Владигор, в сердце которого все еще бушевала беспричинная злоба, криво улыбаясь, отвечал:
— Ничего, вернется, куда денется! А не захочет, так и пусть себе бредет куда глаза глядят. Сама же путь свой избрала. Баб, приятель, только рукой железной и надобно держать, чтоб не баловались…
Он хотел еще что-то сказать, но не успел, — в пещере неожиданно появились Кудруна и Путислава. Владигор, довольный тем, что его предположение о неизбежном возвращении жены оказалось верным, победно улыбнулся, зато Велигор не смог скрыть испуга, ведь Путислава знала о его желании убить Владигора!..
Княгиня быстрыми шагами подошла к Владигору, встала на колени, припала губами к его руке и зашептала:
— Прости, любимый, не ведала я, что в гневе своем не ты виноват.
Краем глаза заметила она на столе кинжал Владигоров. С колен поднявшись, рысью метнулась она к столу, кинжал схватила, левою рукою под подбородок Велигора подхватила, правой точеное лезвие кинжала к горлу его приставила, прокричав:
— Не скажешь, чем испортил Владигора, тут же перережу горло! Не позволю мужа моего губить!
Такого оборота не ожидал никто — ни сам Велигор, ни Владигор, ни Путислава. Велигор не знал, что и сказать: признаться в злом колдовстве своем означало для него навсегда потерять Кудруну, которая, оказывается, урода мужа любила больше жизни, не признаться — дать согласие на смерть, потому что Кудруна, было видно, не шутила.
— Говори, Велигор! — не выдержала Путислава, боясь за жизнь любимого человека. — Она убьет тебя!
Еще несколько мгновений промедления могли закончиться для Велигора смертью. Лезвие кинжала все сильнее вдавливалось в кожу, но властный голос, громко прозвучавший где-то у самого входа в пещеру, заставил Кудруну отдернуть руку, державшую оружие:
— А ну-ка брось кинжал, Кудруна! Не лишай Синегорья законного правителя и князя!
Все, даже Велигор, все еще удерживаемый Кудруной за подбородок, повернули головы. В пещере стояли Любава и несколько дружинников с обнаженными мечами. Сестра Владигора быстро подошла к Кудруне и, решительным движением вырвав из ее руки кинжал, сказала:
— Не знаю, за что ты хотела убить сына Светозора, но сделать тебе я это не позволю!
Каждый, кто был в пещере, был словно громом поражен, услышав о том, что Велигор — сын Светозора. Все молчали, но сильнее всех был удивлен сам Велигор. Понимая, что без объяснения не обойтись, Любава, устало опустившись на лавку, заговорила:
— Да, у Светозора был еще один сын, от рабыни. Когда малютку Велия везли в Поскреб, лесные тати перебили всю охрану, и кормилица бросила малютку в кусты. Там и нашла его потом ведунья. У нее княжий сын жил до отрочества, а после… сам стал татем. И потому я здесь, что Ладор уж занят борейцами. Ладорцы изгнали Владигора. Что же делать? Но у княжества есть прямой наследник Светозора. Это — Велигор! Оттого-то я и здесь — звать на княжение тебя пришла. А ты уж, Владигор, прости меня за это. О Синегорье печалуюсь…
И Любава, поднявшись с лавки, низко поклонилась брату.
Все смотрели на Велигора и видели, что скорбным стало его лицо. Какие-то мысли боролись в нем одна с другой. Нахмурясь, он потирал лоб, по щекам текли капли пота. Затем медленно полез он за пазуху, достал висевший на шнурке круглый серебряный знак. Как бы размышляя вслух, пробормотал:
— Да, меч и две перекрещенные стрелы. Ну, видно, сам Перун разум у меня отнял!
Сказал — и вышел из пещеры, но отсутствовал недолго. Вскоре вернулся, и все увидели, что держит он в своей руке глиняную фигурку человека. С ней подошел он к Владигору, спросил:
— Разве не понял ты, когда три дня бранил жену свою, что делаешь это против своей воли, по воле злых чар?
— Нет, не уразумел, — ответил тихо Владигор.
Велигор пристально, глядя брату прямо в глаза, сказал с болью и тоской:
— Не знаю, простишь ли ты меня, когда узнаешь, что я тебя, брата моего, извести хотел?
— Прощу, ты же брат мой, — по-прежнему тихо и так же глядя в глаза брату, молвил Владигор.
И увидели все, как выдернул из глиняной головки Велигор железную иголку, и тут же за голову свою схватился Владигор и застонал, лицо же его при этом стало еще более страшным. Но вот уродливые черты лица прояснились, руку от головы Владигор убрал, и улыбка ненадолго осветила ужасное лицо.
— Все, нет больше боли, и злобы тоже нет, — сказал он. — Прежним стал!
Обеими руками князь обнял брата и трижды поцеловал его.
5. Исчезновение урода
Пришла зима, и скалы покрылись снегом, который скрадывал их очертания, напоминавшие прежде то вставшую на дыбы лошадь, то голову великана.
Дружинники Любавы нашли пещеры для жилья неподалеку от места, где обитали двое мужчин и три женщины: братья, Кудруна, Любава и Путислава. Всем им предстояло коротать время у костров, покуда не кончится снегопад и они не спустятся в долину, чтобы начать движение к Ладору. Зверья повсюду было много, и люди не голодали. Тяжелее приходилось лошадям, потому что единственным кормом для них была пожухлая трава, которую дружинники откапывали из-под снега.
Владигор и Велигор часто уходили вдвоем в уединенное место и рассказывали друг другу случаи из своей жизни, этих рассказов у каждого имелось в запасе столько, что, казалось обоим, не хватит и зимы, чтобы все их выслушать. Велигор порой краснел и отворачивался, чтобы скрыть смущение, потому что внезапно вспоминал о своем желании убить Владигора, причем сделать его смерть долгой и мучительной. Но помнил он и о чувстве жалости, которым проникся некогда, увидев обезображенного победителя состязаний. Велигор поведал брату о том, как поднял с земли его личину, как пошел с нею к чародею Острогу, ученику Веденея, и как тот сразу же признал в письменах, начертанных на ее внутренней стороне, работу колдуна Краса, советника Грунлафа.
— Так вот кто испортил мое лицо! — с горечью воскликнул Владигор. — А я ему так доверял! Я же покинул Ладор, оставив на его попечение Кудруну и Любаву!
— И теперь Ладор в руках борейцев! — подхватил Велигор. — Знаешь, мнится мне, что и ты, и я, полюбив Кудруну, тоже стали жертвами чар Краса. Он тебе показывал ее изображение на деревянной доске?
— Ну да! Я помню, что был поражен ее красотою…
Велигор помолчал. Он по-прежнему любил Кудруну, но теперь она не могла ему принадлежать, потому что отбирать жену у брата, по мысли Велигора, было бы таким бесчестным делом, равное которому по мерзости трудно и сыскать.
— Скажу еще, — продолжал Велигор, — что этот чародей Острог сказал мне так: спасешь душу брата единокровного, если, лук натянув, выстрелишь прямо в его сердце.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});