и важно. И тогда – все! Не будут больше ратнинцы честной народ прельщать разными бесовскими новшествами – прицельными самострелами, перелогом земельным, мастерскими, да той же Младшей стражей! Ишь чего удумали – школы открыть. Этак сильней князей станут! А вот вам теперь шиш – выкусите!
Улыбаясь своим мыслям, Кочубар остановился в распадке. По всем прикидкам, уже к вечеру он должен был нагнать караван, а явиться людям следовало при полном параде, уж точно не степным изгоем-бродником!
Да, пора уже было, пора… Сняв с заводной – запасной – лошади переметные сумы, Кочубар выбрал нужные вещи и быстро переоделся. Узкие порты, тускло-золотистая ромейская туника, синий, с белым подбоем плащ. Пальцы перстнями златыми унизал, бороду ножницами подровнял, заплел аккуратно в косички. Эх, еще выкупаться бы, смыть себя въевшийся степной пот – да речка нынче далече. Ла-адно, сойдет и так. Вот благовония – как раз к месту придутся… Да, и крест! Крест святой – на шею. Был когда-то волхвом, стал паломником. Славно!
– Господи Иисусе, благодарствую тебя за все… И помогай дальше!
Вновь усевшись в седло, разбойник размашисто перекрестился и подогнал лошадей.
Первыми, на кого он наткнулся, были воины охраны, нанятые купцом.
– Кто таков будешь? – враз обступившие Кочубара суровые парни в кольчугах и шлемах были не склонны шутить.
– Паломник. Ездил в Царьград во Влахернскую церковь. Затем в Тьмутаракань, поклониться святым мощам… Так вот года три и странствовал. А это не караван ли Ерофея Ипатьева, киевского торгового гостя?
Воины переглянулись:
– Его…
– Ну так он меня знает! Доложите – Иванко Евлампиев, князя доверенное лицо…
– Доложим. Покуда тут обожди. А какого князя-то?
– Он знает…
* * *
Сотник возвращался обратно в воеводский стан понурым и недовольным. Да и чему было радоваться-то? Ничего из задуманного не сложилось – не удалось взять языка. Все половцы! У-у, гады степные. Как теперь предателя в собственной ватаге найти? И половцы ведь еще денег попросят…
Они и попросили, как раз провожали Мишу до каменной бабы – Кайрана напомнила.
– Дам, дам… – отмахнулся Михайла. – Уж коли обещал, так чего там…
Кариндэ-оглан вдруг обернулся и, подкрутив усы, что-то сказал невесте.
– Кариндэ слышал о предателе, – тут же перевела та. – Старший бродников как-то хвастал, что у него везде свои люди есть. Достаточно, говорил, три раза покричать кречетом…
– Кречетом… – протянул сотник. – Опять кречет!
– Три раза кречетом и чуть погодя – два раза уткой, – внимательно выслушав жениха, поправила степная принцесса.
Кариндэ еще что-то сказал и вытащил из сумы небольшую пергаментную полоску, протянул…
– Это знак… – передала Кайрана. – Смотри, сотник! На.
На полоске пергамента была изображена летящая хищная птица… Орел или сокол-сапсан…
– Не орел и не сокол, нет – кречет!
Опять кречет…
Постойте-ка! Михаил хлопнул себя по лбу. А ведь в этом что-то есть! Ловят ведь рыбу на живца, а они будут – на манок.
Повеселев, сотник обернулся, подмигнул своим.
– Ничего. Еще повоюем, парни! Еще найдем!
Что ж… Кречет так кречет! Главное, про утку не забыть.
Лихой рейд в половецкие степи заканчивался. Уже были разгромлены основные силы врагов, остальные рассеялись по степи. Степняки отнюдь не выступали единым фронтом. Многие славные роды поддерживали своих родичей – русских – и были рады устранению конкурентов. В степи наблюдалось нездоровое оживление: пастбища, кочевья разгромленных – это все теперь предстояло делить.
Неустанно, денно и нощно, отряды Мстислава Владимировича свозили трофеи в главный стан. Не так уж и мало золота накопили половецкие ханы! А кроме золота и всего такого прочего, еще имелись табуны и рабы. Лошадей можно было выгодно продать или угнать с собой, невольников же – освободить.
Правда, насчет рабов некоторые считали иначе. Зачем освобождать, с чего бы? Куда лучше провернуть выгодное коммерческое предприятие, не зря ведь по степным шляхам уже объявились скупщики людей – купцы, почтенные негоцианты-работорговцы. Перс Рахим бен Рухани, багдадские купцы ибн Хаддан и Дуль-Мухаммад, Киприан Делос из Царьграда… Да и славный торговый гость Ерофей Ипатьев из Киева торговлей людьми тоже не брезговал. Да никто не брезговал – выгодное дело. Впрочем, кроме невольников, купцы брали все, что привезут – ткани, посуду, войлок… Да вообще – все!
Развернули свои торговые базы по всему Залозному шляху, не оставили без внимания и Соляной тракт. Сидели, словно пауки, да потирали руки в ожидании будущих прибылей. Кому война, а кому мать родна – так-то!
Кочевье Баттырги-обы, одного из сотников Боняка, окружили внезапно, готовились вылететь кованой ратью, взять в копья, чтоб ни один не ушел!
Михайле и его людям был поручен левый фланг.
– Никого не жалеть! Взять трофеи, все остальное – сжечь! – еще вчера распорядился воевода Охрятьев. – Чтоб неповадно было наши города грабить.
А вот это – правильно! Воины Баттырги-обы своими грабежами прославились на всю степь. Каждый год на Русь приходили. В большие города не совались, так, по мелочи шакалили, но гребли все! Внезапно нападали на купцов, на небольшие неукрепленные городки – рядки торговые, на села… Кого-то угоняли в полон, кто не мог идти – безжалостно убивали.
Вот и их теперь никто не жалел – пришла расплата.
Было раннее утро, стелился по балкам рваный желтоватый туман, светлевшее небо алело зарею. Горько пахло полынью, холодили копыта коней высокие росные травы. Тишина стояла кругом мертвая!
И вдруг, взрывая тишь, утробно запел рог!
– Вперед, – поудобней перехватив копье, скомандовал сотник.
Опустились на лица личины-забрала, дернулись червленые щиты, звякнули кольчуги…
Ватага Михайлы ринулась к половецким кибиткам… Как и вся остальная рать!
Русских, конечно, заметили – да уже было поздно. Выскочившего откуда-то парня Миша молча сшиб конем… Другого взяла на стрелу Добровоя. Пустила на ходу, не останавливаясь, даже не оглянулась.
Добили парней, нет ли – никого не интересовало. Никто не придерживал коней, неслись дальше – впереди уже виднелись кибитки. Обреченное кочевье.
Уже не трубили трубы, не рокотали боевые барабаны, никто не кричал… Только стук копыт да шелест травы…
И желание убивать и грабить… Затем и пришли. Месть – страшное чувство.
Рядом с Михайлой держались Лана и Добровоя – девушки нынче выполняли роль вестовых. Лана держала в руках лук – на ходу стреляла умело, Добровоя же больше надеялась на трофейную саблю. Впрочем, и арбалет у нее тоже имелся – приторочен к седлу. Пригодится!
Слева от Михайлы звенел кольчугой Ермил, за ним здоровяк Авраамий с палицей и еще двое парней – Никодим и Кольша. Все четверо – всадники кованой рати – в длинных кольчугах, со щитами,
