Вторая точка зрения призывает не преувеличивать степень потенциального роста и сплоченности западноевропейской «сверхдержавы». Существуют серьезные сомнения в достижимости Западной Европой состояния наднационального объединения. «Тысячелетняя история Западной Европы позволяет прийти к заключению, что она никогда не превратится в единое национальное целое. Европейская интеграция достигнет точки, далее которой она не сможет продвигаться, ибо национализм в отдельных странах слишком силен. Существуют объективные пределы интеграции. В малых странах будет набирать силу регионализм»[439]. Европейский союз так и не показал способности говорить в мировой политике одним голосом. Скажем, в феврале 1998 года при обсуждении вопроса о военном наказании Ирака ЕС так и не выразил своей позиции, при этом Британия поддержала США, а Франция выступила против. Европа так и не выработала единой позиции относительно югославского кризиса, в ближневосточном конфликте в обоих случаях Европа не смогла ни выработать единой линии, ни навязать свое решение. И нет оснований думать, что у ЕС неожиданно появится решимость и склонность компромиссным путем идти к единству.
В целом проблемы Европы как потенциального глобального конкурента США — преимущественно политические. Европейский союз «может расколоться вследствие этнических конфликтов»[440]. Особая позиция Британии ослабит центробежные силы. «По крайней мере в течение ближайшего полувека, — считает футуролог Л. Туроу, — Европа не будет мировым лидером, поскольку ей придется сосредоточиться на осуществлении своего собственного объединения»[441]. Этому объединению препятствуют не только национальные столицы, но и сепаратизм Северной и Южной Италии, басков, каталонцев, корсиканцев, бретонцев, шотландцев, уэльсцев, после Боснии и Косова укрепившихся в самоутверждении.
И все же обе тенденции в глобальном мире будущего — и центростремительная и центробежная сохраняют свой потенциал, свою значимость для будущего. В случае возобладания второй Атлантический союз потеряет свою значимость для США, НАТО будет как бы нейтрализована, а Америке придется думать об уходе в свое полушарие. Вашингтон в этом случае усилит значимость своего военного союза с Японией и в целом несколько повернется к Азии. Но только лишь при сохранении единства североатлантической зоны глобализация может стать планетарным будущим.
ФРАГМЕНТАЦИЯ ЗАПАДА
Но при этом американское могущество покоится на факте политико–военного контроля Соединенных Штатов над вторым по геостратегическому могуществу центром мира — Западной Европой, оформленным во второй половине 1940‑х годов. Североатлантический союз продолжает функционировать, несмотря на окончание «холодной войны», равно как и огромный товарообмен вкупе с колоссальными взаимными инвестициями. Дружественность Западноевропейского региона, его нынешнее открытое или молчаливое согласие с курсом Вашингтона являют собой основу американского мирового могущества. Без господства на Западе немыслимо и мировое могущество США. Так было и так есть, но в это условие глобального могущества Америки вкрадывается новое обстоятельство. Речь идет о различии в демографической эволюции двух регионов.
Главным показателем является наличие исламского элемента и соотношение этого элемента с общей массой населения в двух главных западных регионах. Начало 1960‑х годов принесло в мир Запада совмещение двух процессов — окончание «бэби–бума» и массовую деколонизацию. Человеческое воспроизводство упало на Западе ниже отметки 1,5 ребенка на семью (напомним, для сохранения демографического статус–кво необходим уровень 2,1 ребенка). Производители в западноевропейских странах в условиях установившихся систем «welfare state» и неготовности среднего класса оставлять рабочую силу для конвейерного и «грязного» производства обратились к готовым источникам рабочей силы, которые синхронно создавала деколонизация, процесс формирования новых стран с неустойчивой экономикой, легко выбрасывающей «излишнюю» рабочую силу.
Этими источниками для Франции стали Алжир, Марокко, Тунис и страны бывшей французской Западной Африки; для Германии — Турция, для Британии — Индия, Пакистан и Вест — Индия, для Голландии — Индонезия и Суринам, для Бельгии — Бельгийское Конго. (В Соединенные Штаты в это же время устремились низкооплачиваемые рабочие из Мексики и Пуэрто — Рико.) Эти рабочие уже получили первоначальную «трудовую подготовку на плантациях, примитивных фабриках, несложных заводских линиях, в системе обслуживания колониальных администраций. Перебазироваться в прежнюю метрополию им часто помогало знание ее языка, связи с колониальной администрацией и военными кругами метрополии. Историческим фактом является то, что самый большой сегмент прибывшего в Западную Европу «дополнительного» населения оказался мусульманским.
Именно молодые мусульмане явились своего рода «твердым ядром» необходимого Западной Европе контингента рабочей силы. Полустолетием ранее представителей иной культуры и религии встретил бы вал недоброжелательства; но на фоне великих военно–социальных катастроф первой половины XX века в Западной Европе образовался своего рода «фронт терпимости» к представителям иной культуры, языка, религии, что и помогло новопришельцам преодолеть первоначальную неприязнь[442]. В результате в отдельных странах Западной Европы сформировались весьма четко выраженные и определенные мусульманские общины, переместившиеся из прежних колониальных империи и Турции в производственные центры заглавных европейских стран. Эти общины составили до 10 % населения этих стран, постоянно (сейчас и как ожидается в будущем) наращивая объем своего присутствия за счет гораздо более высокого уровня рождаемости и за счет прибытия родственников и прочих новых иммигрантов.
ДВЕ ИНТЕГРАЦИИ
Параллельно два региона устремились к интеграционной цельности. На северо–западе Евразии Европейский союз очередным прыжком расширяет ареал своего влияния. Впереди новая волна, включающая прежние советские республики Прибалтики. Одновременно администрация Дж. Буша–младшего поставила цель охватить интеграционным процессом все Западное полушарие — от Аляски на севере до мыса Горн на юге.
Два этих интеграционных процесса имеют черты значительного отличия друг от друга. В Западном полушарии интеграционный процесс имеет четко обозначенный центр — Соединенные Штаты — именно вокруг них на американскую орбиту 10-триллионных США выходит триллионная Канада, полутриллионные Мексика и Бразилия, нефтеносная Венесуэла, медно–никелевая Чили, бездонная Амазония и аргентинская пампа. Все органично и централизованно. Есть центр и периферия. Допуск на богатейший в мире рынок — североамериканский — привлекает все республики и полудиктатуры Латинской Америки. Создается наиболее обширная в мире зона свободной торговли, охватывающая более 800 млн человек. Ясно и определенно, кто выносит обязательные решения: статус Вашингтона неоспорим. С таким «задним двором» Америка необорима.
В Европе интеграционный процесс, охватывающий 400 с лишним миллионов человек, идет собственным уникальным путем. В Лиссабоне в 2001 г. Европейский союз поставил перед собой задачу к 2010 г. стать «наиболее конкурентоспособной, динамичной и основанной на научных методах экономикой в мире». По внешним показателям — единая валюта, единый парламент, Европейская комиссия нарождающаяся общая армия, совместный бюджет — эта интеграция может считаться самой продвинутой в мире. Это общепризнанно — как и то, что европейский интеграционный процесс обнаружил свои слабые стороны.
В отличие от Западного полушария в Европейском союзе нет стержневой страны. На роль такого центра претендует Германия (два с половиной триллиона ВНП), но этот центр не имеет черт безальтернативности США в Западном полушарии: Германия не настолько превосходит соседей, ее рынок ограничен, ее казна занята абсорбцией ГДР, ее армия ограничена международными соглашениями, на ее территории размещаются иностранные войска. Против германского лидерства выступает историческая память соседних народов, отсутствие у Берлина надежной территориально–сырьевой базы, мощь соседей–претендентов на лидерство Британии и Франции.
Кто собирается в Европейский союз? Кроме своей нищеты, Албания и Румыния не могут предложить ископаемых богатств, нет нефтяной Венесуэлы и зоны Амазонки. Страны Балтии и Балкан ждут от Брюсселя помощи, не обещая чего–либо взамен. Помощь новопринятым лишь ослабляет общий порыв ЕС; за последние три года еврозона выросла на 3 %, что составило половину прироста США и Японии. В ведущих странах ЕС безработица составляет 10 % — гораздо больше американской.
