочет оставаться здесь навсегда!
— Да, Иелкон… Эстрил замялся, как всегда, когда начинал говорить со мной об Аникодоре. — Понимаешь, я думаю, нам вообще не стоит туда возвращаться. Я готов прожить с тобой всю жизнь здесь, на Ошке. Мы построим настоящий дом, а не шалаш, у нас будут дети — красивые, как ты. А когда мы состаримся и умрем, то вечно будем бродить на берегах Ни-тим-те. Разве это не прекрасно?
Я помнила, что однажды Эстрил уже предлагал мне забыть об Аникодоре. Тогда мы еще не были так близки и только присматривались друг к другу, борясь каждый со своим прошлым. И тогда я ответила Эстрилу резко, потому что сочла его мысль безумием. Я и сейчас так считала — несмотря на то, что видела свое счастье в долгой жизни рядом с этим человеком. Но мое собственное счастье — это еще не все. Оно не может быть полным, пока я не сделаю то, ради чего родилась. Нет, у меня и в мыслях не было оставаться здесь. Напротив, я дала себе слово с завтрашнего дня думать, как нам отсюда выбраться. Поэтому я ласково положила руку на голое колено Эстрила.
— Мы уже говорили об этом, милый. Даже если забыть о Риррел… ведь там — твои дочки…
Эстрил мотнул головой.
— Неужели ты думаешь, что я не помню о них? Но на Аникодоре нам может грозить опасность, и в первую очередь тебе. Тогда, над Ловижем, этот странный белый огонь… Это не могли быть ниметоны Сената. Это… другие люди.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
