В голове звенело и трещало, дыхание превратилось в хрип. Дико болел правый бок, принявший на себя всю силу столкновения. Только бы не ребра…
Он был на пределе. Если что-то и удерживало его в этом мире, то только остатки воли. Хотелось одного — не вставать и не шевелиться. Но разлеживаться было некогда. Где-то на шоссе мельтешили огоньки. Их свет был далек и, похоже, не думал приближаться, но Данилов не позволил себе расслабиться. Даже если «санитары» махнули на него рукой, надо сделать так, чтобы между ними и им оказалась хотя бы пара километров снежной пустоши.
Парень вскочил на ноги. Ему показалось, что половина костей отозвалась на это хрустом и тупой болью, но он заставил себя не думать о них.
Этот отрезок пути дался ему нелегко. Вряд ли в прежнем мире хоть кому-то доводилось бегать в полной темноте. Ни одному человеку в здравом уме такое не пришло бы в голову, да и тьмы такой раньше было не найти, разве что в пещерах. Но и сумасшедший спелеолог не снискал бы лавры спринтера. Без света даже бег по идеально гладкой поверхности чреват падениями. Человеческому мозгу трудно поддерживать равновесие тела, когда в пространстве вокруг нет ориентиров. Вот он и падал, но тут же поднимался.
Александр бежал долго, до тех пор, пока проблески опасного света не скрылись вдали. Пока он не остался в абсолютной, ничем не нарушаемой темноте. Там Саша как подкошенный рухнул на снег, который показался ему твердым, будто асфальт, и затрясся в судорогах.
Тут же с ним случилось то, что он в тот момент принял за начало лучевой болезни. Его вырвало. Стошнило от этого мира, от этих людей и нелюдей, разница между которыми стала неуловимой, и от кошмара, в котором не было просвета. Страшный спазм согнул Данилова пополам. Его продолжало выворачивать наизнанку, пока желудок не превратился в пустой съежившийся мешок.
Последние остатки сил покинули его вместе с остатками пищи. Было одно желание — лечь и спать, спать, спать, надеясь, что во сне не будет выворачивать наизнанку тошнота и перестанет отзываться тупой болью избитое тело.
Но нет, лежать нельзя. Это смерть. И тогда он призвал на помощь последний резерв. Этот метод Александр изобрел, когда ему надо было вставать в шесть утра, чтобы ездить на работу на другой конец огромного города. Для кого-то это как два пальца об асфальт, а он был классической «совой». Способ назывался «60 секунд» и был прост, хотя, как и все гениальное, индивидуален. Если невмоготу подняться сейчас, то скажи себе: «Я встану через минуту. Не раньше и не позже. Умру, но встану». И отсчитывай секунды, заодно собирая в кулак волю.
Спустя ровно минуту Александр поднялся, чуть пошатываясь, отряхнулся, вытряс снег из ботинок и вытер лицо, разгоряченное погоней. Щелкнул кнопкой карманного фонарика. Никакого эффекта.
Парень истерически рассмеялся. Он знал, что его положение близко к безнадежному. Как нарочно… Выходит, именно фонари врагов были последним источником света в окружающем мире. Стоило им пропасть, и тьма накинулась на него с такой яростью, словно знала: у него нет против нее никакого оружия. Только пара спичек в измятом коробке да сдохший чужой фонарик. Лишь высоко-высоко в небе тускло мерцали несколько бледных звезд, последние осколки исчезнувших созвездий. Но и они были бессильны рассеять ночь, окутавшую мир.
Эх, Андрюха, Андрюха. Проклятый забулдыга, ты еще, оказывается, идиот, каких мало. Ну почему ты не позаботился о «тревожном рюкзаке?» Ты же должен был держать в голове план быстрого расставания со своими подельниками! Не всю же жизнь с ними таскаться. Ну хоть пару запасных батареек-то можно было при себе иметь?
При более детальном осмотре оказалось, что на самом дне рюкзака, под туалетными принадлежностями и спортивным шмотьем, прятался новехонький смартфон, закинутый подальше, как надоевшая игрушка. Но сейчас самыми главными достоинствами этой штуки были не объем памяти и не разрешение экрана, а хорошая подсветка и приличный заряд батареи.
Данилов машинально снял блокировку, ввел стандартный пин-код 0000. «Сеть не найдена». Странно, с чего бы это вдруг? Но этим перечень полезных находок не исчерпывался. Свет телефонного экрана помог Саше найти в боковом отделении старый советский компас без футляра и на позорной веревочке вместо шнурка. Это уже кое-что. Все, можно трогаться. Куда? Ежу понятно, обратно к дороге; только выйти на нее желательно в другом месте. А дальше — двигаться в направлении норд-ост и молиться, чтобы уцелел хоть один мост через главную реку Западной Сибири.
То, что река замерзла, — это факт, вот только недели минусовой температуры может быть недостаточно для образования ледяного покрова, способного выдержать его тщедушное тело. Но проверять это как-то не хочется. Значит, остаются мосты.
Странна человеческая психология. Если было очень хорошо, а стало просто хорошо — горю не будет предела. А вот если «очень плохо» превратилось в «плохо» без эпитетов, то особой радости это не вызовет.
Но все же с этими двумя находками Данилов почувствовал себя капельку уверенней. Теперь он, по крайней мере, не был слеп, хотя поле зрения и ограничивалось несколькими шагами. Да еще древнейший навигационный прибор раздобыл, которому никакой ЭМИ не страшен. Уж он-то точно не подведет.
Но компас подвел. Александр помнил, что где-то рядом должен находиться берег, но никогда бы не подумал, что так близко. Он снова стоял на краю. Проклятый прибор безбожно врал. Судя по положению магнитной стрелки, парень двигался на запад, в сторону шоссе, но ноги упрямо вынесли его на мелководье, затянутое тонким ледком. Данилов понял это, только когда под ногами предательски захрустело и начала прогибаться корка, похожая на стекло.
Парень опрометью бросился назад. Ему уже удалось снова оказаться на твердой земле, когда нечто попалось ему под ноги. Он был бы рад пройти мимо. Но судьба распорядилась по-иному — он споткнулся, растянулся во весь немалый рост на чем-то твердом вроде бревна, и уткнулся лицом в окоченелую, замерзшую, твердую как деревяшка руку.
Ты спрашивал, где люди? А вот они. Только, боюсь, ты вряд ли обрадуешься своему знанию.
Он вскочил как ошпаренный. Если бы в реальности хоть один человек поседел от пережитых кошмаров, из Саши получилась бы копия ведьмака Геральта. Вокруг было не одно такое «бревно». Вокруг их были сотни или тысячи. Должно быть, весь берег был усеян ими.
Странствуя по удаленным от поймы Оби местам, Александр совсем упустил из виду плотину Новосибирской ГЭС. Ее строили с пятьдесят третьего по пятьдесят девятый год наверняка с солидным запасом прочности, как раз в расчете на ядерную войну. Но ни одно творение человеческих рук не совершенно. Даже если она смогла выдержать воздушный взрыв, то после второго, наземного, вызвавшего несравнимо больший сейсмический эффект, ей было не устоять. Когда она рухнула, миллионы тонн воды из верхнего бьефа плотины — Новосибирского водохранилища, которое иногда называли Обским морем, — пришли в движение и устремились в бьеф нижний, то есть в саму реку Обь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
