— Ваше величество, молчание за молчание! Маргарита нежно сжала руку того, кого в полумраке принимала за Ла Моля, и, приблизив губы к его уху, сказала по-латыни:
— Sola sum; introito, carissime[39].
Де Муи молча последовал за ней, но едва дверь за ним затворилась и он очутился в передней, освещенной лучше, чем лестница, Маргарита тотчас увидела, что это не Ла Моль.
Произошло то, чего опасался осторожный гугенот, — Маргарита тихо вскрикнула; к счастью, теперь это было неопасно.
— Господин де Муи?! — отступив на шаг, спросила она.
— Он самый, ваше величество, и я молю вас дать мне возможность свободно продолжать свой путь и никому не говорить о том, что я в Лувре.
— Это господин де Муи, — повторила Маргарита. — Я ошиблась!
— Да, я понимаю, — отвечал де Муи, — вы, ваше величество, приняли меня за короля Наваррского — тот же рост, такое же белое перо, и, как говорили люди, желавшие мне польстить, — такая же осанка.
Маргарита пристально посмотрела на де Муи.
— Господин де Муи, вы знаете латынь? — спросила она.
— Когда-то знал, но забыл, — отвечал молодой человек.
Маргарита улыбнулась.
— Господин де Муи, — сказала она, — вы можете быть спокойны относительно моего молчания. А кроме того, мне кажется, что я знаю имя человека, ради которого вы пришли в Лувр, и могу предложить вам свои услуги, чтобы привести вас к этой особе, никого не подвергая опасности, — Извините, ваше величество, — отвечал де Муи, — но я думаю, что вы ошибаетесь и что напротив — вам совершенно неизвестно, к кому…
— Как! — воскликнула Маргарита. — Разве вы пришли не к королю Наваррскому?
— Увы, нет, — отвечал де Муи, — и мне очень неловко просить вас, чтобы вы скрыли мой приход в Лувр прежде всего от его величества, вашего супруга.
— Послушайте, господин де Муи, — с изумлением заговорила Маргарита, — до сих пор я считала вас одним из самых стойких гугенотских вождей, одним из самых верных сторонников короля, моего супруга. Неужели я ошибалась?
— Нет, ваше величество, еще сегодня утром я был точь-в-точь таким, как вы сказали.
— А по какой причине сегодня утром вы изменились?
— Ваше величество, — с поклоном отвечал де Муи, — благоволите не требовать от меня ответа и милостиво примите уверения в моем глубочайшем к вам уважении.
И де Муи с почтительным видом, но решительно сделал несколько шагов к двери, в которую вошел.
Маргарита остановила его.
— Тем не менее, сударь, — сказала она, — я позволю себе попросить вас кое-что мне объяснить; думаю, что на мое слово можно положиться!
— Ваше величество, я обязан молчать, — ответил де Муи, — и если я до сих пор ничего не сказал вам, значит, таков мой долг!
— И все-таки…
— Ваше величество, вы можете погубить меня, но вы не можете требовать, чтобы я предал моих новых друзей.
— А разве прежние друзья не имеют на вас прав?
— Те, кто остался верен нам, — да; те же, кто отрекся не только от нас, но и от самих себя, — нет.
Маргарита встревожилась, задумалась и, несомненно, ответила бы новыми вопросами, как вдруг в комнату вбежала Жийона.
— Король Наваррский! — крикнула она.
— Где он?
— Идет потайным ходом.
— Выпустите этого господина в другую дверь.
— Никак нельзя, ваше величество. Слышите?
— Стучатся?
— Да, и как раз в ту дверь, в какую вы приказываете выпустить этого господина.
— А кто это стучится?
— Не знаю.
— Посмотрите, кто там, и скажите мне.
— Осмелюсь заметить вашему величеству, — вмешался де Муи, — что если король Наваррский увидит меня в Лувре в этот час и в таком костюме, — я погиб!
Маргарита схватила де Муи за руку и повела его к пресловутому кабинету.
— Войдите сюда, — сказала она. — Здесь вы спрячетесь и будете в такой же безопасности, как у себя дома, мое честное слово будет вам порукой.
Де Муи бросился в кабинет, и едва дверь за ним затворилась, как вошел Генрих.
На этот раз Маргарита нисколько не была смущена оттого, что у нее кто-то прячется: она была только мрачна, и мысли ее витали за тридевять земель от любовных дел.
Генрих вошел с той обостренной настороженностью, благодаря которой он замечал малейшие подробности даже в самые мирные моменты своей жизни; тем более глубоким наблюдателем он становился в обстоятельствах, подобных тем, какие сложились теперь.
Он сразу заметил облако, омрачившее лицо Маргариты.
— Вы заняты? — спросил он.
— Я? Да, государь, я раздумывала.
— И хорошо делали: раздумье вам идет. Я тоже раздумывал, но в противоположность вам я не ищу одиночества, а нарочно пришел к вам, чтобы поделиться моими думами.
Маргарита приветливо кивнула королю и, указав ему на кресло, села на резной стул черного дерева, узкий и твердый, как сталь.
С минуту супруги молчали; Генрих первым нарушил молчание.
— Я вспомнил, что мои думы о будущем связаны с вашими, — заговорил он, — несмотря на наше раздельное, существование как супругов, мы оба хотим соединить наши судьбы.
— Это верно, государь.
— Мне кажется, я верно понял также и то, что какие бы планы возвышения нас обоих у меня ни возникли, я найду в вас союзника не только верного, но и действенного.
— Да, государь, я и прошу лишь о том, чтобы вы как можно скорее приступили к делу и дали мне возможность уже теперь принять в нем участие.
— Я счастлив, что у вас такое стремление, и, как мне кажется, вы ни минуты не сомневались, что я способен забыть план, который я составил в тот день, когда был почти уверен, что останусь жив благодаря вашему мужественному заступничеству.
— Я думаю, что вся ваша беспечность — только маска; я верю не только в предсказания астрологов, но и в ваши дарования.
— А что бы вы сказали, если бы кто-нибудь встал у нас на пути и грозил обречь нас обоих на жалкое существование?
— Я сказала бы, что готова вместе с вами открыто или тайно бороться против этого «кого-то», кто бы он ни был.
— Ведь вы можете в любое время зайти к вашему брату, герцогу Алансонскому? — продолжал Генрих. — Вы пользуетесь его доверием, и он питает к вам горячие дружеские чувства. Что, если бы я осмелился попросить вас узнать: может быть, у вашего брата сейчас тайное совещание кое с кем?
Маргарита вздрогнула.
— С кем же? — спросила она.
— С де Муи.
— Зачем это нужно? — сдерживая волнение, спросила Маргарита.
— Затем, что если это так, то прощайте все наши планы, во всяком случае — мои.
— Государь! Говорите тише, — сказала Маргарита, делала ему знак глазами и указывая пальцем на кабинет.
