Горящие глаза уставились мне в лицо. В этом взгляде теплился разум, в нем ощущалось что-то похожее на одушевленных зомби Доминги. Словно кто-то выглядывал оттуда. Мы застыли; это длилось мгновение, но казалось, что миновала вечность. Его руки легли на мое горло, но пальцы не сжались — пока. Ствол моего пистолета уперся ему в подбородок. Ни один из трех предыдущих выстрелов не причинил ему никакого вреда — и на этот тоже надежда слабая.
— Не хотел убивать, — тихо сказал зомби. — С-сначала не понимал. Не помнил, кем был.
Нас окружила полиция. Я слышала голос Дольфа:
— Уберите огнеметы! Уберите их, к чертовой матери!
— Мне нужно было мяс-со, чтобы вс-спомнить, кем я был. С-старалс-ся не убивать. С-старалс-ся проходить мимо домов, но не мог. С-слиш-шком много домов, — шептал зомби. Его пальцы с кривыми ногтями начали сжиматься. Я выстрелила. Его тело дернулось назад, но руки по-прежнему сжимали мне шею.
Сильнее, сильнее. Я задыхалась. В глазах у меня заплясали искры. Ночь из черной превратилась в серую. Приставив пистолет к его переносице, я снова и снова отчаянно нажимала курок.
В глазах у меня потемнело, но я еще чувствовала свои руки и палец, нажимающий на курок. Тьма затопила мои глаза и поглотила мир. Я перестала чувствовать руки.
Я очнулась от криков — ужасающих воплей. Запах горелого мяса ударил мне в нос.
Задыхаясь, я хотела вдохнуть поглубже, и мне стало больно. Я закашлялась и попыталась сесть. Дольф, оказавшийся рядом, поддержал меня за плечи. В руке у него был мой пистолет. Я кашляла, и кашель рвал мне горло. А может быть, зомби мне его уже разорвал.
Что-то размером с человека каталось по иссушенной зноем траве. Оно пылало. Пылало чистым оранжевым пламенем, и отблески плясали на листьях, как солнечные пятна на воде.
Два истребителя в защитных костюмах стояли рядом, поливая тварь огнем, словно сражались с вурдалаком. Тварь издавала пронзительные крики, и от каждого крика я вздрагивала.
— Господи Иисусе, почему оно не умирает? — это спросил Зебровски. Он стоял рядом, и лицо его было оранжевым в свете огня.
Я ничего не сказала. Я не хотела говорить это вслух. Зомби не умирал, потому что при жизни был аниматором. Я знала, что таких зомби очень трудно убить. Но я не знала, что, выходя из могилы, они жаждут человеческой плоти. Что они вспоминают, кем они были, только когда едят человечину.
Этого я не знала. И не хотела знать.
В круге света возник Джон Бурк. Одну руку он прижимал к груди. На его одежде я увидела пятна крови. Интересно, зомби сказал что-нибудь Джону? Знает ли он, почему зомби не умирает?
Зомби кружился и корчился в пламени. Его тело было подобно фитилю свечи. Шатаясь, он шагнул к нам. Его пылающая рука потянулась ко мне. Ко мне.
Потом он медленно повалился в траву. Так падает срубленное дерево, еще борющееся за жизнь. Если можно так выразиться. Истребители продолжали держать наготове огнеметы, чтобы не дать твари ни малейшего шанса. Мне не в чем было их упрекнуть.
Когда-то это был некромант. Эта туша, которую медленно пожирал огонь, была при жизни тем же, что и я. Стану ли я чудовищем, если меня кто-нибудь оживит? Лучше не выяснять. В завещании я просила кремировать труп, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь оживил меня и надавал оплеух. Теперь у меня появилась другая причина настаивать на этом в своем завещании. Проклятие. Одной было вполне достаточно.
Я смотрела, как чернеет и съеживается плоть, как трескается и начинает слезать кожа, как кости рассыпаются мириадами искр и исчезают в огне.
И, глядя, как умирает зомби, я дала себе клятву. Доминга Сальвадор должна гореть в аду за содеянное. Есть во вселенной огонь, который не угасает. И в этом пламени струя огнемета покажется ей маленьким неудобством. Она будет гореть вечно, но даже этот срок казался мне слишком коротким.
33
Я лежала на спине в комнате охраны. Белая занавеска скрывала меня от любопытных глаз. Голоса с другой стороны занавески были громкими и враждебными. Мне нравилась моя занавеска. Подушка была плоской, стол для допросов — жестким. Я чувствовала себя замечательно. Было больно глотать. Было больно сделать даже маленький вдох. Но дыхание необходимо. Я была счастлива, что способна хоть как-то дышать.
Я лежала очень спокойно. Делала то, что мне было велено. Лежала и слушала свое дыхание, биение своего сердца. После того как чудом избежишь смерти, начинаешь испытывать повышенный интерес к собственному телу. Замечаешь то, на что обычно не обращаешь внимания. Я чувствовала, как бежит кровь по венам, и могла попробовать на вкус свой размеренный, четкий Я пульс. Он перекатывался у меня во рту, как леденец. Я была жива. Зомби был мертв. Доминга Сальвадор — в тюрьме. Жизнь была прекрасна.
Дольф откинул занавеску и вновь задернул ее за собой, как закрывают за собой дверь, входя в комнату. Мы притворялись, что нам доступно уединение, даже при том, что могли видеть ноги тех, кто проходил мимо занавески.
Я улыбнулась Дольфу. Он улыбнулся в ответ:
— Рад видеть тебя в добром здравии.
— Не знаю насчет «доброго», — сказала я. Мой голос был хриплым. Я откашлялась, чтобы придать ему мелодичности, но это не помогло.
— Что говорят врачи насчет твоего голоса? — спросил Дольф.
— Я временно стала тенором. — Я взглянула на него и добавила: — Но это пройдет.
— Хорошо.
— Как Бурк? — спросила я.
— Царапины, ничего серьезного.
Я так и подумала, увидев его вчера ночью, но всегда неплохо удостовериться.
— А Робертс?
— Она будет жить.
— Но она не останется инвалидом? — Говорить было больно.
— Не останется. Ки тоже был ранен в руку. Ты не знала?
Я хотела покачать головой, но сразу же передумала. Это тоже было больно.
— Я не заметила.
— Просто пара царапин. Он быстро поправится. — Дольф погрузил руки в карманы штанов. — Мы потеряли трех офицеров. Еще один ранен тяжелее, чем Робертс, но выкарабкается.
Я посмотрела на него.
— Это моя вина.
Дольф нахмурился.
— Что ты имеешь в виду?
— Я должна была догадаться. — Я снова закашлялась. — Это был не обычный зомби.
— Это был зомби, Анита. Ты оказалась права. И именно ты сообразила, что он прячется в одном из этих чертовых мусорных баков. — Он усмехнулся. — И ты едва не погибла, пока не убила его. Я думаю, ты сделала свою часть работы.
— Я его не убила. Это сделали истребители. — Произносить длинные слова было куда больнее, чем короткие.
— Ты помнишь, что было после того, как ты начала задыхаться?
— Нет.
— Ты выпустила ему в рожу всю обойму. Вышибла из его проклятой башки все остатки мозгов. А потом потеряла сознание. Я думал, что ты уже на том свете. О Боже. — Он покачал головой. — Никогда больше так со мной не шути.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
