Ингрид заняла место у соседнего окна, Абигель присела в дальнем углу и согнулась в грязный неопрятный комок.
– Машины на той стороне дома? – спросила Ингрид. – Так чего мы взбирались на третий этаж?
– С той стороны тоже боевики, – нехотя сказал я. – Не успеем даже сесть… Держи пока что оборону, что-то да придумаем.
Абигель прокричала из угла:
– Нас окружили? Нам не выйти?.. А-а-а-а, нас всех убьют!
Я обвел стены быстрым взглядом. Здание не только вчетверо шире обычных жилых, здесь еще и стены не из каких-то кизяков, а добротная кирпичная кладка в три ряда, богатый человек строил, не скупился на расходы.
Ингрид это оценила, дом за исключением входной двери и окон цел, даже оконные рамы уцелели, потеряв только стекла, а внутри осталась мебель, хотя диваны в едва заметных следах недавно пролитой крови, а постель кто-то непонятно зачем потыкал штыком.
Хотя какие теперь штыки, значит, ножом, что вообще непонятно…
Видимо, я сделал усилие понять, потому что услужливый мозг, изнемогающий от желания выказать мне свою любовь и жажду помогать, тут же собрал все мельчайшие фрагментики мозаики и нарисовал несколько сцен в этой спальне, когда здесь застали двоих, потыкали ножами в подушки, делая вид, что вот-вот убьют, потом выволокли в другую комнату, но там все-таки убили, потому те пятна крови…
Это что же, я могу восстанавливать в воображении, как кого-то убивали… если, конечно, осталось достаточно много улик. Пусть их мало для криминалистов, но достаточно для моего мозга, что аж пищит от желания работать, искать и находить, раскрывать тайны… дурак, вот бы так работал над тем, как добиться бессмертия… но тут сразу прикидывается полным дураком, который даже не понимает вопроса.
Ингрид, не отводя взгляда от пространства с окружившими нас боевиками, буркнула:
– Что-то надумал, Пифагор?
– Сколько же ты патронов извела, – ответил я с укором. – Какой ущерб стране и народному хозяйству!.. А на борьбу за бессмертие и вечное здоровье для всех вечно нет денег!
– Это трофейное, – заверила она.
Я покачал головой. В ее руках автоматическая винтовка MDR калибра 7.62х51, не самая новая, но зато бьет дальше и, главное, пробивает любые бронежилеты, хотя в данном случае боевики обходятся без них.
– Это штурмовая винтовка, – сказал я, – которые недотепы называют автоматом, выпущена на «Desert Tech», стоит двенадцать тысяч долларов, а каждый патрон восемь долларов, в рублях вообще не вышепчу.
– За эти автоматы заплатили валютой наши противники, – объяснила она. – Думаешь, народные деньги просто так уходят на танки и самолеты?.. Мы их продаем за сумасшедшие суммы, а на чаевые субсидируем науку.
– А-а-а-а, – сказал я, – тогда нужно больше танков делать. А наши ядерные бомбы нельзя кому-то продать?
– Можно, – ответила она, – но нельзя.
– Жаль, – сказал я, – тогда бы точно на сто наук хватило. И народ бы ломился в ученые, а не в менеджеры.
Там во дворе вспыхнула безобразная стрельба, отвратительно грязная, как на взгляд ученого, впечатление такое, что им просто нравится стрелять, в восторге, когда в ладони зажат приклад автомата или рукоять пистолета, и тот вздрагивает и отпрыгивает при выстреле, а его надо удерживать, как норовистого коня.
Ингрид выпустила длинную очередь, но покосилась на меня и начала отвечать короткими, но все же очередями.
Я по-прежнему стрелял одиночными, зато достаточно точно, а если пуля из моей винтовки попадала не в голову, а в шею или грудь, у меня такое чувство, что рядом громко и отвратительно поскребли острием ножа по стеклу.
Правда, такое случалось очень редко, мозг хорошо контролирует тело, рука у меня как у Шатерхенда. Я нажимал курок и видел, как пули с наконечником из закаленной стали разбивают головы, а если кто в бронежилете, в тех оставляют дыры, погружаясь на ладонь в живую плоть…
…и ни малейшего сожаления или чувства вины, как должен бы чувствовать.
Ингрид прокричала:
– Что с тобой?
Я переспросил:
– А что не так?
– Ты застыл, – крикнула она. – Про мышек вспомнил?
– Все мы только мышки, – ответил я. – Блин, все-таки мы попали…
Они выскочили со всех сторон, раздались частые выстрелы, пока еще торопливые, но пули влетают в окна и бьют в потолок, со звоном разлетелось стекло, взвизгнуло какое-то железо, что-то звякнуло от срикошетившей пули.
– Продолжай, – велел я Ингрид, – я на ту сторону!
Немного опоздал, они уже бегут наверх по лестнице. Я торопливо хватанул гранату, выдернул чеку и, чуть выждав, бросил вниз на лестничный пролет.
Там грохнуло, раздались крики, я приготовил еще одну и бросил снова туда же, стараясь попасть ниже.
Мозг работает в турборежиме, а медленное тело выжимает из себя все, на что способно: я быстро целился, стрелял, переводил прицел на следующего боевика и нажимал на скобу.
Это потом я понял, что для них я двигаюсь невероятно быстро, настолько быстро, что попасть в меня можно было только случайно, а мои одиночные выстрелы звучат почти как автоматная очередь, и там сраженные моими пулями падают, как подрубленные деревья.
За спиной Ингрид тоже стреляет короткими очередями, а я на своей стороне дома перебегал от одного укрытия к другому, сейчас главное – не дать им приблизиться, от пули я могу рассчитать, как уйти, но не от осколков гранаты.
Один все-таки швырнул, однако я успел попасть в нее пулей в тот момент, когда только-только выскальзывала из его ладони…
Еще трижды бросали гранаты, и трижды расстреливал в воздухе, трупов стало еще больше, наконец поняли, что нас вот так не взять, нужно либо бомбить, а где взять самолеты, либо из танка, но и танков у боевиков пока нет, хотя… хотя есть гранатометы.
Если мне пришла такая мысль, то думаю, они додумались еще раньше, теперь вопрос только в том, через сколько минут во все окна полетят снаряды.
Ингрид, наконец-то экономя патроны, стреляла уже вовсе одиночными, целясь тщательно, повернула ко мне ожесточенное лицо.
– Господи, сколько же их!
А в самом деле, мелькнула у меня злая мысль. Прут, как тараканы, нет им числа. Не нужно даже прицеливаться, все равно не промахнешься, не тот, так другой, какая разница, такие не нужны…
Я швырнул из окна одну за другой две гранаты, они покатились под ноги атакующим.
Ингрид вскрикнула:
– Да где ты их…
Грохнули один за другим взрывы, сухие и неэффектные, никакой пиротехники, но с десяток боевиков разметало в клочья, а более удаленные рухнули на землю, кто пытался отползти, кто корчится от невыносимой боли на том же месте.
– Если пришлют сюда еще людей, – крикнула она, – нам крышка!
– Не пришлют, – буркнул я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
