что тебе стоило обсудить это с кем-то из старших.
— А Андрей?
— Он был менее красноречив и предпочёл поскорее закрыть тему, бросив что-то вроде: «Когда же вы наконец смиритесь с тем, что творить глупости — это Романовский странный, но всё же действенный способ находить решения в ситуациях, когда другие готовы сдаться?».
Я хмыкаю. Лие неплохо удалось передать манеру Бена вести диалог, сопровождая скоростное говорение закатыванием глаз и покачиванием головы.
— Также он добавил, что, по крайней мере, это работает, хоть и не всегда так, как хотелось бы, — Лия устало вздыхает. На её лице появляется раздражение, когда она продолжает: — А потом благополучно пролил сладкий кофе на мой белоснежный ковёр в гостиной.
— Мне очень жаль, — говорю я, скрывая улыбку за прижатой к губам ладонью.
— Ага, — прыскает Лия. — И если уж мы перешли к плохим новостям, есть ещё кое-что… — Лия залпом допивает остатки кофе. Несколько раз она дёргается, словно хочет встать со стула и подойти к раковине, но в итоге лишь раскручивает кружку. Я слежу за тем, как та, громыхая, делает несколько неуклюжих кругов вокруг своей оси, но, вопреки моим ожиданиям, так и не переворачивается. — Я рассказала предкам о том, что произошло, но вместо того, чтобы ожидаемо устроить сцену, они пустились рассыпаться в извинениях. Ты, может, слышала, что наш ковен чтит чистоту крови? — Я запоздало киваю. — Мол, никаких смешанных браков, любить позволено только соотечественников, и так далее, и бла-бла-бла. Короче, ерунда, тянущаяся с чёрт возьми какого века. Ну, так вот: сюрприз. Оказывается, одна из моих прабабок была уроженкой ковена «Серенити», что, собственно говоря, и всплыло через несколько поколений при моём рождении в виде гетерохромии. — Лия медленно моргает. — Один мой глаз на самом деле зелёный, другой — карий. И это то, что исправить не под силу ни одно из заклинаний, так как сама гетерохромия у «Серенити» — это магия. Олицетворение силы, если хочешь.
— Но твои глаза сейчас…
— Да, знаю. Золотые. Именно это сделала королева Зимнего двора для моих родителей — наложила иллюзию. То, что ты видишь — лишь искусный мираж. Отражение света под правильным углом. — Лия всё-таки встаёт, идёт к раковине. То, с каким грохотом она ставит в неё кружку, заставляет меня усомниться в её целости. — У королевы было лишь одно условие — мои «новые глаза» взамен на корень секвойи. Родители согласились отдать ей священный символ нашего ковена, заранее обрекая себя на тупиковую ситуацию, потому что обмен такого характера, узнай о нём верховный, привёл бы к их мгновенному изгнанию. Именно поэтому, как я теперь понимаю, мы и не высовывались и жили на самом отшибе Северных земель, а потом и вовсе уехали сюда, в Дубров. — Лия включает воду, но лишь спускает её, не споласкивая кружку. — Сейчас они снова хотят отправиться в путь.
— Что? — я не могу сдержаться — вскакиваю. — О чём ты?
— Они планируют покинуть Дубров, пока королева не совершила очередную попытку добраться до меня. Родители возвращаются в город завтра, и завтра же мы уезжаем.
В горле застревает отчаянное «нет». Я, вмиг обессилев, оседаю обратно на стул.
— Другого выхода нет? — спрашиваю осторожно.
— Не знаю, — Лия, до этого всё время стоявшая ко мне спиной, поворачивается вполоборота. — Родители могут обеспечить мне какую-никакую, но защиту. Полагаю, именно этим они и занимались последние восемнадцать лет. Если бы не они, королева давно бы до меня добралась.
— То есть, всё дело только в этом? В защите?
— Ну да.
— Тогда у меня есть идея, — уверенно сообщаю я. — Только ты сразу не руби с плеча.
Лия подходит обратно к столу. Упирается ладонями в его край, наклоняется ближе.
— Я слушаю.
— Ты можешь стать добровольцем, — на выдохе произношу я. — Штаб обеспечивает неприкосновенность любым своим служащим, независимо от звания. Страж ты или доброволец — если ты принадлежишь штабу, ты автоматически получаешь право на защиту.
— Ты с ума сошла? — восклицает Лия. На её губах играет недобрая улыбка. — Мои родители убьют меня, если я стану добровольцем!
— Но это отличный шанс для тебя остаться в Дуброве!
— А смысл? Меня всё равно ничего здесь не держит. Ни друзей, ни парня, — Лия запускает пальцы в волосы и легко их ерошит. — Может, Дубров — просто не моё место?
Я понимаю, что Лия имеет на это полное право: собрать вещи и уехать восвояси, но никак не могу заставить себя уважительно отнестись к подобному решению.
Если Лия уедет, она оставит не город, а меня. Жаль, что сама Лия об этом даже не подозревает.
— Помнишь, ты говорила, что моё общество кажется тебе правильным? — спрашиваю я.
Лия кивает, но с сомнением ведёт бровью. Мне кажется, что она жалеет об откровении, которое себе позволила.
— Это твоё ощущение не беспочвенно. Я… мы уже были с тобой друзьями. Лучшими подругами, вообще-то. Почти как сёстры. — Я встаю. Лия, несмотря на то, что нас разделяет целый стол, едва заметно подаётся назад. — Да, точно. Сёстры.
— Я тебя не понимаю, — тихо, почти шёпотом произносит она.
Если я сейчас обо всём расскажу Лие, Бен, вероятно, убьёт меня.
Но если промолчу и позволю Лие уехать, Бену, боюсь, уже не будет нужды марать об меня руки, потому что этим я займусь сама.
— Мы можем переместиться куда-нибудь, где будет удобнее? — спрашиваю я. — Я задолжала тебе одну очень долгую историю.
* * *
Я возвращаюсь в штаб не потому, что мне больше некуда идти, но потому, что именно там я надеюсь остаться наедине со своими мыслями и хорошенько обдумать всё, что произошло.
Взгляд Лии, которым она одарила меня, стоило только закончить историю, наверняка будет сниться мне ночами ещё долгое время, если, конечно, мне вообще когда-нибудь удастся уснуть.
— Это было ошеломляюще разгромно, — сообщает Рис, идущий рядом.
Его мнения никто не спрашивал, и всё же он делится им, потому как на самом деле это моё мнение.
И оно верное. Случилось фиаско. Полный и безоговорочный провал.
— Честно скажи: ты сама чего вообще ожидала? — продолжает наседать Рис.
Каждый раз, когда я пытаюсь игнорировать его, его голос становится всё громче.
— Ваня и Даня отреагировали спокойно.
— Они тебя с рождения знают. А тут девчонка — без году неделя как вообще начала с тобой общаться.
— Я думала, она поймёт, что…
— Что ты сумасшедшая? Ну, так она и поступила.
— Нет, — я устало качаю головой. Споры самой с собой выматывают не хуже любой битвы. — Что она не должна никуда уезжать.
— Ты странная, Слава Романова. — Краем глаза
