Немного и народ ввалился, песельницы с улыбками постель и молодых лепестками осыпали, дивный запах разнотравья даря. Староста городской с поклоном кубок вина горячего молодому поднес. Богутар выпил и перевернул чашей вниз, как положено.
Желать начали, дары с поклонами к постели подносить, складывать. Начальник стражи, староста, да стольник с советником у изголовья постели встали, следили зорко за входящими.
Конца края им не было, цветами полевыми только полспальни завалили. А у Богутара одно на уме — ушли бы быстрее. Зубы от желания сводит, голова кругом от запаха волос Халены, от кожи ее нежной под пальцами, от дыхания в его нагую грудь, от жара, что от его ли, ее груди идет. И как подумать — Богиня нагая с ним, его суженная — ум за разум от счастья заходит.
"Все для тебя сделаю, на руках носить стану", — шептал ей мысленно и прижимался нет-нет ко лбу губами жаркими, сухими от снедающего желания.
— Ну, все, все! — вытолкал последних данников Кудеяр, двери закрыл и стражу приставил. Во дворе пир вовсю шел, а в спальне тихо стало, только слышно, как ровно дышит чудо в его объятьях. Стемнело уже, Селена в окошко заглянула полным ликом, а Богутар все в дыхание богини вслушивается, жар сердца унимая, млеет от запаха волос. Перевернул ее на спину нежно, лицо ладонями еле касаясь огладил:
— Жена ты мне теперь, — прошептал вглядываясь и казался лик ее ему прекрасным настолько, что не может быть ни у одной смертной. Одеяло вниз убрал все тело оголяя — облило его лунным светом и словно изнутри кожа засветилась. Может, чудилось ему, может вправду, только сердце замерло от дивной картины и трепет обуял, благоговение и нежность до глубины души.
— Лапушка нежная, дышать на тебя никому не дам, — навис над ней, чуть касаясь, волосы с чела убирая, а те пух и шелк — золото и пепел серебряный. Губы лалы, брови в разлет — не наглядеться. И вдуматься — его!
Пальцами от щеки вниз повел, по шее лебединой, глядя как рудица пульсирует, холмика груди коснулся и ладонью накрыл, заставляя поверить, что его она. Истинно — ни с одной смертной Богине не сравниться. Кто баить вздумает — девка она простая — не един не поверит. И в том хоть Стыни вязь как бережа пресветлому лону ее, ему пред всеми порука. И дивный стан и запах этот от волос неслыханный, пьянящий.
И птица рядом с ней не пролетит — не даст.
И отец родной косо не глянет — убьет за то.
И самый высокий, слово ей поперек не молвит — последним оно будет.
Живота ласково пальцами коснулся и не сдержался, поцеловал, припал губами к нежной коже, и застонал — так хорошо, что кругом голова. Уж девок сколько было, но трепета такого и сладости и в первый раз не ведал, а тут!… Щекой потерся о живот, губами чуть касаясь вниз устремился, даже пальчики на ногах расцеловал и подивился, восхитился — а ноготки — то блестят, мерцают в полумраке! Точеные ножки — любоваться на них и любоваться.
Его Богиня! Его жена!
— На руках носить стану, лапушка. Детей народишь, богов.
Его сыны — Богами будут почитаться, — вдуматься и ум за разум от восторга и гордости заходит. Век за веком род Полешей славен был, а теперь и вовсе прославится и не будет равных ему.
В губы поцеловал соколицу, а губы мед, томно от их вкуса в груди, дрожь берет, до того дивно. Так бы целовал и целовал.
Анжине снился Ричард, они обнимались и целовались и, она задыхалась от счастья: "любимый", — пело сердце…
Утром пришли, как положено, молодых проведать.
Богутар спал, обняв жену со спины и голову ее себе на руку положив. Сладко спал, чудо, как хорошо было. Шорох услышал и глаза открыл, насторожившись — Наймар поклонился, впуская повитуху и знахарку с дарами. Аона поклон положила, браслеты витые на запястья молодой вздела:
— Чтобы затяжелела кнеженка в ночь эту и сына тебе принесла, пресветлый кнеж, — зашептала с улыбкой. — Сынов тебе крепких, а и дочь в мать, ладную.
Богутар улыбнулся, уткнувшись носом в макушку Халены: славно-то как!
Знахарка в поклоне согнувшись, кольцо преподнесла, на пальчик спящей кнеженки надела:
— На мир да лад, долгие лета вам вместе нам на радость.
— Далеко не уходи, — предупредил ее мужчина.
— Тута я, тута, муж славный, — заверила с поклонами и пятиться.
Кормилица Богутара с поклоном перед спящей кнеженкой ленту бисером шитую положила — знак замужней женщины, а ему ленту мужа подали — теперь не с одной бусиной ходить будет, не один он.
В спальню слуги и гости заглядывали — все ли ладно. Наймар двери открыл — любуйтесь — все, как положено — спят молодые вместе, веселы — сладились. Полюбовно все.
Только вышли и, дверь прикрыл Наймар, Богутар женщину в плечо поцеловал, припал губами к нежной коже, вздыхая от счастья: Богиня моя!
Анжина улыбнулась, уверенная, что это Ричард. Повернулась к нему и глаза распахнула, не понимая, что это — сон, явь? На нее смотрел и улыбался кнеж полешанский. Взгляд томный, так и лучится. А торс голый, рубец виден на груди гладкой да литой, волосы по плечам широким рассыпаны. Постель!
Анжина села, как подкинуло, в голове зашумело от догадки, сердце как птица в клетке забилось.
Богутар ласково коснулся ее спины, припал губами к шраму на лопатке и… получил по губам. Откинуло его, кровь брызнула на полотно.
"Ну, вот и руда брачная", — улыбнулся. Не объяснишь люду, что Богини иные, а тут все как должно.
Анжина с постели соскочила, одежду свою увидев на лавке у окна, одеваться начала дрожа от негодования и стыда: это что же приключилось? Что было? Как она в постели этого мужчины оказалась?
— Куда ж ты, лапушка? — пропел, поднимаясь. Нагой!
— Как я здесь оказалась?! И прикройся! — рявкнула, кинув в него, что под руку попалось. Богутар светился улыбаясь, ничуть наготы не стеснялся:
— Сладились мы, лапушка, оженились. До утра свадьба гуляла. Даров вон нанесли, кивнул на заставленную корзинами, вещами, цветами стену.
Анжину в жар и холод кинуло, кровь в висках застучала:
— Убью! — опалила зеленью глаз. Богутар притих, увидев, как меняются ее глаза, захолонуло в груди:
— А если ты понесла уже? — спросил тихо.
Ей плохо стало. К окну отвернулась — колотит всю. Лицо потерла: бред, какой, бред! По створкам окна дала — распахнулись, воздух прохладный в комнату ринулся, голову остужая:
— Где Кирилл?!
— Побратим твой? — глянул на нее искоса, порты натянул, рубаху.
— Да!! — рыкнула в окно, поворачиваться не желая — лишний раз нагого мужчину видеть. Ладный, черт, ничего не скажешь, хорош и телом и лицом, но сволочь редкая! Как он ее сюда заманил? Где они вообще? В окно оглядела — городище из камня, мостовая широкая, столы на ней убирают, а по всему периметру лепестки накиданы, цветы — видно, пировали, правду Богутар сказал. Только б повод другим был!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
