– Старший здесь я, лад-лэд Олин Апри. Генерал.
У старичка мигом отвалилась челюсть и пропала спесь.
– Апри? Здесь? Ты меня убьёшь?
– Нет. Объявляю тебя военнопленным, а потому отвечай на вопросы. Его пытали? – кивнул я в сторону Рови.
– Н-нет. Я ещё только лишь подготовил его для допроса.
Я про себя облегчённо вздохнул и продолжил:
– Когда за ним придут?
– Скоро. Вот-вот должны…
– Ещё вопрос. Куда выходят двери тюрьмы?
– Одна – в подземный ход, по нему, догадываюсь, вы и проникли сюда. Вторая – в караульное помещение подземной части дворца. Там Неутомимые, отдыхающая смена.
– Понятно. Гена, отвечаешь за лейб-лекаря. Доставить его в Одессу.
В камеру заглянул Коля:
– Готово, Светлый, всех отомкнули!
– Наших сколько?
– Шестеро. С лейтенантом – семь. И, кроме них, ещё дюжины две острожников. Что с ними делать?
– Потом разберёмся. Забирайте всех и отходите. Лейтенанта придётся нести на руках, сам он дня два ходить не сможет. Со мной в группе прикрытия остаются Петя и Дима.
За ведущими в караулку дверями никакой тревоги не чувствовалось. Видимо, там привыкли к раздающимся отсюда ударам и крикам, а потому и беспокойства не проявляли. Однако, по словам лейб-лекаря, сюда вскоре придут, чтобы доставить лейтенанта на «пытальник» и, увидев разгром, кинутся вслед, а с нами – усталые, измождённые люди. Надо задержать погоню.
Пока я аккуратно по всему периметру заваривал Мечом ведущие в караулку двери, Петя и Дима растащили до сих пор валяющихся кулями тюремщиков по камерам и заперли их там. Пока-то до них доберутся, пока те расскажут, что произошло! Выйдя через заднюю дверь в потайной ход, я также добросовестно заварил и её.
Я отходил последним и, уже подходя к концу подземного хода, к железной винтовой лестнице, подумал:
«Жаль, Аррутара нет. Завалить бы эту нору к чёртовой бабушке! А может, и без Аррутара справлюсь?»
Я подождал до тех пор, пока последний человек поднимется по лестнице, а потом представил, как из потолка подземелья вываливается огромный кусок базальта. И монолит рухнул, сотрясая всё вокруг. Заискрили передавленные провода, погас тусклый электрический свет, поднялась пыль. Я включил Меч в режиме светового луча и увидел гладкую стену на том месте, где только что проходил подземный ход.
– Светлый, что случилось? Ты цел? – послышался сверху встревоженный голос Пети.
– Всё нормально, сейчас вылезу. Ещё только одно дело сделаю, – бодро ответил я. Внутри меня опять взыграл живущий в душе пацан, и, подталкиваемый им, я вырезал на стене большими буквами: «Здесь был Олин Апри. Горячий привет императору. 17 сопоната 8855 года» и только после этого поднялся наверх.
На полу домика валялся без чувств его хозяин: видимо, проявил излишнее любопытство. Прикрыв дверь домика, я оглянулся и увидел здоровенный прямоугольный провал прямо посередине улицы: изрядный кусок грунта рухнул вниз вместе с тем куском скалы, который перекрыл подземный ход. Ай-яй-яй, что ж это я так неосторожно! Хорошо ещё, что ночь на дворе, по улицам никто не ходит!
Одесса, 18 сопоната 8855 года
Тико Тони временно поместили в караульном помещении – лёгкой летней времянке, у которой даже пола не было. Дверь караулки запоров не имела, и гвардейцы, поместив сюда лейб-лекаря, просто подпёрли её снаружи палкой. Когда я зашёл внутрь, Тико степенно сидел на кровати, сложив на коленях руки. На столике стоял поднос с нетронутой пищей.
– Отчего не кушаешь, лэд? – спросил я его. – Или боишься, что еда отравлена?
– С такого разбойника, как ты, станется. Я узнал тебя. Месяца два назад я готовил тебя к допросу, и сейчас ты хочешь мне отомстить.
– Я не воюю со стариками. Снимаю с тебя статус военнопленного. Ты свободен. Правда, пока не окончится война, только в пределах Априи. Так что ты совершенно напрасно утруждал себя, делая подкоп.
– Откуда ты узнал про подкоп? Твои люди подглядывали за мной?
– Посмотри на свои руки, лэд. Вчера они были чистыми и ухоженными…
Лейб-лекарь бросил взгляд на свои ногти – обломанные, с чёрной «траурной каймой» – и спрятал пальцы в кулаках.
– Будешь меня допрашивать?
– Допрашивать? Вовсе нет. Допрашивают узников, ты же, повторяю, свободен. Я просто хочу поговорить с тобой как приличествует благородным лэдам.
– А если я не пожелаю с тобой разговаривать?
– Мне останется только сожалеть об этом.
– Так я что… я могу идти?
– Изволь.
Старик поднялся и, расправив складки своего балахона, гордо вышел наружу. Впрочем, уже к вечеру этого же дня А‑Ту доложило мне, что лейб-лекарь попросит аудиенции.
Одесса произвела на лэда Тико такое же впечатление, как и на техников.
– Светлый лад-лэд, я удивлён! Я никогда не видел так много счастливых лиц, – возбуждённо заговорил он прямо с порога. – Дозволь мне жить в твоём ладстве!
– Счастливых лиц могло бы быть ещё больше, не будь многие озабочены тем, что в их семьях постоянно рождаются бепо. Изобретённое тобой средство, вызывающее бесполие, просто ужасно, – сказал я почти наугад.
– Любое новое знание – это прогресс, движение вперёд, – обидчиво возразил лэд Тико. – Нет ужасных изобретений и открытий, а есть люди, которые используют открытия в своих ужасных целях. Император – это по его приказу я заражал монеты. Не надо ничего говорить, лад-лэд: я заранее знаю, что ты можешь мне сказать. Конечно, я мог отказаться, мог пожертвовать своей жизнью ради спасения человечества. Но я слаб, я не смог этого сделать. К тому же долгая жизнь без болезней – это такое искушение… И я не сумел устоять. Да, я такой же преступник, как и император. Мне сто сорок два года, и многие Неутомимые отдали свою жизнь, чтобы мы с ним продолжали… существовать.
Лейб-лекарь побарабанил пальцами по коленям и, глядя на меня исподлобья, спросил:
– Должен ли я сделать вывод, что моё присутствие здесь только терпится и не слишком желательно?
– Совсем наоборот, – возразил я. – Мне крайне необходим человек с такими глубокими знаниями, как у тебя. Кстати: это правда, что ты, кроме самого средства, изобрёл и противоядие?
– Да, это так, – ответил Тико. При этих словах лицо А‑Ту озарилось надеждой.
– Правда, бесполым она уже не поможет, – продолжил учёный, и А-Ту, услышав это, помрачнело, – но мужчина или женщина, принявшие противоядие, получают иммунитет к бесполию, который передаётся и их потомству. Всех это средство, конечно, не спасёт: доза препарата, необходимая для излечения только лишь одного человека, готовится более трёх месяцев и стоит неимоверно дорого. Однако же ещё можно вылечить лучших людей, которые станут основой другого, более лучшего человечества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
