вычислить перемещения Рокфеллера было не так-то просто, хотя на помощь сотрудникам прокуратуры пришли журналисты. Впрочем, от них было больше путаницы: то они сообщали, что магнат находится на борту яхты Генри Роджерса у берегов Пуэрто-Рико, то утверждали, будто он скрывается у Флаглера в Ки-Уэсте. «Между нами, я предпочитаю, чтобы никто не знал, где я нахожусь, — предупреждал Рокфеллер своего зятя Уильяма Радда 18 января 1906 года. — Это часто избавляет меня от многих неприятностей. Моя переписка сократилась на пятьдесят или семьдесят пять процентов с прошлой осени. Я говорю об этом, потому что какие-нибудь любопытные люди могут спросить у тебя, не получал ли ты весточки от меня, не писал ли мне и т. д.».
Выдал Рокфеллера… сыр. Когда Джон Д. находился в Покантико, ему каждый день доставляли его любимый сорт сыра c Центрального вокзала в Нью-Йорке; однажды местный извозчик Генри Кудж сообщил прессе, что посылки с подозрительным запахом вновь привозят в усадьбу. «Этот сыр — я его всегда узнаю, днём ли, ночью ли… По-моему, Рокфеллер где-то в своём имении[35]». Нюх его не подвёл, но Рокфеллер превратил Покантико в крепость, расставив по всей огромной территории агентов-охранников. Судебным курьерам в самых разных обличьях иногда удавалось прошмыгнуть мимо одного-другого пикета, но никогда — прорваться к самому клиенту. Их обнаруживали и вышвыривали за ворота, не особо церемонясь. Опасаясь, что его телефон прослушивается, Рокфеллер просил жену не звонить ему, а секретарь посылал ему письма с Бродвея, 26, в конвертах без обратного адреса. Улучив момент, Джон Д. сбежал из Покантико и отплыл из Тарритауна в Лейквуд. Там по ночам мощные прожекторы обшаривали лучами местность — мышь не проскочит; все средства доставки чего бы то ни было тщательно обыскивали — вдруг там спрятался служитель закона. В марте Джон-младший пригласил отца посетить собрание его однокурсников в Брауновском колледже или хотя бы отправить им поздравление. Рокфеллер отказался: «Если не указать место, откуда я пишу, это вызовет пересуды. Если на письме будет стоять штемпель „Бродвей, 26“, это вызовет пересуды, особенно в связи с утверждением, что я не был в конторе много лет… Чем меньше речи пойдёт обо мне по этому поводу, тем лучше».
Когда Эбби 21 марта 1906 года родила в Нью-Йорке Джона Д. Рокфеллера III[36], дедушка был лишён возможности повидать своего внука и тёзку. «У Джона Д. Рокфеллера родился внук, а он, заключённый в своём Лейквудском форте, мог порадоваться только по телефону», — злорадствовала «Нью-Йорк уорлд». Однако цель была достигнута: Хэдли так и не сумел вызвать Рокфеллера на допрос в качестве свидетеля. А вот Роджерсу пришлось признать, что обвинения против «Стандард ойл» обоснованны. Но стоило Джону Д. облегчённо вздохнуть, как его свидетельские показания пожелали выслушать в Пенсильвании, где было заведено дело на одноимённую железнодорожную компанию. Юристы объяснили: нельзя приближаться к Филадельфии ближе 100 миль. Джордж Роджерс циркулем очертил на карте круг с центром в этом городе, и Рокфеллер стал «выбирать маршруты объезда»: расстояние между Нью-Йорком и Филадельфией по дороге составляет 155 километров, а по прямой — всего 134.
При этом работа благотворительных институтов, основанных и финансируемых Рокфеллером, не прекращалась. Во время этой игры в «кошки-мышки» Фредерик Гейтс и Уоллес Баттрик, секретарь Дирекции общего образования, отправились в Вашингтон на встречу с учёным-первопроходцем Симаном Кнаппом, работавшим в Министерстве сельского хозяйства. Тремя годами ранее Кнапп спас Техас от нашествия хлопкового долгоносика, который мог уничтожить всю индустрию хлопка; люди тогда бросали свои фермы и массово уезжали, не надеясь когда-нибудь собрать урожай со своих полей. Учёный-экспериментатор продемонстрировал, как с помощью тщательного отбора семян и интенсивного земледелия можно справиться с этой заразой. С тех пор он искал частных инвесторов, чтобы расширить поле деятельности, охватив весь Юг. Кнаппу было уже 73 года, Гейтса и Баттрика он принял вместе с министром сельского хозяйства Джеймсом Вильсоном. Сложилось частно-государственное партнёрство: министерство составляло планы и контролировало их выполнение, а ДОО ежемесячно давала на это деньги. А в мае 1906 года Рокфеллеровский институт медицинских исследований переехал в новый шестиэтажный кирпичный дом на Йорк-авеню, недалеко от строящегося моста Квинсборо. За этот участок земли в 13 акров Рокфеллеры выложили 660 тысяч долларов; раньше там паслись коровы, а промышленность была представлена только пивоварнями и скотобойнями; даже паровые катера его не обслуживали. Но Джон-младший уже видел в мечтах, как это место полностью преобразится.
Пока одни репортёры гонялись за живым Рокфеллером, другие пытались напасть на след призрака — его отца. В одном из номеров «Макклюр мэгэзин» с очерком о нефтяном магнате был помещён портрет Уильяма Эвери Рокфеллера. После этого в редакцию журнала пришло письмо от газеты «Фрипорт дейли бюллетин». Её редактор сообщил, что на портрете — доктор Уильям Левингстон, а никакой не Рокфеллер. В ответном письме редакция опровергла эти инсинуации: у нас ошибок не бывает, на портрете именно Уильям Эвери Рокфеллер! Большая пресса не обратила тогда внимания на возражения провинциальной газеты из Иллинойса, а зря. Ведь это существенно облегчило бы задачу претендентам на премию в восемь тысяч долларов, которую Джозеф Пулитцер пообещал тому, кто раздобудет информацию об отце Рокфеллера.
Не полагаясь на любителей, Пулитцер отправил в Кливленд одного из своих лучших репортёров, Дж. У. Слата, надеясь, что тот всё быстро выяснит; но через две недели он вернулся в Нью-Йорк с пустыми руками. Однако Пулитцер сдаваться не собирался: исчезновение отца самого богатого человека в мире — жуткая тайна, которая непременно заинтересует читателей. Зацепка была только одна — те самые «веерохвостые лебеди», которых Большой Билл стрелял на ближайшем озере. Натуралист, к которому Слат обратился за консультацией, сказал, что речь о диких гусях, гнездящихся на Аляске. Вооружившись фотографией Рокфеллера, несчастный журналист объехал все тамошние озёра, а потом узнал, что Большого Билла видели в Индиане. Чтобы не вызвать подозрений, он прикинулся бродячим торговцем, ходил от дома к дому, предлагая фермерам-немцам купить бритвы и попутно пытаясь выведать у них информацию. Демонстрируя свой товар, он брился по 10–15 раз в день, так что всё лицо горело; но и этот подвиг оказался бессмысленным. Тогда он обратился к Фрэнку Рокфеллеру, подкупив его секретаршу конфетами и билетами в театр. Фрэнк сказал, что отец его жив-здоров, но где он — надо спросить у Джона, пусть попробует не ответить. Фрэнк предложил сделку: Слат прекращает поиски, а взамен получает сенсационный материал о его старшем брате — и тотчас извлёк из ящика стола рукопись толщиной с Библию. Редакция дала согласие, но Фрэнк вдруг передумал: не только не отдал Слату свою рукопись, но и пригрозил убить, если тот опубликует их разговор с нелицеприятными высказываниями о Джоне Д. (он был не настолько глуп, чтобы резать курицу, несущую золотые яйца).
Большой Билл тогда действительно был ещё жив, но уже не здоров.
