— Чьи это следы, позвольте спросить?
— Индейцев, — отвечал Кенет коротко.
— Как индейцев? — вскрикнула Персилья Джейн. — Но Ник Уинфлз уверял меня, что за пятьсот миль от Селькирка не найдешь ни одного индейца! Нет, вы хотите только напугать меня, потому что всем известно, что при одной мысли об индейцах у меня мороз по коже пробегает. Ведь это бессовестные похитители женщин, не уважающие ни красоты, ни чистоты, ни добродетели.
— Жаль, что вы испытываете такое отвращение к дикарям, миссис, тем более что мы с каждым шагом приближаемся к ним. Мы и пошли с целью отыскать их. Вас никто не просил сопутствовать нам, и теперь ваше невероятное безрассудство будет наказано по заслугам.
— Итак, мне всегда суждено быть обманутой! — зарыдала госпожа Стаут. — О! Да не узнает этот Ник радостей семейной жизни! Да падет позор на его голову за то, что он не посовестился обмануть самую несчастную женщину на свете!.. Так вы наверняка знаете, что это следы индейцев? Почему же Нам не вернуться? Неужели вы решитесь предать ярости дикарей измученную, истерзанную Персилью Джейн? Не ножей их я страшусь, но за честь свою дрожу!..
— Да кто же теперь боится индейцев? — вмешался Голиаф, обрадованный, что жена не обращает на него внимания.
— Ого! — воскликнула она с презрением. — Какой ты вдруг стал храбрец! А не надо бы тебе забывать, что с тобой и метла справиться может.
— Пускай-ка только сунутся, твари! — крикнул Голиаф, грозно подняв кулак.
Саул и Кенет невольно рассмеялись.
— Солнце на закате, — сказал Кенет озабоченно, — надолго ли затянется неизвестность?
— До тех пор, пока мы не захватим Марка Морау и не рассчитаемся с ним, — отвечал Саул энергично и потом, вздохнув, закончил: — Бедный Розанчик!
С этими словами они ускорили шаг, а госпожа Стаут не переставала горько сетовать на судьбу, осыпая поочередно упреками Саула, Кенета и Голиафа, как злодеев, ведущих ее на смерть. Кончилось тем, что она разразилась потоком слез и рыданий, пока, наконец, Саул не распорядился остановиться на ночлег.
Глава XLIII
ВСТРЕЧА В ЛЕСУ
Долго пробыл Ник в бесчувственном состоянии, подобно мертвому, пока первые лучи восходящего солнца не отогрели его животворной теплотой. Мало-помалу он стал приходить в себя. В первую минуту он мог ощущать только доказательства любви, которыми собака не переставала одаривать его, но вскоре сообразил, что находится в горизонтальном положении.
Разумеется, не в характере Ника лежать, когда можно встать. После напряженных усилий ему удалось, наконец, приподняться. Напасть выразила искреннюю радость при виде такого достижения. Но голова Ника была еще переполнена холодным туманом смерти. Он видел собаку, но не мог осознать, что все еще находится на земле.
— Мы с тобой уже не в том мире, — сказал он, бессмысленно глядя на Напасть, — ты — дух и я — дух, но дух собаки удивительно смахивает на земную собаку. Да и мои ноги очень похожи на те, которыми я имел привычку ходить по нашей грешной земле, хотелось бы мне знать, каковы теперь мои ноги. А прежние-то славно послужили мне, когда я, бывало, скороходом шагал по канадским прериям, ни дать ни взять циркуль, так ровно отмеряли!.. Но что это? Мне сдается, как будто это мои прежние ноги. Ей-же-ей! Так и есть, и я покорный ваш слуга! Так я не попал еще туда, где злые люди перестают делать зло своим ближним? О! Боже мой, я еще жив!
Обрадованный охотник хотел на опыте удостовериться в крепости своих ног и с усилием поднялся, но в ту же минуту тяжело опустился на землю.
— Ого, — сказал Ник печально, — тяжело, а делать нечего! Никак придется потерять доверие к своим природным ходулям, а лучше всего усвоить бы себе методу Голиафа Стаута и держаться на своих ногах!
Ник глубокомысленно посмотрел на собаку и добавил:
— Для меня тут не большая беда, но уж как мне неприятно видеть тебя, моя славная, в таких затруднительных обстоятельствах! Однако ты не можешь пожаловаться на меня. Никто не имеет права подумать, что Ник Уинфлз покинул верного друга в беде!
Напасть испустила радостное рычание и встряхнула косматой головой.
— Но, — продолжал Ник, — есть одно важное дело, которое я могу сделать. Да, я могу возвратиться к первобытным принципам: если нельзя ходить на двух ногах, так можно ползать на четвереньках. Если поблизости найдется вода, то я отыщу ее, и она подействует на меня благотворно.
Охотник не привык подменять дело словами: он полз на четвереньках так усердно, что вскоре увидел источник. Его глаза уже упивались видом чистой холодной воды, как вдруг он заметил человека, стоявшего к нему спиной. По богатырским размерам Ник тотчас признал в нем квакера и потому, поспешив утолить мучившую его жажду, он не спускал глаз со своего знакомого, который, казалось, был погружен в глубокое раздумье. Разумеется, пожелав узнать причину этой задумчивости, Ник подобрался к нему и тут только увидел, что квакер внимательно рассматривает индейца, лежавшего на спине.
Любопытство охотника усилилось: чтобы видеть лучше, он облокотился на руку, но в ту же минуту под ним хрустнула сухая ветка. Авраам вздрогнул и бросился к Нику, взмахнув топором.
— Погодите минуточку, миротворец, а не то совершите страшное смертоубийство, ей-ей, право так!
— Это ты, друг Ник? Но что случилось? Почем ты подползаешь на брюхе, как первобытная искусительница, то есть змея?
— Проклятое затруднение вышло, вот что, Широкополый! Нас едва не угробили, то есть меня и Напасть. Но мы вылеплены не из того теста, чтобы пасть духом — о Боже мой! Нет, мы поползаем да и встанем когда-нибудь, — сказал Ник и с этими словами сделал попытку встать на ноги, но усилия его пропали даром, и он бессильно повалился на траву. Напасть так и взвыла с горя.
— Так всегда было в нашем роду, — сказал Ник простодушно, — у меня была тетушка, которая умерла, потому что не могла стоять на ногах, а покойник дядюшка, измученный радикулитом, никак не мог держаться прямо. Ну, не вой же милый товарищ! Когда я устану лежать на боку, так повернусь на брюхо, и ты увидишь, что можно еще пожить на свете.
— Друг Ник, ты по-прежнему оригинален, — улыбнулся Авраам, помогая ему встать. — Ты, кажется, не горюешь после своего последнего затруднения — это радует меня. Покрепче обопрись на мою руку. Я провожу тебя на мягкую траву, где ты приляжешь и расскажешь, что с тобой случилось. Потом посмотрим, нельзя ли тебе помочь.
— Историю свою я расскажу в двенадцати словах, хотя можно было бы растянуть ее на полдня, если бы я имел привычку растягивать свои фразы, подобно иным людям. У меня было проклятое затруднение с индейцами, и не вышло бы из этого большой беды, если бы моя собака не захворала. Дело в том, что я не хотел расстаться с больным другом, который никогда не покидал меня в беде. Насколько хватало сил, я нес его на руках, потом стрелял и убил, сколько успел, краснокожих, наконец, думал, что пришел уже мой конец. Том Слокомб, попавшийся мне на дороге, отлично показал себя. Он крепко теснил врагов и сражался, как храбрейший из храбрых охотников, хотя и надоедал карканьем и хлопаньем крыльев. Потом на меня нашло внезапное забвение всего сущего в мире, и я ничего уже не чувствовал. Но послушайте, если вы добрый христианин и хотите сделать мне одолжение, за которое я век буду вам благодарен, обратите внимание на моего четвероногого друга и помогите ему.
