Он перекатился на спину и улегся прямо на пол. Задравшая футболка обнажила торчащие ребра. В его теле не было ни капли жира. Чу выпустил большое кольцо дыма, за ним второе, которое четко в него вписалось. Леви продолжал листать свою тысячу песен.
- Ты думаешь, мы тут все дремучие, от сохи, - сказал Чу, но без тени злости, а словно объективно констатируя факт. - Но не все из нас живут в такой дыре. Феликс обитает в Веллингтоне - #9632; конечно, ты этого не знал. В большом доме. Его брат заправляет там всеми такси. Он тебя видел.
Леви встал с коленей, держась к нему спиной. Врать в лицо он никогда не умел.
- Эээ… понимаешь, мой дядя, это он там живет… А я у него вроде как подрабатываю, прибираю во дворе и…
- Я был там во вторник. - Чу его не слушал. - В колледже. - Он выговорил это слово так, словно ему капнули на язык чернилами. - Прислуживал, как мартышка. Учитель сделался слугой. Это мука! Точно говорю, на себе испытал. - Он ударил кулаком в грудь. - Тут больно! Адская мука! - Он резко сел. - Я преподаю; там, на Гаити, я, видишь ли, учитель. Во как! Преподаю в школе. Французский язык и литературу.
Леви присвистнул:
- Ненавижу французский. А нам вдалбливают эту гадость. Бррр!
- И вот, - продолжал Чу, - кузен мне говорит: сходи, всего один вечер, тридцатка на нос. Умерь гордость! Надень мартышкин наряд, стань мартышкой и разноси важным белым профессорам креветки и вино. Там и тридцатки не вышло: пришлось отстегнуть за химчистку рабочей одежды. Чистыми перепало всего двадцать два доллара!
Чу протянул Леви косяк. Леви опять отказался.
- Как думаешь, сколько получают профессора? Сколько?
Не знаю, сказал Леви; он правда не знал. Из отца и двадцатку-то фиг выжмешь.
- А нам за то, что мы их обслуживаем, платят гроши. Чем не рабство? Что изменилось? А, к хренам собачьим! - сказал Чу, но с его акцентом это прозвучало беззубо и комично. - Хватит американской музыки. Поставь Марли! Я хочу что-нибудь из Марли!
Из Марли у Леви был только сборник «Лучшее», позаимствованный с материнского компакта.
- И я его видел, - Чу, с налитыми кровью глазами, встал на колени, вперил взгляд в неведомого демона где- то за пределами этой комнаты. - Сидит за столом, вылитый лорд. Сэр Монтэгю Кипе… - Чу сплюнул прямо на пол. Леви, который некогда долгое время считал, что чистота - лучшая красота, это покоробило. Как бы пересесть так, чтобы не видеть плевка?
- Знаю я этого кренделя, - сказал Леви, незаметно отодвигаясь. Чу рассмеялся. - Правда. То есть не то чтобы лично знаком, просто он… Папаша его на дух не переносит, стоит сказать его имя, как папаша словно…
Длинным указательным пальцем Чу ткнул прямо ему в лицо.
- Если ты его знаешь, знай следующее: этот человек - лжец и вор. Нам, нашей общине, все про него известно, мы следим, как он идет в гору: врет с три короба, наживает славу. Ты воруешь у бедных их искусство и на этом богатеешь! Ты богач! Те художники умирали от нищеты и голода. Они продали свои работы за бесценок от отчаянья - они не знали! Нищие, голодные! Я наливал ему вино… - Чу с утрированным подобострастием изобразил, будто наполняет бокал. - Никогда не продавай душу, брат. Она дороже двадцати двух долларов. Меня разрывало от горя. Не продавай ее за горсть монет. Все пытаются купить черного человека. Все, - стукнул он кулаком по ковру, - пытаются купить черного человека. Но он не продается. Его время грядет.
- Согласен, - поддакнул Леви и, не желая быть невежливым, взял в который раз протянутый ему косяк.
В то же утро, но в Веллингтоне, неожиданный визит нанесла Кики.
- Вы Клотильда?
Девушка, дрожа, смотрела на нее в щелку и явно не узнавала. Она была такая худенькая, что кости проступали сквозь джинсы.
- Меня зовут Кики, Кики Белси. Мы с вами встречались.
Клотильда открыла дверь шире. И, узнав Кики, пришла в замешательство. Вцепилась в ручку, заюлила, заерзала. Ей не хватало слов, чтобы выразить желаемое по- английски.
- О… madame, о, mon Dieu, мизис Кипе… Vous пе 1е savez pas? Мте Кипе n'est plus ici… Vous comprenez?
- Простите, я…
- Мизис Кипе, elle a ete tres malade, et tout d'un coup elle est morte! Мертвый!
- Да-да, я знаю, - замахала Кики, охлаждая ее пыл. - Господи, наверное, стоило сначала позвонить… Да, Клотильда, да, я понимаю. Я была на похоронах. Не волнуйся. Милочка, я пришла к мистеру Кипсу, профессору Кипсу. Он дома?
- Клотильда! - раздался из глубины дома голос Монти. - Закрой дверь, ferme, или хочешь нас заморозить? C'est froid, e'est tres froid. О Боже…
На дверь легла рука; дверь распахнулась; перед Кики предстал изумленный Кипе. Несмотря на костюм- тройку, вид у него был далеко не такой щеголеватый, как обычно. Вглядевшись, Кики поняла, что впечатление портят разросшиеся, кустистые брови.
- Миссис Белси?
- Да! Я… я…
При виде его крупной головы с блестящей макушкой и жестоких, навыкате, глаз Кики смешалась, растеряла все слова. Поэтому она молча протянула руку с пакетом из лучшей веллингтонской пекарни.
- Это мне? - спросил Монти.
- Вы были так… любезны в Лондоне, и я… Захотелось вас проведать и угостить…
- Тортом?
- Пирогом. Когда у человека горе, то, мне кажется…
Монти изумился еще больше, но быстро пришел
в себя.
- Постойте… Да вы входите… На улице жуткий холод. Ни к чему беседовать на пороге, входите. Клотильда, возьми у гостьи пальто.
Кики вошла в переднюю.
- Благодарю вас. Так вот, мне кажется, когда у человека горе, то все вдруг начинают его избегать. Я на себе ощутила: когда умерла моя мать, меня все сторонились, а мне было так обидно и ужасно одиноко, поэтому я решила навестить вас и детей, принести пирог и… Конечно, между нашими семьями бывали разногласия, но, по- моему, когда случается такое…
Она одернула себя за болтовню. На крошечную долю секунды Монти бросил взгляд на карманные часы.
- Ой, я не вовремя…
- Нет, что вы! Я собираюсь в колледж, но… - Он оглянулся вглубь прихожей и, коснувшись спины Кики, подтолкнул ее вперед. - Но я кое-что не завершил. Не могли бы вы… Разрешите оставить вас здесь на пару минут, пока я… Клотильда принесет чаю и… Располагайтесь, - проговорил он, когда они вошли в библиотеку, покрытую ковром из воловьей шкуры. - Клотильда!
Как и в прошлый раз, Кики присела у пианино и с грустной улыбкой оглядела ближайшие полки. Книги на букву «Н» стояли в безупречном порядке.
- Вернусь через минуту, - пробормотал Монти и хотел уйти, но тут в доме что-то грохнуло, и в передней послышался топот. Дверь в библиотеку распахнулась. На пороге стояла чернокожая девушка с заплаканным лицом. Она кипела от ярости и готова была ее выплеснуть, но вдруг увидела Кики. Злость сменилась удивлением.
- Шантель, это… - сказал Монти.
- Можно мне идти? Мне надо идти, - сказала девушка, делая несколько шагов вперед.
- Пожалуйста, как хотите, - спокойно ответил Монти, идя ей навстречу. - Продолжим наш разговор в обеденный перерыв. Жду вас в час в моем кабинете.
Кики услышала, как хлопнула входная дверь. Немного помедлив, Монти повернулся в гостье.
- Прошу прощения за этот инцидент.
- И вы меня извините, - сказала Кики, глядя на ковер под ногами. - Я не знала, что у вас гости.
- Это студентка… Собственно, в ней и было дело, - сказал Монти, подходя к белому креслу у окна и усаживаясь в него. Кики пришло в голову, что еще ни разу ей не доводилось видеть его в обычной домашней обстановке.
- По-моему, я раньше ее видела, она знакомая моей дочери.
Монти вздохнул.
- Несбыточные надежды. - Он посмотрел в потолок и перевел взгляд на Кики. - К чему давать этим молодым людям несбыточные надежды? Что хорошего из этого выйдет?
- Простите, не понимаю, - сказала Кики.
- Юная леди афроамериканского происхождения, которую вы здесь видели, - Монти решительно опустил руку с печаткой на подлокотник викторианского кресла, - не имеет высшего образования, не окончила среднюю школу, но тем не менее считает, что веллингтонское академическое общество обязано принять ее в свои священные ряды, а знаете почему? В качестве компенсации за несчастья - ее и ее родных. На самом деле, проблема существенно масштабнее. Эти дети требуют репарации за историю, и их в этом поощряют. Они пешки в политической игре, их кормят сказками. Меня это чрезвычайно удручает.
Слишком пышная речь для единственного слушателя. Кики не знала, что и сказать.
- Кажется, я не… Ачто конкретно она от вас хотела?
- Говоря упрощенным языком, она не платит за обучение и плохо успевает, однако желает продолжать обучение в Веллингтоне. И всего лишь потому, что у нее черная кожа и она бедна. Развращающая философия! Чему мы научим своих детей, если будем им внушать, что законы меритократии*, безусловные для их белых сверстников, для них не писаны?
После этого риторического вопроса повисла тишина. Монти снова вздохнул.
- И вот эта девушка заявляется ко мне - в мой дом, утром, без предупреждения, - и просит, чтобы я замолвил словечко на ученом совете и ей позволили и дальше посещать курс без законного на то основания. Она думает, что если ходит в одну со мной церковь, помогает в благотворительной миссии, то я ради нее обойду правила. Потому что я, как здесь любят говорить, ее «брат»? Я ответил, что делать этого не собираюсь. Результат вы видели. Истерика!
