Они пытались забрать у меня мою женщину!
И еще десяток метров по коридору.
Вспыхивает и летит дубовая дверь с титановыми вставками.
Они хотели, как крысу, посадить в клетку моего ребенка!
И еще два пролета и тридцать метров до двери в лабораторию «Псим».
Выбегает навстречу один из охранников, вскидывает кургузый автомат. Послушное адскому пламени, что кипит в голове у Вартана, время останавливается и медленно начинает кружить вокруг него. Через столетия охранник роняет автомат, и тот отправляется в неспешный путь к полу. Сам сержант так же медленно падает, сжимая голову руками. Голову, в которой сейчас от противоречивых приказов кипит мозг. Еще немного, и он перестанет быть человеком, превратится в растение с бейджем «сержант Н.И. Комаров» на груди.
Последний боевикон Вартана, потеряв большую часть своей силы, беспомощно повис перед ним синеватым шаром. Время, как бы наверстывая упущенное, рванулось вперед стремительным потоком. Вартан отпустил связывавшую их нить, и шар, кривя призрачную пасть, поплыл через стену в сторону далекой столицы. Он тоже понимал, что такое прощание навсегда.
Серж принял наследство.
Сержант, сползший по стене, потерял сознание, упал лицом вниз и застыл в неестественной позе.
Ему повезло.
Ненадолго.
Сразу две термические гранаты отправились в дверь лаборатории. У Вартана хватило остатков разума, чтобы шагнуть в сторону от проема, из которого, пару секунд спустя, выплеснулся тугой факел пламени.
Он шел долгими коридорами из здания наружу.
И огонь следовал за ним.
Слепящий свет прожекторов. Темный асфальт, серый бетон и красные кирпичные стены на нем. Автоматные очереди.
Теперь его боялись до ужаса. Его пытались расстрелять издалека.
По тревоге подняли всю охранную сеть. Спешным порядком вызывали помощь с иных объектов компании. На базе, кроме давно забывших, что такое война, охранников, был и десяток профессионалов, прошедших третью кавказскую войну. Их вооружили всем, что было в запасниках оружейной комнаты базы. И автоматы, и шоковые гранаты, и даже незаконные пока для частных компаний гранатометы.
И много иного, много такого, что могло вызвать шок у местных органов правопорядка.
Любил ли он ее? Когда-то он точно знал ответ на это вопрос. Сейчас он забыл его.
Это стало лишним. Сейчас он должен стать ужасом для тех, кто вокруг него. Сейчас он должен стать диким зверем. И прожить им достаточно долго.
Он должен продержаться еще полчаса — этого было достаточно, чтобы самолет ушел в столицу, где была зона влияния другой корпорации. «СибконТ» не сможет уже перехватить самолет и побоится там действовать открыто. А значит, потеряет время. То драгоценное время, которое нужно Сержу, чтобы спрятать Ингу так, чтобы никто долго не смог ее найти.
Вартан надеялся, что не найдут никогда.
О, они были умны, они знали свое дело, им удалось найти его самое уязвимое место. И его любовь, и лучший результат его экспериментов. Как же его угораздило влюбиться в свое творение?
Она ему нравилась всем, каждым своим проявлением, каждой улыбкой, каждым движением, каждой своей мельчайшей черточкой. Она была идеальна.
В одном они ошиблись.
Он полюбил ее только сейчас.
Темные синие полосы… серые и черные ленты, обвивающиеся на мгновение вокруг него и вдруг срывающиеся потоком… уносящиеся вдаль… желтые, расплывчатые пятна — окна домов или фонари?.. черное, глушащее все звуки и взгляды полотнище над головой… и тихое, нежное полыхание впереди…
Ласковое прикосновение знакомого образа.
Она в беспокойстве. Она его ищет, оглядывает по сторонам, пытается высмотреть знакомую фигуру. Она жадно шарит взором вокруг, пока идет к самолету. Какой-то парень поддерживает ее под руку. Второй идет позади и несет небольшую сумку. Вартан чувствует, что где-то впереди, уже в самом самолете, сидит третий. Внимание всех троих направлено на Ингу. Один из них откровенно боится. Страх его виден серой пеленой, закрывающей его лицо. Двое других более спокойны. Один, видимо, что-то принял для спокойствия, замедлил свою реакцию. Но — спокоен. Лица всех троих смазаны — они ему почти незнакомы.
Только ее лицо он видел, только ее изумрудные глаза, чувствовал только запах ее волос и нежность будущих прикосновений.
Дотронулся до нее и смотрел, как расслабилось ее лицо и вспыхнули радостью глаза. Рядом с ней трепетал маленький огонек новой жизни. Слепец! Как он мог не видеть этого раньше?
От его нежного прикосновения по ее образу пошла текучая волна изменений. Она менялась, как меняется узор неба и облаков под порывами ветра, и оставалась цельной, как целен лишь образ великолепной драгоценности. Она всегда представлялась ему изумрудом, нежнейшим живым изумрудом.
За мгновение до того, как лейтенант охраны прикладом автомата ударил его в висок, он шепнул нежно… а вот и я… и все будет хорошо…
Удар в голову бросил его наземь.
Он ободрал левую щеку о влажный бетон и уткнулся лицом в место, где бетон сходился с красным кирпичом.
«Красный, — вспомнил он свой сон. — На красном не будет видна кровь…»
Прямо перед его глазами висел клочок паутины, трепетавший на осеннем ветру, но все никак не решавшийся оторваться от привычного кирпича и полететь вдаль, туда, куда летят по осени паучки, павшие листья и души смертных.
Пахло сырым кирпичом и чем-то затхлым. Ему всегда казалось, что именно так должна пахнуть смерть.
Раскаленные свинцовые спицы в серебристых рубашках вошли в его спину.
В последние свои мгновенья он был счастлив. Счастлив, как никогда в жизни. Она успела улететь! Боль от пуль, рвавших его тело, была для него сродни чувству, испытываемому юным любовником, когда тот, наконец, обладает давно желанным телом любимой девушки.
Он ждал каждый из этих яростных кусочков металла. Он жаждал их и радовался каждой новой волне острой боли, что приходила с ними.
Темная чаша небес медленно падала на него…
Сергей Чекмаев
НЕТЕРПЕЛИВЫЕ
Слащавые дикторы убеждают вас с экранов, что Это случится завтра… Неправда! На самом деле Саркофаг откроется сегодня, в пять. А на восемь вечера уже назначен первый прием для элиты, для высших людей страны. Техники сейчас спешно перестраивают старый институтский конференц-зал.
Да-а… Давненько не доводилось нашему «ящику» принимать таких почетных гостей. В давно ушедшие времена развитого социализма спецплощадку-1339 то и дело навещали партийные шишки. А с приходом светлого капиталистического завтра «ящик» поменял название, стал Институтом Экспериментального Органического Синтеза, зато заметно потерял в финансировании. Страну больше не интересовали новые штаммы смертельных вирусов и идеальные боевые единицы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
