Глава 21
Глава 21
Эва
Моё новое утро приходит с рассветом. И болью. В районе низа живота. А ещё — с удушливых объятий, которые фиксируют до того надёжно и непримиримо, что не выберешься. Пробую. Не раз.
Как в капкан попадаю…
Можно подумать, целой ночи ему мало. Как и остатка вчерашнего дня после нашей прогулки по территории фермы. Забрав меня из дома, где прежде Кай жил вместе с родителями, ни на шаг от себя не отпускает, как какой-нибудь озабоченный маньяк. Сказал бы, что он возможно опасается моего побега. Но нет. Совсем не в этом первопричина. До знакомства с ним я и не представляю себе, насколько же мужчина может быть… жадным. Как и то, насколько умопомрачительно могут ощущаться даже самые элементарные прикосновения. А их много. По пути обратно в петхаус. В том же лифте. Чуть позже, за ужином. Иногда мимолётные. Почти неосязаемые. Или даже просто в намёке. Опасно близком. Пробуждающем мириады мурашек по моей коже. А может, это всё моё воображение играет со мной дурную шутку. Ведь по своей сути конкретно этот мужчина — не из тех, кто отличается сдержанностью и обременяет себя какими-либо ограничениями. Просто берёт, что хочет. Меня. С ним и я сама обо всём подобном забываю. Невозможно помнить вообще о чём-либо, когда его руки снова и снова откровенно сводят с ума, умело выискивая все самые потаённые точки на моём теле, а оно подчиняется, греховно-ведомое, будто тающий воск.
Если можно тронуться рассудком за одну ночь от оргазмов, пожалуй, именно это со мной и происходит…
И куда больше, когда осознаю, какой выходит итог!
Мужские руки прижимают к себе со спины, обнимая за талию, до того крепко и неумолимо даже спустя хреналион моих тщетных попыток выпутаться из них, что невольно задумываюсь над тем, чтобы нас обоих к психиатру сводить. Сеансов эдак на сто. Или тысячу. Кай спит и не просыпается, пока я страдаю над обретением свободы, которая мне столь необходима, причём в срочном порядке. Моя проблема — банальна и вместе с тем, как очередной приступ неловкости и стыда, их в его присутствии с участием меня в главной роли вообще становится предательски много. Багровое пятно подо мной расплывается всё шире и шире, ещё немного и простыни будут кровавыми настолько, словно тут у кое-кого не начало нового женского цикла, а по меньшей мере — перерезанная главная артерия. Неудивительно, что к моменту, когда я сдаюсь и оставляю все свои жалкие потуги, просто выругавшись от всей души вслух, не заботясь больше о соблюдении тишины и аккуратности, кровью перепачкано практически всё вокруг, как и я сама, подобно жертве самой жестокой расправы.
Кай…
Просыпается. Понимаю это по изменению в чужом дыхании, что ощущаю на своём затылке. Сперва замирает. В напряжении. Его ладони сжимаются на моей талии ещё плотнее. Секунда. Другая. Не обязательно добавлять освещение или же сбрасывать покрывало, чтобы почувствовать всё то, что сопутствует моему состоянию. Но покрывало сдёрнуто. Не сброшено лишь потому, что я сама за него цепляюсь в последней попытке сохранить остатки былой гордости.
Хотя и то, конечно же, не спасает.
Освещение всё же загорается. Мужчина усаживается, немного отодвигается, хмуро оглядывая то раздосадованную меня, то мои перепачканные бёдра, то пропитавшуюся кровью простынь, то себя самого, поскольку и сам тоже умудряется вляпаться, раз уж прежде находился слишком близко. Ещё секунда. И ещё одна. А в тёмном омуте вновь направленного на меня взора вспыхивает вдруг столько растерянности, беспомощности и тревоги, что лично мне теперь уже совсем неважно становится в один миг ничего из предшествующего.
Кай определённо в шоке.
Зато у меня появляется возможность, наконец, встать!
Чем и занимаюсь, подтягивая к себе простынь, кутаясь в неё, чтобы хоть как-то прикрыться, а то кровавая обнажёнка в моём исполнении начинает откровенно напрягать ещё сильнее, чем прежде. Особенно, если учесть, что Кай так и пялится на меня, даже не думает отвернуться или хотя бы банально моргнуть.
— Не смотри на меня так, — ворчу на такую его реакцию, отворачиваясь от него. — Так случается у девушек, знаешь ли, — опять ворчу себе же в оправдание и собираюсь подняться на ноги, а затем спрятаться в ванной комнате.
Ага, как же…
Ловит за запястье, притягивает к себе ближе, не позволяя уйти. Вынужденно вновь смотрю на него в ожидании пояснений.
— Почему так много крови? — произносит всё также обескураженно Кай.
Почему-почему…
А я знаю?!
Не везёт ещё по изначальной версии матушки природы, вот и всё…
Каждый раз так.
Вот и не говорю ничего, страдальчески закатываю глаза. Пытаюсь свалить от него снова. И опять мне этого не дано.
— Это… — сам меняет своё местоположение, оказываясь передо мной, разглядывая теперь уже с озадаченным подозрительным прищуром, — очень больно?
С учётом, как тянет до сих пор низ живота…
— Я знаю, где лежит обезбол, — только и говорю.
Благо, на этом с идиотскими нервирующими расспросами он от меня отстаёт. Хотя так и не отпускает. И мало того, что не отпускает, секунда… а я, завёрнутая в покрывало, поднята на руки.
Мужчина сам относит меня в душ. Сам включает воду. Из покрывала тоже выпутывает меня самостоятельно. То оставляет на полу и быстро забывает про него. Дальше, пожалуй, я определённо должна справляться сама, желательно вне его присутствия, но у него и на этот счёт имеется своё мнение, а я по итогу не осмеливаюсь возразить вслух, ведь он тоже перепачкан в крови по моей вине. К тому же, под упругие струи, льющиеся на нас обоих сверху, он меня не ставит, а заносит. Отпускает далеко не сразу. Некоторое время просто стоит, прикрыв глаза, позволяя воде стекать по нашим телам, как есть, затем всё же прижимает меня спиной к стене кабины в качестве опоры, при этом аккуратно поддерживая одной ладонью за талию, и тянется к мочалке, а также гелю для душа. И вот вроде благодарной стоит быть. Но нет.