— Да, заботливый ребенок… Но ты бди, дел невпроворот, а жизнь чревата. Да, чревата.
Он подтянулся, ответил строже и без улыбки:
— Стараюсь. Замок всегда должен быть готов к обороне. А эти олухи не понимают. Вы куда-то собрались? Я удивился:
— По мне видно?
— Да, — ответил он с ухмылкой.
— Как?
— Не знаю. Но вы сейчас свистните свое черное чудовище, ворота откроются…
— Это ненадолго, — заверил я. — От силы на сутки. Максимум на двое. Я все-таки принял эти земли, Саксон. Видит Бог… да и ты видел, я не хотел их брать. Но раз уж взял, то постараюсь, чтобы здесь было… гм… хорошо.
Из главного здания вышел сэр Растер. Довольный, чуточку располневший, он прищурился от солнца, поднес к бровям ладонь козырьком.
— Сэр Ричард! Никак без меня надумали куда-то улизнуть?
Саксон улыбнулся:
— Вот видите. Не умеете еще скрывать свои планы, сэр Ричард!
— Да, — согласился я, — похоже, хреновый из меня выйдет правитель… Сэр Растер, а вы никак хотите проситься в компанию?
— Да ни за что! — отрезал сэр Растер. — Ни за какие сокровища и даже всех баб на свете!… А куда вы собрались?
— Как вы и предлагали, — ответил я любезно, — нужно прояснить отношения с бароном Тиролом. Нехорошо, когда с соседом такая неясность. И даже я бы сказал, не побоюсь грубого слова, неопределенность.
— Я с вами! — сказал он бодро. — Саксон, собери отряд…
— Стоп, — сказал я Саксону и ухватил за локоть. — Стоп. Мы еще не знаем, почему сэр Тирол проигнорировал нас. А я, как хорошо воспитанный паладин, о любом человеке должен думать хорошо. И так до тех пор, пока не докажет, что такое же говно, как и все остальные.
Растер застыл с выпученными глазами, а Саксон покачал головой:
— Иногда прозрение наступает поздно.
— Да, — поддержал Растер, — лучше на каждого думать, что говно. Не ошибешься.
— А если не говно, — добавил Саксон, — то радость нежданная. Для сэра Растера повод выпить… еще.
— Я христианин, — вздохнул я. — К тому же интеллигент сраный. Теперь никуда не денусь, повязан клятвой топать по восходящей: законы Ноя, Моисея, устав рыцаря, кодекс паладина, юного строителя коммунизма и, в конце концов, — программа строительства Царства Божьего на земле. Увы, я должен быть весь в белом. Хоть иногда и хочется поваляться в грязи. И даже чаще, чем «иногда».
Они смотрели с сочувствием, как на калеку, да я и сам иногда себя им чувствую. Любой человек стремится быть всесторонне развитым, то есть делать и подлянки ближним. Тем более дальним. А когда обязываешься быть только хорошим, то вроде бы неполноценный какой-то. Будто идешь по жизни со связанными руками.
Из здания вышла леди Беатрисса, я надеялся, что отправится либо цветочки сажать, либо проверять завоз зерна, но она обратила взор в нашу сторону. Все мы поняли, что надо делать, Саксон вздохнул сочувствующе, а сэр Растер, напротив, сказал с завистью в голосе:
— Граф Росчертский и граф Глицин все сшибали по дороге, когда бросались вот по такому взгляду…
— Спасибо, — сказал я, — утешили.
Я издали улыбнулся леди Беатриссе и пошел к ней, бодро выпятив грудь, напоминая себе, что настоящий мужчина хочет все, а настоящая женщина не знает, чего хочет. Похоже, мы оба ненастоящие: «все» мне и на фиг не нужно, зато леди Беатрисса четко знает, что нужно именно ей, все изложила в брачном договоре.
— В новый поход, сэр Ричард? — спросила она тихо.
Я смотрел в ее переносицу, стараясь не видеть огромных фиолетовых глаз, ее высоких скул, ее созданных для жарких поцелуев губ.
— Пустяки, — ответил я легко. — Отлучусь на день-два. Что-то непонятное с сэром Тиролом. Вроде он мой… ваш вассал, но присягу не приносит. В то же время его не называют в числе моих врагов. Поеду спрошу по-соседски.
— По-соседски?
— Ну да, без войска. Она сказала с тревогой:
— Вы не должны ехать один!
— И хотел бы, — заверил я, — да не сумею. Сэр Растер сочтет кровным оскорблением.
Она робко улыбнулась, но улыбка тут же угасла, в глазах боль и тоска, а когда она заговорила, голос подозрительно дрогнул:
— Сэр Ричард… откуда вы такой на нашу голову?
— Издалека, — ответил я туповато. — С Севера. Она вздохнула, в глазах подозрительно заблестело.
— А что там? — спросила она тихо. — Очень холодно?
— Зимой да, — ответил я.
Леди Беатрисса подошла ближе, запрокидывая лицо. Ее ведет некая сила, переломив волю. Я смотрел на застывшее лицо и ощутил, как и моя гранитная стойкость крошится, словно камень под стальным катком камнедробилки.
— А летом? — шепнула она.
Ее губы на глазах вздувались, краснели, становились лакомыми, как созревшие черешни.
— Летом, — ответил я хриплым голосом, делая титаническое усилие, чтобы не ухватить ее за плечи, не прижать, не впиться поцелуем в уже подставленные губы, — летом там есть то, чего в этих широтах нет и быть не может… Белые ночи!
— А что это?
Я неотрывно смотрел на ее широко распахнутые глаза, на полураскрытый в ожидании моих губ нежный рот, зажал себя в рыцарской булатной рукавице и ответил мужественным голосом идиота:
— Это когда дамы приглашают рыцарей на ночь.
Ее взгляд так долго не желал из нежного становиться холодным, что я уже забеспокоился, наконец она произнесла слабо:
— Странные у вас… обычаи.
Умный мужчина старается не давать женщине поводов для обид, но умной женщине, для того чтобы обидеться, поводы и не нужны. Однако есть женщины, которые не обижаются, даже когда стараешься их обидеть. В порядке самозащиты. Они слишком хорошо нас понимают, перед такими чувствуешь себя голым. Добро бы в спальне, а то на улице.
Мы одновременно сделали по крохотному шажку назад. По большому нельзя, слишком, а вот так именно то, что допустимо в такой крайне деликатной ситуации. Оба все поняли, оба преисполнились благодарности друг к другу за понимание и желание удержаться на краю пропасти.
Она опустила голову и вернулась в донжон. Массивные двери за нею закрылись с сухим щелчком, и я понял с внезапным холодком, что они отрезали ее от меня навсегда.
Сделать женщину счастливой, мелькнула горькая мысль, очень легко. Только дорого. В смысле, одними деньгами не отделаешься, а я как раз не готов жертвовать чем-то большим, подобно киплинговскому дураку.
И она не готова жертвовать смыслом своей жизни быть настоящей хозяйкой этих земель. Несмотря на свою хрупкость — сильная женщина, поистине с железной волей и железным характером, что время от времени дает трещину… ну да, я же неотразим, но если воспользоваться ее слабостью… и дать волю своей, то леди Беатрисса возненавидит и себя за эту слабость, и меня, что подчинил ее своей воле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
