Его голову и правую руку, которой он писал свои пасквили, привезли Антонию, чему тот чрезвычайно обрадовался. Говорят, он поставил голову Цицерона на обеденный стол и любовался ею, а его жена Фульвия, бывшая, кстати, вдовой Клодия, а затем и Куриона, колола булавками язык великого оратора.
В конце концов супруги натешились, и Антоний приказал голову и руку Цицерона «выставить на трибуне над рострами – зрелище, от которого римляне содрогнулись, думая про себя, что они видят не лицо Цицерона, а образ души Антония». Замечательная метафора.
Аппиан по этому поводу заметил, что «посмотреть на это стекалось больше народу, чем прежде слушать его».
Плутарх сообщает и еще один любопытный факт, свидетельствующий, по его мнению, о проявлении Антонием несвойственной ему в целом справедливости: предателя Филолога он отдал жене Квинта Помпонии, и она, помимо прочих изощренных пыток, заставляла молодого человека отрезать от своего тела куски собственного мяса, зажаривать их и съедать.
Как тут не процитировать Цицерона: «О времена, о нравы!»
Триумвиры поделили между собой, конечно же, и провинции. Антоний получил в управление обе Галлии, Предальпийскую и Заальпийскую, Лепид – Испанию и Нарбонскую Галлию, а Октавий Цезарь – Сицилию, Сардинию и Африку. Италия оставалась в общем управлении.
Покойный Гай Юлий Цезарь был обожествлен, а месяц квинтилий был переименован в июль еще при его жизни.
Новые войны требовали денег, поэтому триумвиры обложили сограждан подушным налогом в размере десятой части имущества, то есть десятины. А лучшие италийские земли были отобраны у законных владельцев и переданы ветеранам.
А Брут и Кассий тем временем собрали внушительную армию численностью девятнадцать легионов, не считая союзнических войск, и двинулись в Македонию навстречу Антонию и Октавиану. Возле города Филиппы осенью сорок второго года произошло решительное сражение, в котором республиканцы потерпели поражение. Кассий, по Плутарху, покончил жизнь самоубийством «тем же самым коротким мечом, которым убил Цезаря». А Брут еще задолго до этого сражения был предупрежден о беде огромным страшным призраком, что однажды ночью появился в его походной палатке и, отрекомендовавшись злым духом, назначил очередное свидание при Филиппах. Брут не испугался и сказал, что придет. Свидание состоялось – Брут, как и Кассий, покончил счеты с жизнью при помощи собственного меча.
Вот так закончили свои жизни цезареубийцы.
Антоний и Октавиан после этой победы оказались в очень трудной ситуации. Огромная армия, умноженная еще и легионами республиканцев, требовала денег и земельных наделов, а дать им было уже нечего.
Поэтому Антоний двинулся на Восток в надежде выколотить хоть что-то из уже обескровленных Брутом и Кассием провинций и подвластных Риму азиатских государств. В малоазийском городе Тарсе он, на свою беду, повстречался с Клеопатрой и, подобно Цезарю, позабыв обо всех своих государственных делах, как привязанный, отправился с ней в Александрию.
Пришлось всю эту кашу расхлебывать молодому Октавиану. Прежде всего с армией (численность которой была равна ста семидесяти тысячам), требовавшей обещанного. Приходилось конфисковывать италийские земли и отдавать, отдавать, отдавать. В результате вспыхнуло недовольство, чем воспользовались жена Антония Фульвия и его брат Луций. Они подняли мятеж под республиканскими лозунгами, хотя на деле играли на стороне Антония против Октавиана. Не последнюю роль здесь играла и ревность Фульвии к Клеопатре, она тем самым пыталась вернуть мужа в Рим. Октавиану удалось подавить мятеж, и Фульвия уехала в Грецию на свидание с мужем, где вскоре и умерла. Есть подозрение, что от яда, ибо ее смерть была выгодна как Октавиану, так и Антонию.
После этих событий отношения между триумвирами стали обостряться все сильнее, поэтому решено было вновь встретиться в Брундизии. Антоний и Октавиан поделили империю на Восток и Запад, оставив Лепиду в управление лишь Африку. Договоренности были скреплены матримониальным альянсом: Октавия, сестра Октавиана, стала женой вдовца Антония.
Но был еще Секст Помпей, к тому времени основавший почти суверенное государство на островах Сицилии и Сардинии, куда стекались попавшие в проскрипционные списки, а также пираты и беглые рабы, зачислявшиеся в армию. Это было настоящим бедствием для Италии. Пришлось пообещать Помпею через пять лет консульство и командование флотом, сохранив за ним наместничество на островах, если он прекратит принимать беглых рабов и признает власть триумвиров. Это соглашение было подписано на плотах у Мизенского мыса Антонием, Помпеем и Октавианом в тридцать девятом году.
Антоний тотчас уехал к Клеопатре, а Октавиан нашел повод для войны с Помпеем (пираты, беглые рабы), которая была выиграна в морских сражениях осенью тридцать шестого года одаренным полководцем Марком Випсанием Агриппой. Антоний, хоть и не одобрял этой войны по вполне понятным причинам, все же, когда проигравший Помпей объявился в Малой Азии, приказал его казнить.
Эта война поссорила Октавиана и с Лепидом, который хотел на правах союзника получить себе после победы Сицилию, но Октавиан воспротивился, к тому же солдаты Лепида переметнулись к внучатому племяннику Цезаря. Лепид лишился не только войска, но и провинций, утратив политическую власть в качестве триумвира. Он остался лишь верховным понтификом и прожил долгую жизнь.
Таким образом, второй триумвират, как и первый (Цезарь, Помпей, Красс), распался, и на первое место в государстве остались два претендента, поделившие империю на Восток и Запад. Антоний, несмотря на брак по расчету с Октавией, женился и на Клеопатре, мечтавшей о реставрации былого величия царства Птолемеев. И в этом общность их политических интересов очевидна: Антонию также хотелось укрепиться на Востоке, чтобы затем подчинить себе и Запад.
Ради этих целей он в тридцать шестом году ввязался в войну с Парфией, несмотря на печальный опыт Красса. И на этот раз парфяне дали римлянам серьезный отпор, и Антонию с трудом удалось убраться восвояси. На другой год ему все же удалось овладеть Арменией, и свой по этому поводу триумф он отпраздновал уже не в Риме, а в Александрии, и это было воспринято в сенате, да и в столице в целом как оскорбление и предательство интересов римского народа. На поведение Антония смотрели косо уже давно. Он не только, говорили, погряз в восточной роскоши и неге, но и оказался под пятой у Клеопатры, раздаривая ей и своим от нее детям принадлежавшие Риму владения как свою собственность.
Неудивительно поэтому, что в конце тридцать третьего года, когда заканчивался срок соглашений между Антонием и Октавианом, в сенате разгорелась ожесточенная перепалка между сторонниками того и другого. А так как Октавиан находился в Риме, а Антоний в Александрии, то первый, разумеется, воспользовался силой. В сенате, окруженном вооруженными сторонниками молодого Цезаря, было оглашено хранившееся у весталок завещание Антония, в котором он просил похоронить себя в Александрии, и дарил Клеопатре принадлежавшие Риму территории.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
