но в последний момент Шепард поджал хвост и умчался под крыло к женушке.
— Сдаёт он в последнее время… — отзывается Торп, установив телефон на письменном столе и ловко завязывая галстук. — А я собираюсь на ужин с инвесторами. Постараюсь выбить побольше денег для следующей выставки. Нынешняя обещает стать лучшим событием сезона, в утреннем номере Торонто Стар целую статью выпустили… Так что, думаю, они не откажутся раскошелиться.
— Купи аспирин заранее, — иронично вворачивает Уэнсдэй. Как правило, под вычурным термином «ужин с инвесторами» кроется банальная попойка в каком-нибудь особенно элитном ресторане. После подобных вечеров Ксавье приползает домой в состоянии, близком к анабиозу, а весь следующий день валяется в постели, мучаясь от головной боли.
— Не волнуйся, я уже, — он негромко смеется и демонстрирует в камеру упаковку шипучих таблеток. Отставив в сторону цилиндрический пластиковый бутылёк, Торп усаживается на стул перед телефоном и принимается сосредоточенно зачесывать волосы в привычный низкий пучок. — Кстати, я взял билет на четверг на самый ранний рейс. Если обойдётся без накладок, буду дома к восьми утра.
— Если ты меня разбудишь, я отправлю тебя обратно в Канаду по частям, — язвит она, стянув рубашку и отбросив её на спинку стула.
— Я тоже тебя люблю, Уэнс, — парирует Ксавье с раздражающе самодовольной усмешкой, но спустя секунду становится серьёзным, неотрывно наблюдая, как она начинает расстёгивать пряжку широкого ремня на брюках. С присущей детективу внимательностью Аддамс мгновенно замечает, что чёрные точки зрачков посередине насыщенно-зелёной радужки медленно расширяются. — И очень скучаю… Во всех смыслах.
— Во всех? — переспрашивает Уэнсдэй, хоть и прекрасно понимает, к чему он клонит.
— Во всех, — подтверждает Торп, придвинувшись ближе к стоящему на столе телефону, и внезапно добавляет. — Снимай одежду. Всю.
В его ровном тоне отчётливо угадываются нотки приказа — и хотя обычно она чертовски ненавидит проявления патриархальных замашек, ядовитая колкость застревает в горле.
Потемневший от возбуждения взгляд Ксавье скользит по её груди, скрытой лишь тонкой паутинкой чёрного кружева, и Уэнсдэй вдруг ловит себя на мысли, что ей совсем не хочется возражать. Ей и вправду становится немного любопытно, к чему приведёт этот своеобразный эксперимент.
Невольно вспоминается сцена из далёкой юности, когда она точно также раздевалась перед ним в загородном домике на берегу озера — и чувственные образы прошлого сиюминутно отзываются приятной тяжестью внизу живота.
Аддамс отходит ещё на пару шагов назад, чтобы увеличить угол обзора, и нарочито медленно вытягивает ремень из пояса на брюках. Широкая кожаная полоска отлетает в сторону, металлическая пряжка негромко лязгает от соприкосновения с ламинатом.
Тонкие бледные пальцы с чёрным маникюром скользят вдоль тела, дразняще подцепляя лямки чёрного кружевного бюстгальтера. И тут же отпускают, от чего тонкие резинки звонко щёлкают по коже. Торп нервно сглатывает, неотрывно наблюдая за каждым плавным движением — но полностью избавляться от белья Уэнсдэй пока не спешит. Стягивает только широкие брюки и отступает назад, вальяжно усаживаясь на кровать, застеленную покрывалом из чёрного атласа, который так приятно холодит обнажённую кожу.
— Что мне делать теперь? — она с несвойственной для себя покорностью принимает правила волнующей игры.
— Сними лифчик, — командует Ксавье немного хриплым от возбуждения голосом.
Его низкий бархатный тон и невыносимо пристальный взгляд потемневших глаз действуют на неё подобно мощному афродизиаку. Разум неизбежно отключается, а тело окончательно сдаётся во власть выплеснувшихся в кровь гормонов.
Аддамс заводит руку за спину, нащупывая предательски дрогнувшими пальцами застёжку бюстгальтера. Раздаётся тихий щелчок — и невесомая паутинка чёрного кружева немного сползает с груди, чуть царапнув чувствительные от желания соски. Отбросив назад водопад густых смоляных локонов, она порочно проводит кончиком языка по губам, ощущая привкус тёмно-бордовой помады — а потом очень медленно спускает по плечам узкие лямки белья. Торп шумно втягивает воздух, чётко очерченные скулы напрягаются, заостряются ещё сильнее, а губы слегка приоткрываются на выдохе.
— Оближи пальцы и прикоснись к груди, — приказывает он, тяжело дыша. — Закрой глаза, слегка сожми соски между пальцами и представляй, что это делаю я.
Oh merda. Тянущий спазм внизу живота усиливается, словно все внутренности скручиваются тугим жарким узлом.
Уэнсдэй ёрзает на постели и рефлекторно сводит ноги вместе, ощутив, что нижнее бельё стремительно намокает от липкой горячей влаги. Не сводя с Ксавье тяжёлого немигающего взгляда, она размыкает губы и подносит правую руку ко рту — учащённое тёплое дыхание приятно обжигает ледяные кончики мертвенно бледных пальцев. Аддамс проводит указательным пальцем по нижней губе, смазывая помаду и слегка высовывает язык, чтобы коснуться острых уголков ногтей.
— Чёрт… Быстрее, — бормочет Торп совсем севшим голосом и ослабляет виндзорский узел на галстуке. Кажется, он уже напрочь забыл о предстоящем ужине с инвесторами.
Усмехнувшись его реакции, Уэнсдэй шире приоткрывает губы, погружает два пальца в рот, плавно скользит по ним языком. Градус напряжения во всём теле нарастает — глубоко внутри возникает требовательная пульсация.
— Умница. А теперь закрой глаза и представь, что это мой член.
И она представляет.
Зажмуривается с ужасающей покорностью, а разыгравшееся воображение услужливо подсовывает чувственные фантазии — как головка напряжённого члена скользит вдоль языка и в конце концов упирается в горло.
Почти задыхаясь от накатившего возбуждения, Аддамс проталкивает пальцы глубже в рот и плотнее смыкает тёмно-бордовые губы.
Сквозь дурман нарастающего желания она смутно улавливает несколько чётких звуков на том конце провода: скрип ножек отодвигаемого стула, звон пряжки ремня и хриплое учащённое дыхание.
— Прикоснись к своей груди, Уэнс… — отрывисто бормочет Ксавье, и она снова подчиняется без тени сомнений.
Сжимает упругое полушарие груди хрупкой ледяной ладонью, вскользь задевая затвердевшие соски мокрыми от слюны пальцами — и приоткрывает глаза, желая увидеть его лицо. Открывшаяся взгляду картина заставляет Уэнсдэй сильнее свести бёдра и едва не застонать от многократно возросшего возбуждения. Белая рубашка Торпа полностью расстёгнута, рукава закатаны до локтей, несчастный галстук небрежно отброшен за спину, насыщенная зелень радужки практически полностью скрыта за чернотой расширившихся зрачков. Его правая рука плавно, но ритмично движется под столом — и Аддамс чертовски жалеет, что не может видеть невероятно возбуждающую сцену целиком.
Мышцы внутри трепетно сжимаются вокруг пустоты, отчаянно требуя большего и истекая горячей липкой влагой, вмиг сделавшей нижнее бельё насквозь мокрым. С приоткрытых багряных губ против воли срывается первый тихий стон.
— Ложись на спину и раздвинь ноги, — несмотря на сбитое дыхание, в его интонациях звенит металл.
Сходя с ума от желания, Уэнсдэй послушно откидывается на лопатки и широко разводит бёдра, демонстрируя его пристальному взгляду тонкую полоску чёрного кружева, которую уже впору выжимать. Сердце бешено колотится в клетке рёбер, разгоняя эстроген и адреналин
