— Тебе никогда не выиграть этого дела в суде, Ник. Никогда. Джонни отдадут мне.
— Только через мой труп.
— Ну что ж, приятно будет посмотреть — Она нежно улыбнулась и закрыла за собой дверь.
После ухода Хиллари Ник вернулся в библиотеку, где, лежа на диване, беззвучно плакал Джон. Ник сел рядом и нежно погладил сына по голове.
— Все в порядке, сынок. Все в порядке Джонни повернул голову и посмотрел на отца.
— Я не хочу жить с ней и с тем человеком.
— Ты и не будешь с ними жить.
— Ты уверен?
— Почти… Нам понадобится некоторое время, но мы выиграем. Я собираюсь обратиться в суд, но нам предстоит серьезная борьба. — Ник склонился и поцеловал сына в макушку. — А после рождественских каникул, дружок, ты вернешься в школу, и жизнь пойдет как всегда, разве что мы с тобой останемся одни, без мамы.
— Я думал, что тот человек хочет убить меня. При этой мысли Ник снова стиснул челюсти.
— Я бы сам его убил, если бы он тронул тебя хоть пальцем. — Ник улыбнулся через силу. Он понимал, что каким-то образом им надо возвращаться к нормальной жизни. — Ничего подобного больше никогда не повторится.
— А если они снова вернутся сюда?
— Они не вернутся.
— Почему?
— Это слишком сложно объяснять, но суд послал ему документ, запрещающий приближаться к тебе.
Тогда же днем, пока Джонни играл у себя в комнате, Ник предпринял еще некоторые шаги. Он нанял трех телохранителей из нью-йоркской полиции, чтобы они, сменяясь, ни на шаг не отходили от мальчика. В любое время суток — в квартире, в школе, в парке один из них будет постоянно находиться рядом. Они должны превратиться в тень Джонни.
На следующий день оба с облегчением прочли в колонке светских новостей, что Хиллари и Филипп Маркхам отбыли в Рино. Адвокат Ника поставил Хиллари в известность, что Ник не будет возражать против развода в Рино, а стало быть, развод будет законным Хиллари не теряла времени. Она очень спешила развестись и выйти замуж за Филиппа Маркхама. Ник тоже был рад — приближалось Рождество, и он хотел спокойно провести его с Джонни. В рождественский вечер они тихо пообедали дома, а на следующий день пошли гулять в парк. Ник купил Джонни новый велосипед, футбольный мяч и лыжи. Лыжи Джонни тут же испробовал, скатившись с небольшой снежной горки, так что даже телохранитель расплылся в улыбке. Джонни бы симпатичным мальчиком, а Ник прекрасным отцом. И теперь он уповал лишь на то, что ему удастся выиграть дело. А пока никто не тронет Джонни и пальцем.
Глава тридцатая
— С Рождеством, дядя Джордж. — Лиана вручила дядюшке большой сверток, и на его лице появилось удивленное выражение. Они все вместе сидели у елки, которую дядюшка водрузил в библиотеке В доме уже много лет не бывало елки, но теперь ему хотелось, чтобы у детей было настоящее Рождество.
— Я совершенно не предполагал, что ты будешь дарить мне подарки! — Он со смущенным видом развернул сверток и, казалось, был страшно доволен, когда извлек темно-синий с вишневым рисунком шелковый халат. В тон халату Лиана подобрала и замшевые тапочки. Она все время подсмеивалась над рваным халатом, в котором ходил дядюшка, но тот отвечал, что любит его, потому что носит уже сорок лет. Девочки подарили дяде новые карманные часы и радовались своему подарку ничуть не меньше, чем он сам. Лиана сама помогала им выбрать часы у «Шрива», к тому же они еще сделали маленькие подарочки в школе, приготовили рисунки и украшения для елки, а Элизабет подарила дяде отпечаток своей руки, сделанный ею на глине. Слезы стояли в глазах дядюшки, и Лиана была очень довольна. Он так много сделал для них, что теперь приятно было сделать что-то приятное и ему.
Рождественский обед они устроили дома, а потом поехали кататься по городу, рассматривая, как он украшен и иллюминирован. Но, сев в машину, Лиана не могла отделаться от мыслей об Армане — как он там, как проводит Рождество в Париже. Она понимала, что ему грустно, что он скучает по ней и детям Впервые за одиннадцать лет они проводили Рождество врозь.
Дядя Джордж заметил выражение глаз Лианы, когда они выходили из машины на площади Святого Франциска попить чаю, и ему стало жаль ее. Он хотел, чтобы она забыла Армана, познакомилась с кем-нибудь другим, но в то же время понимал, что в Рождество Лиана неизбежно будет думать о муже.
— Смотри, дядя Джордж! — отвлекли их обоих от грустных размышлений девочки. Они обнаружили в холле целый дом, сделанный из пряника. Он был таким огромным, что девочки могли войти внутрь. Стены его были выложены тысячами крохотных конфеток и залиты тоннами сахара. — Вы только поглядите! — Лиана смотрела на дочерей с улыбкой, но мысли ее были очень далеко. Уже много дней она страшно беспокоилась об Армане.
— Мсье де Вильер! — Арман поднял голову от своего письменного стола. Был канун Рождества, но ему незачем спешить домой, как и некоторым другим его коллегам. Уже много недель в учреждении царила напряженность. За последний месяц Сопротивление так развернулось, что люди Петена с трудом успевали опережать его действия И немцев это отнюдь не радовало Чтобы добиться своего, два дня назад они провели показательную казнь. Жак Бонсер-жан был расстрелян за «насильственный акт, предпринятый им против офицера немецкой армии», и Париж охватило уныние Даже ослабление комендантского режима на один день не возымело никакого действия Кафе было разрешено работать до половины третьего, а транспорту до трех ночи Но после расстрела Бонсержана никому не хотелось выходить из дома, и на улицах были одни немцы.
Зима в этот год выдалась на редкость холодной, и погода полностью соответствовала настроению Армана. Пока он сидел за столом, думая о Лиане и дочерях, руки у него совсем онемели.
— Мсье, вы видели это? — Ревностный молодой помощник Армана с отвращением протянул ему лист бумаги. Листовка была озаглавлена «Сопротивление» и датирована 15 декабря 1940 года. В ней сообщалось, что она — единственное издание такого рода, опубликованное Национальным комитетом Общественного спасения, и что она содержит «истинные сведения», отличающиеся от пропаганды, распространяемой оккупационными силами. Далее речь шла о студенческих демонстрациях, прошедших в ноябре, и о последовавшем за ними закрытии университета, а также о расширении подпольного движения. В бюллетене утверждалось, что никогда еще Сопротивление не было столь сильно, как в декабре. «Soyez courageux, nos amis, nous vainquerons les salauds et les bosches. La France survivra malgre tout…Vive de Gaulle!…»[3]. Прочитав листовку, Арман пожалел, что не может показать ее Лиане — он не осмеливался посылать такие вещи в письмах, ведь они, скорее всего, будут вскрыты, оставить ее у себя он тоже не мог. Он вернул ее молодому человеку и задумался, как идут дела у Жака Перье. Еще летом его помощник уехал в Мерс-эль-Кебир, в Алжир к де Голлю Именно там французский флот потерпел серьезное поражение, потеряв более тысячи человек. Но несколько месяцев назад Арман слышал, что Перье жив и надеется увидеть конец войны. Новый помощник смотрел на Армана в ожидании его реакции.
