Она, негодующе:
– Он читает их впервые, я уверена. Это стихи десятого года[294].
Затем, по какой-то не упомненной мною ассоциации, разговор наш пошел вглубь времен и судеб: тридцать седьмой, сорок первый, сорок девятый, пятьдесят третий, пятьдесят шестой годы, – и длился часа два.
– Вот как мы с вами хорошо поговорили сегодня, – сказала Анна Андреевна, когда я одевалась в передней. – Помянули своих.
8 июня 59 Я у Анны Андреевны. На столе толстый том.
– Это не Библия, как вы подумали, а итальянский словарь. Читаю дальше итальянскую ложь о себе.
– Густо?
– Густо.
Я осмелилась напомнить, что мне пора бы уж получить от нее в подарок новый экземпляр «Поэмы»: мой уж очень устарел.
Она обещала.
Прочла новые строфы.
Одна в «Эпилоге» (после строк «И кукушка не закукует / В опаленных наших лесах») – «Мой двойник на допрос идет» и в «Решке» перед строфой «И была для меня та тема»[295].
Итак, «Поэма без героя» углубилась еще на один подземный слой[296].
Все мы всю жизнь простояли на краю. Ахматова волею случая не погибла, но всегда, сквозь свою «непогибель», различала звуки и очертания той, второй, неизбежной и чудом избегнутой судьбы. Звуки оттуда, из таежного зазеркалья, были необходимы в «Поэме», и вот они родились. В «Поэме» 1913–1941, вместе с призраком мазурских и карпатских гибелей, необходим был призрак и лагерного ада. Вот он и явился, слава ей!
Иначе «Поэма» погрешила бы перед временем.
Анна Андреевна, кажется, была довольна моими рассуждениями.
Сказала:
– Я нашла наконец человека, который «Поэмы» не читал. Умный. Не литератор. Дала ему. Вот ответ.
И протянула письмо.
В самом деле, письмо умное; глупость вкраплена только одна: не одобряет автор письма поэму Некрасова «Мороз, Красный нос». Впрочем, мое снисходительное «только» в данном случае не годится: речь ведь идет о «Морозе», а в этом случае всякая, даже мелкая, глупость становится капитальной.
Анна Андреевна махнула рукой:
– Да, да, кощунственные слова. «Мороз, Красный нос» – одно из величайших явлений русской поэзии. Все – музыка. И все – открытие.
Потом протянула мне письмо Али Цветаевой: благодарность за книгу. Анна Андреевна находит, что письмо похоже на материнское. А по-моему – нет. Оно гораздо сдержаннее. Но по глубине и уму в самом деле цветаевское. Ариадна Сергеевна пишет, что книжка Ахматовой – это, конечно, всего лишь обломки, «но ведь и Венеру Милосскую мы знаем без рук»210.
Что ж, так оно и есть.
Я прочитала Анне Андреевне пародию на Панферова. Она очень смеялась211.
Нас позвали чай пить. За столом какой-то родственник Ардова сообщил, что в «Известиях» грубо обруганы стихи Аипкина. Анна Андреевна встревожилась: она высоко ставит поэзию Аипкина и очень дружна с ним212.
15 июня 59 Вчера в Переделкине проводила время с одним великим русским поэтом, двумя талантливыми поэтессами и одной блистательной пародисткой.
При таком изобилии и разнообразии блеска мне почему-то было скучно. Сама не знаю, почему.
Ох, мудреное это дело – сочетание и общение людей.
Ровно в 6 часов вечера в наш переделкинский двор въехала Наташина «Волга». На заднем сиденье, рядом с собакой Ладой, сидела Анна Андреевна.
Ахматова попросила меня приютить на часок у нас чемоданчик (вот как! с рукописями не расстается) и всей компанией навестить Алигер.
Я отнесла чемоданчик в зеркальный шкаф, заперла его там, взяла ключ с собой – и мы отправились.
По дороге – горестная новость о туберкулезе глаз у Алеши Баталова. Нина Антоновна вылетела к нему.
Из журнала «Москва» ни известий, ни корректур. Анна Андреевна уверена, что стихи ее напечатаны не будут[297].
– А вы туда звонили? – спросила я.
– Я никогда не интересуюсь, – отвечала Анна Андреевна.
«Мичуринец»[298].
Возле дачи Маргариты Иосифовны бунт цепных собак, почуявших Ладу.
На стеклянной террасе уселись чай пить. Странное было чаепитие: разговор не вязался вопреки свободной светскости Анны Андреевны, острословию Наташи и радушию хозяйки. Анна Андреевна из окна разглядывала сад и хвалила его – в самом деле, какой-то он по-деревенски уютный. Терраса же убрана по-городски, современно, модно, загранично. Разноцветный сервиз, низкий диван и пр. За столом помалкивает узкоглазая стройная Маша. Была бы красива, но очертания рта грубы, а длинные волосы до плеч претенциозны. На подоконнике посматривает Машиными зелеными глазами и поеживается кот: боится Лады.
Когда дамы ушли на кухню разливать чай, Анна Андреевна рассказала мне, что один человек так объяснял ей, почему Всеволода Вячеславовича Иванова не выбрали куда-то там в Союзе.
– Сын его, Кома, отчаянный пьяница. Пьет непробудно. Полное моральное разложение.
Уу, бандюги проклятые. Вот и месть за дружбу с Пастернаком. Это Кома-то – разложенец! Светлое сердце, светлая голова, жадность к труду, большой ученый. И какое у них отсутствие фантазии! Хоть бы что-нибудь поинтересней придумали. По-видимому, когда Кома следующий раз не подаст руки негодяю – окажется, что он взяточник. Уж разложение, так разложение213.
Грянула гроза. Мы молча сидели за столом, любуясь молниями сквозь сплошную стену ливня.
Не для этого ли и приезжали? Больше, кажется, и незачем было.
Когда гроза миновала, тронулись в обратный путь. Снова – бунт собак, увидевших Ладу. С нами села Маша. Анна Андреевна попросила заехать в Дом Творчества и вызвать на минуту Ольгу Федоровну. («Она там и, говорят, не пьяная».) Машенька побежала. Скоро явилась к воротам Ольга, чуть растерянная. Анна Андреевна вышла из машины ей навстречу. Они обнялись, поцеловались и назначили день встречи в городе.
Потом мы заехали к нам на дачу за Мариной[299] и чемоданчиком. Я тоже в город. Анна Андреевна смотрела на дорогу и почти не принимала участия в разговоре. Мне казалось, она не только вглядывается в дорогу, но и вслушивается во что-то свое – не в нашу болтовню, а, может быть, в тот самый …один, все победивший звук, который звенит сейчас где-то у нее внутри.
16 июня 59 (дату помню приблизительно) Анна Андреевна вынула из тумбочки письмо.
– Еще одно?
– Да. Их гораздо больше, чем требуется.
И протянула мне.
Некто сообщает, что никогда не забудет двух своих встреч с нею («помню каждое ваше слово») и надеется непременно снова увидеть ее этим летом.
– Я хотела проверить, какое впечатление производит на вас это письмо.
– То есть нравится ли мне? Сильное оно или слабое?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
