Чуть позже мальчик спустился на кухню, но в холле его остановил Харгрейв. Джорджу очень не нравился дворецкий, хотя за неделю, что мальчик провел в этом доме, они едва перекинулись парой слов. Джордж терпеть не мог надменных людей, а Харгрейв смотрел на него, как на досадное недоразумение, которое, хоть и временно, но нарушает размеренную жизнь аббатства. Свое отношение к мальчику дворецкий выражал тем, что просто его не замечал. Этот человек был похож на ходячий айсберг.
– Сэр Август желает видеть вас в библиотеке, мастер Джордж. Немедленно, – последнее слово прозвучало как приказ.
Джордж постарался вернуть слуге такой же холодный взгляд:
– Хорошо, Харгрейв, можешь идти.
Джордж прекрасно понимал, что его распоряжение ничего не значит, но ему хотелось напомнить, кто тут хозяин. Харгрейв не подал виду, что оскорблен. Он притворился, что ничего не слышал, посмотрел на витражное окно, потом на пол, избегая смотреть на Джорджа, и медленно удалился прочь.
Дядя, как обычно, сидел за столом. Шахматная доска стояла на месте, некоторые фигуры были передвинуты, но ни одна из сторон еще не понесла потерь.
– А, вот и ты, племянник. Мне мало о тебе докладывают. Знаю только, что ты донимаешь миссис Мейс своим обжорством, набивая пухлые щеки моей говядиной и хлебом, будто погреб у нас бездонный. – Кто вам это сказал, сэр? Наверняка Харгрейв?
– Черт бы побрал вашу наглость, сэр! Неважно, кто сказал, но это факт. И вам, упитанному маленькому бездельнику, не стыдно отнимать хлеб у моих слуг?
– Я не думал…
– Конечно не думали! Отныне будете перекусывать хлебом и молоком, а на второй завтрак получать хлеб с сыром. Никакого вреда вам от этого не будет, с голоду не умрете. А за ужином, сидя со мной за одним столом, вы получите лишь то, что я посчитаю нужным. Вам ясно, сэр?
– Совершенно ясно, сэр Август.
– И никаких сладостей и пудингов до тех пор, пока я не решу иначе, хотя… – он на мгновение задумался, – раз уж вы так ловко выполнили прошлое задание, я решил предложить вам еще кое-что. Отыщите киноссему, – он написал слово на листке бумаги и протянул Джорджу. – И скажите, что на ней написано.
Джордж уставился на незнакомое слово. Ему не хотелось подставляться, задавая вопросы. И он указал на шахматную доску:
– Помочь вам, сэр Август?
– Нет, чертов наглец! Пошел вон отсюда!
IV
На следующее утро, написав без единой ошибки упражнения по латыни, отчего мистер Верекер заметно повеселел, Джордж спросил его о загадочном слове.
– Видите ли, мастер Джордж, – ответил преподаватель, – Киноссема – это место, где во время Пелопоннесской войны произошло морское сражение. Вы можете прочесть о нем в последней книге Фукидида[23], но мне кажется, вам это еще рано. Попробуйте начать с Ксенофона или Геродота. А почему вы, собственно, спрашиваете?
– Значит, Киноссема – это какое-то место… – Это мыс у Геллеспонта в Эгейском море.
– А что значит само слово?
– Мастер Джордж, мне кажется, вы и сами можете догадаться. Это языковая контаминация[24]: первое слово – родительный падеж от «кино», что означает…
– Собака.
– Второе слово – «сема». Помните, я рассказывал вам, что у пифагорейцев была песнь «сома-сема», то есть тело (сома) – есть…?
– Могила!
– Именно так – могила души! Ну-с, и что же у нас получается?
– Могила собаки. Спасибо, мистер Верекер!
– А почему вас это интересует, мистер Джордж?
– Ой, мистер Верекер, я давно хотел спросить – вы прекрасный учитель, но почему вы не пошли преподавать в какую-нибудь хорошую школу?
Мистер Верекер был не из тех, кто мог бы распознать лесть и понять, что собеседник меняет тему разговора. Такое коварство было выше его понимания. И он с удовольствием начал изливать мальчику душу.
– Когда я получил ученую степень, меня выбрали членом Совета Бэйлиол-колледжа. Но члены таких советов не могут быть связаны узами брака. Моя жена Кларисса – дочь оксфордского аптекаря. Меня ужасно мучили фурункулы и помогала только дешевая мазь, которую готовил отец Клариссы. Я часто видел ее в аптеке и очень к ней привязался. Настолько, что… – он на мгновение запнулся, но продолжал: –…что был обязан жениться на Клариссе и уйти из Совета.
– К тому времени я уже принял духовный сан, поэтому оказался на улице простым пастором без всякого влияния. Чтобы спасти свою растущую семью от нищеты, мне пришлось стать помощником священника. Я пытался устроиться в несколько школ, но условия учителям там предлагали почти рабские. К тому же мне ясно дали понять, что люди, обремененные большой семьей, для них нежелательны.
Слушая рассказ преподобного Гамлета Верекера, Джордж уловил отголоски того, что, в его понимании, принадлежало исключительно к взрослому миру. Разговоры о бедности и трудном выборе были ему любопытны, но не настолько, чтобы серьезно об этом задумываться. Впрочем, определенные выводы он сделал и решил, что никогда не женится.
Вечером мальчик начал поиски собачьей могилы. С трудом разгадав значение слова, Джордж решил, что дальше будет легче. Осталось отыскать в парке памятник собаке, и дело сделано. Памятник он в итоге не нашел, зато обнаружил много интересного: маленький палладианский[25] мост через канал, питающий пруд, который не являлся мостом в прямом смысле этого слова (по нему нельзя было пройти с берега на берег, так как его перегораживала сложенная из грубого камня стена); в самом конце тисовой аллеи – обелиск с иероглифами на цоколе; полукруглый грот со статуей длиннобородого старика – по-видимому, речного бога, который склонился над гранитным водоемом в форме раковины. Каменная статуя была серой, но во рту и по всей бороде разросся лишайник, и казалось, будто старика рвет чем-то зеленым. Это был фонтан: изо рта речного бога непрерывно струилась вода.
К парку – шедевру Хамфри Рептона – подступал настоящий лес, который своей дикостью только подчеркивал его красоту, но даже в этом лесу Джордж заметил следы вмешательства знаменитого ландшафтного архитектора.
На небольшой опушке – из аббатства ее не было видно – среди деревьев стоял строгий дорический храм из темного камня. На треугольном фронтоне над портиком был барельеф с ухмыляющейся головой. Над дверями храма виднелись слова:
MORS IANVA MORTIS
– «Смерть – ворота смерти», – пробормотал Джордж про себя. Это неправильно. Наверное, там должно быть написано: «Mors Ianua Vitae» – «Смерть – ворота жизни»? Мальчик заметил, что бронзовые двери похожи на те, что он видел в храме Сфинкса, только меньше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
