Вернувшись в Акру, Жан проведал, что жена дурно обращалась с его малолетней дочерью от первого брака, и в гневе прибил жену так жестоко, что от побоев она скончалась. Когда же смертельная болезнь через несколько дней унесла жизнь их младенца сына, притязания Жана на армянский престол стали совершенно беспочвенными.
Впрочем, сразу же возвращаться в Египет он не стал, ибо аль-Муаззам Дамасский – видимо, чтобы отвлечь на себя часть военного бремени, свалившегося на плечи брата аль-Камила в Египте, – вторгся в Палестину и напал на Кесарию, после чего двинулся на север вдоль берега, чтобы встать лагерем под обращенной к суше могучей стеной принадлежащего тамплиерам Замка Паломников. Когда весть об осаде замка долетела к Великому магистру в Дамьетту, он вместе с отрядом тамплиеров на собственных галерах отправился из Египта, чтобы попасть в замок с моря и помочь в его обороне. Король Жан выжидал в Акре на случай, если тамплиерам понадобится помощь, но войску, состоявшему в основном из легкой кавалерии, взять Замок Паломников нечего было и думать.
Вести, доходившие из далеких северных краев, были куда более зловещими, однако еще никто не осознавал их значения. Грандиозная монгольская орда продвинулась на запад почти на девять тысяч километров от родины Чингисхана, встретив первого христианского противника. Когда монголы приблизились к турецкой провинции Азербайджан, грузинский король со своими воинами-горцами преградил им дорогу. Грузинские витязи славились на весь свет, но еще ни разу не противостояли они столь дисциплинированной рати, да вдобавок столь неисчислимой. Грузинское воинство просто-таки смели с лица земли, фактически уничтожив Грузию как независимую военную державу.
В Египте же аль-Камил воспользовался месяцами передышки на славу. Хотя христиане контролировали восточный рукав Нила, протекающий мимо Дамьетты, западный, впадающий в Средиземное море у портового городка Розетта близ Александрии, был оставлен совершенно без внимания. Отстроив свой флот, аль-Камил летом 1220 года повел его через западный рукав в море, издали обогнув флот христианских захватчиков. Египетские корабли дошли до северной оконечности Кипра, где на рейде у Лимассола обнаружили христианскую эскадру, доставившую новых крестоносцев и как раз пополнявшую запасы перед последним переходом к Дамьетте. Христианские флотоводцы, считавшие эти воды совершенно безопасными, были совершенно не готовы к бою, когда на них вдруг устремился египетский флот. Часть кораблей крестоносцев потопили, часть взяли на абордаж. Уйти не удалось никому. Тысячи человек попали в плен и в ближайшие месяцы были проданы в рабство мусульманам. Когда известие о случившемся дошло до стана крестоносцев, все взоры обратились на кардинала Пелагия. Ни для кого не было секретом, что лазутчики настойчиво доносили ему о наращивании мощи египетского флота и о том, что египтян можно запросто запереть в западном рукаве Нила. К несчастью, не придав донесениям ни малейшего значения, Пелагий даже пальцем не шелохнул. Гениальный полководец, приказавший возвести плотину лишь после того, как лагерь затопило, и теперь оказался на высоте, дав команду патрулировать устье западного рукава Нила пизанцам и венецианцам после того, как египетского флота и след простыл.
Под конец года Пелагий наконец-то получил долгожданную весть: в ноябре Фридрих прибыл в Рим, где Гонорий III собственноручно возложил на его чело венец государя Священной Римской империи. Монарх же поклялся исполнить священный обет крестоносца, провозгласив, что поведет рать в Египет будущей весной. Уведомляя легата о сих радостных событиях, Папа также упредил кардинала, чтобы тот не принимал и не отвергал никаких мирных договоров без его, папского, одобрения; настраивать новопомазанного императора против себя Гонорию никак не хотелось.
Вопреки обещаниям, весной 1221 года Фридрих в Египте не появился, зато послал вместо себя войска. В марте два посланника Фридриха прибыли с небольшой германской армией. Примерно в то же самое время император отрядил туда еще одну армию из Италии под командованием герцога Баварского. В июле в Египет пришли восемь галер с войском графа Апулийского. В нижнем течении Нила мало-помалу собралось могучее христианское войско. Новоприбывшие рвались в бой, как и сам кардинал Пелагий, но их предводитель император Фридрих все не появлялся. В конце концов воины согласились выступить в поход, но упорно стояли на том, что командовать ими должен испытанный полководец, требуя, чтобы кардинал послал за королем Жаном Иерусалимским. Как ни ярился Пелагий, иного выхода из тупика не было, и, скрепя сердце, он послал за королем Жаном.
Тот вернулся в Египет в июле, равно как и Великий Магистр де Монтегю с отрядом тамплиеров. Впрочем, и Жану, и тамплиерам стало ведомо, что аль-Муаззам собирает войско в Сирии, так что отлучаться от дома им было очень не с руки. Сверх того, надвигался разлив Нила, и начинать кампанию в дельте реки было, как минимум, неразумно. Король Жан попробовал было уговорить военачальников выждать, но когда кардинал Пелагий в присутствии остальных накинулся на него с обвинениями в трусости, гордыня возобладала над здравым смыслом, и Жан согласился возглавить экспедицию.
Благодаря долгому бездействию сторон аль-Камилу с лихвой хватило времени на подготовку, и когда крестоносцы 12 июля выступили в поход вверх по Нилу, им навстречу вышла грандиозная мусульманская рать. Христианское воинство, к тому времени выросшее почти до пятидесяти тысяч человек, из которых около пяти тысяч составляли конные рыцари, сопровождала колоссальная армада – более шестисот кораблей. Впрочем, мусульмане выглядели не менее впечатляюще, не пожалев трудов на сбор армии и флота, и теперь численно превосходили крестоносцев и на суше, и на воде. Но, что важнее для грядущих сражений, они куда лучше знали и собственные края, и норов реки, считавшейся тогда самой могучей на свете.
Двигаясь вверх но Нилу, христиане дошли до крепости Шаримшах, сдавшейся им 20 июля. Король Жан хотел переждать там, зная, что ежегодный разлив Нила начнется со дня на день. Ему доводилось слышать, что река, питаемая на юге неустанными чудовищными ливнями на тысячах квадратных километров, приносит невообразимую массу воды. Но кардинал Пелагий отверг эту трусливую отговорку – уж кто-кто, а он знал о наводнениях все. Дельта Нила представляет собой хитросплетение протоков, и один из его рукавов под названием Бахр ас-Сагир, протекающий вдоль восточного берега, находился на пути у крестоносцев. И тогда одна мусульманская армия разбила бивак на своей стороне мелкого рукава, а другая тайно переправилась через него, сделав изрядный крюк к востоку. Обойдя крестоносцев, мусульмане скрытно заняли позиции у них в тылу, отрезав христиан от базы в Дамьетте.
На западной же стороне от Нила отходит другой рукав, несущий воды до самого моря. Но ниже захваченного города Шаримшах, позади христианского флота, есть пролив, соединяющий его с рекой. Минуя пролив за несколько дней до того, христиане попросту не обратили на него внимания, по ошибке приняв за мелкий ирригационный канал.
Весь свой расчет мусульмане строили на уровне и скорости затопления. И расчет их оправдался с лихвой. Вскоре вода и в восточном, и в западном рукавах поднялась настолько, что переправиться вброд нечего было и думать. Избыток воды из стремительно вздувающегося западного рукава хлынул в протоку под Шаримшахом, обратив ее в пригодную для судоходства речушку. Спустившись по течению западного рукава, египетский флот свернул в протоку и вышел к Нилу, отрезав христианскую армаду от Дамьетты и от моря.
Выслушивая донесения прибывающих разъездов и лазутчиков, кардинал Пелагий волей-неволей вынужден был признать прискорбный факт, что, даже не успев вступить в бой, его крестоносное воинство оказалось в полнейшем окружении, попавшись на удочку более многочисленного и хитроумного противника. На деле христиане оказались в осаде – сравнение, надо сказать, вполне уместное, поскольку ревизия показала, что запасов провизии едва-едва хватит на три недели. Переправиться через разбушевавшийся Нил или чрезвычайно разлившийся Бахр ас-Сагир крестоносцы не могли, так что уповать им оставалось только на упорядоченное отступление. И как ни противился кардинал подобному исходу, о возможности коего даже не помышлял, в конце концов совладав с гордыней, велел немедленно трубить отбой крестового похода. Нужно было спешить, и чтобы тихоходные повозки не сдерживали войско, взяли только те припасы, что могли унести с собой, а прочие надлежало уничтожить.
Приказ бросить драгоценные бочонки с вином означал для простых солдат непомерную жертву, и посему они порешили прежде осушить их до капли. И когда 26 августа прозвучал сигнал выступать, едва ли не все пехотинцы не зашагали, а заковыляли на заплетающихся ногах. Впрочем, даже так они могли бы обставить противника, если бы не промашка тевтонских рыцарей. Поленившись вскрывать и вываливать припасы, теряя время и силы, они, недолго думая, их подпалили, – а столб чадящего дыма известил египтян, что христиане тронулись в путь.
