починкой.
Тереза стояла и не могла отвести взгляд: Томаш казался старым. У него поседели волосы, и неловкость, с какой он работал, была не неловкостью врача, ставшего шофером, а неловкостью человека уже немолодого.
Она вспомнила свой недавний разговор с председателем. Он говорил ей, что машина Томаша в чудовищном состоянии. Говорил это в шутку, вовсе не жаловался, скорее выглядел озабоченным. «Томаш лучше разбирается в том, что внутри тела, чем в том, что внутри мотора», — смеясь сказал он. Потом признался, что уже не раз и не два просил у властей разрешить Томашу снова врачебную практику в здешнем районе. Однако убедился, что полиция этого никогда не позволит.
Она отошла за ствол дерева, чтобы никто из этих людей у машины не увидел ее, и продолжала смотреть на Томаша. Сердце ее сжималось от укоров: из–за нее он покинул Прагу. И даже здесь она не дает ему покоя, еще над умирающим Карениным мучила его тайными подозрениями.
Она всегда мысленно упрекала его, что он недостаточно ее любит. Свою собственную любовь она считала чем–то, что исключает всякое сомнение, а его любовь — простой снисходительностью.
Теперь она видит, что была несправедлива: Если бы она и впрямь любила Томаша великой любовью, она должна была бы остаться с ним за границей! Там Томаш был бы счастлив, там перед ним открылась бы новая жизнь! А она уехала и бросила его там! Правда, она была тогда убеждена, что делает это из великодушия, не желая быть ему в тягость. Но не было ли это великодушие просто–напросто уверткой? В действительности же она знала, что он вернется к ней! Она увлекала его за собой все ниже и ниже, подобно вилам, что заманивают сельчан в болота и топят там. Воспользовавшись минутой, когда у него болел желудок, она вынудила у него обещание уехать вместе в деревню! Какой коварной она умела быть! Она заманивала его за собой, словно вновь и вновь хотела проверить, любит ли он ее, она заманивала его так долго, пока он не оказался здесь: седой и усталый, с искореженными руками, которые уже никогда не смогут держать скальпель.
Они очутились там, откуда уже никуда не уйти. Куда они могут уйти? За границу их не выпустят. В Прагу нет возврата, никакой работы им там не дадут. А перебраться в другую деревню — какой толк?
Бог мои, неужто и вправду надо было дойти до самого края, чтобы поверить, что он любит ее?
Наконец ему удалось надеть колесо. Он сел за руль, мужчины вскочили в кузов, раздался шум мотора.
Придя домой, Тереза решила принять ванну. Она лежала в горячей воде и размышляла о том, что всю жизнь пользовалась своей слабостью во вред Томашу. Мы все склонны считать силу виновником, а слабость — невинной жертвой. Но Тереза сейчас понимает: в их жизни все было наоборот! И ее сны, словно зная о единственной слабости этого сильного человека, выставляли перед ним напоказ ее страдания, чтобы принудить его пасовать! Терезина слабость была агрессивной и принуждала его постоянно капитулировать, пока наконец он перестал быть сильным и превратился в зайчика на ее руках! Она непрерывно думала о своем сне.
Она встала из ванны и пошла надеть свое самое красивое платье. Ей хотелось понравиться Томашу, доставить ему радость.
Она едва успела застегнуть последнюю пуговицу, как Томаш шумно ввалился в дом вместе с председателем и необычайно бледным молодым крестьянином.
— Быстро, — кричал Томаш, — крепкой водки!
Тереза бросилась и принесла бутылку сливовицы. Налила рюмку, и молодой человек залпом выпил ее.
Меж тем она узнала, что произошло: парень на работе вывихнул руку в плече и выл от боли; никто не знал, чем помочь ему, и потому позвали Томаша, который одним движением вправил руку в сустав.
Парень опрокинул в себя еще одну рюмку и сказал Томашу:
— Твоя хозяйка сегодня чертовски хороша!
— Балда, — сказал председатель, — пани Тереза всегда хороша!
— Что она всегда хороша, дело известное, — сказал парень, — но сегодня она и одета отлично. На вас еще никогда не было этого платья. Вы куда–то собираетесь?
— Нет, не собираюсь. Надела его ради Томаша.
— Доктор, красиво живешь, — смеялся председатель. — Моей старухе и на ум не придет ради меня расфуфыриться.
— Вот потому–то ты и ходишь гулять со свиньей, а не с женой, — сказал парень и сам долго смеялся.
— А как поживает Мефисто? — спросил Томаш. — Я не видел его по меньшей мере… — он задумался, — по меньшей мере целый час!
— Скучает обо мне, — сказал председатель.
— Смотрю на вас в этом платье, и хочется с вами потанцевать, — сказал парень Терезе. — Пан доктор, отпустили бы вы ее со мной танцевать?
— Поедемте все потанцуем, — сказала Тереза.
— Ты поехал бы? — спросил молодой человек Томаша.
— А куда? — спросил Томаш.
Молодой человек назвал соседний город, где в гостинице был бар с танцевальной площадкой.
— Поедешь с нами! — повелительным тоном сказал он председателю, а поскольку опрокинул в себя уже три рюмочки сливовицы, добавил: — А коли Мефисто скучает, возьмем и его с собой! Привезем туда двух кабанчиков! Все бабоньки обомлеют от страсти, как увидят эту парочку!
— Если не будете стыдиться Мефисто, так я еду с вами, — сказал председатель, и все они сели в пикап Томаша. Томаш — за руль, возле него Тереза, а мужчины расположились позади них, прихватив с собой початую бутылку сливовицы. Уже за деревней председатель вспомнил, что они забыли про Мефисто. Крикнул Томашу, чтобы вернулись.
— Не надо, одного кабана хватит, — сказал парень, и председатель успокоился.
Смеркалось. Дорога вела серпантином вверх.
Они доехали до города и остановились перед гостиницей. Тереза с Томашем никогда здесь не были. Они спустились по лестнице в полуподвальный этаж, где был бар со стойкой, площадка для танцев и несколько столиков. Человек лет шестидесяти играл на фортепьяно, и такого же возраста дама — на
