– Дмитрий, ты считаешь, что наши отражения окажутся лучше нас? Что они будут рады жить в нарисованном мире, без грима дип-программы, без шансов выйти в настоящую жизнь?
– Какими окажутся – всё индивидуально. Будут ли рады – посмотрим. Любая жизнь лучше небытия, верно?
Тёмный Дайвер во мне смеётся, и я качаю головой.
– Дмитрий, ты же не перед журналистом. Как ты сам думаешь?
Дибенко отводит глаза.
– Леонид… ладно, чёрт с тобой. Я не знаю! Не знаю ответов на оба вопроса. Но кто-то должен искать ответы? Верно?
– Да, кто-то должен. И я их нашёл. Оба ответа – нет.
– Леонид, я ничего уже не решаю! Всё! Маховик запущен. Я могу притормозить его, могу раскрутить быстрее. Остановить – никак. Программа выйдет. Это бизнес, понимаешь? Просто большой бизнес и большие деньги. Детские игры в «медаль вседозволенности» – они в прошлом. Меня сожрут компаньоны, меня задушат конкуренты. Деньги вложены, продукт создан. Он пойдёт в продажу.
– Понимаю. Только один совет… не обещай слишком многого.
– Не понял…
– Дмитрий, рекламируй «Искусственную натуру» как самый удобный интерфейс для глубины. Как программу с элементами искусственного интеллекта. Как надёжный щит от психотропного виртуального оружия. Как прогностическую систему, в конце концов! Вот только не говори никогда, что она способна породить разум… засмеют.
Он молчит и смотрит на меня. А я добавляю, и ехидство моё – скорее от Тёмного Дайвера, от его боли и одиночества, от жизни в сером тумане.
– Мы же с тобой серьёзные люди. Не журналисты, которым нужные сенсации, не писатели, которые мечтают о чудесах. Невозможен искусственный интеллект на современной технической базе. Когда-нибудь потом…
– Леонид, ты ведь читал отчёты?
Улыбаюсь, развожу руками:
– Ну, мало ли, что могло померещиться восторженным молодым программистам? Погрешности экспериментов, субъективная трактовка, может быть, и подтасовка данных…
– Как ты это сделал?
– Так же, как два года назад добавил таймер в дип-программу.
Дибенко сжимает губы. Он не выглядит удивлённым. Или догадывался, раньше меня догадывался, или держит удар.
– И всё-таки?
– Дмитрий, ты же лучше меня знаешь, что такое создание программы. Это всегда на грани мистики и колдовства. Включил – не работает. Включил – работает. Включил третий раз – получил совсем не то, что искал. Алхимия. Волшебство. Ты никогда не сжимал пальцы в колечко, чтобы программа работала? Ведь иногда это помогало. Подойди к художнику и спроси, как он угадывает краски? Подойди к писателю и спроси, как он находит слова? Подойди к скульптору и спроси, что лишнее надо отсечь в куске мрамора?
– А ты уверен, что отсёк лишнее?
– Надеюсь.
Я встаю. Раскланиваюсь.
И рассыпаюсь цветным снегом.
111
Шлем я поставил на монитор. Как обычно.
Выдернул разъём комбинезона. Как обычно.
А вот комбинезон не снял.
Дверь в спальню была открыта. Вика сидела на кровати и смотрела на меня.
– Всё нормально, – сказал я.
– Совсем всё?
– Нет, конечно. Так не бывает. Но всё-таки нормально.
Вика кивнула. Она очень странно на меня смотрела… придирчиво.
– Звонил Падла. Звал в гости к Чингизу, завтра. Сказал, что с Патом всё в порядке, его даже не стали госпитализировать. Что там случилось?
– Заряд третьего поколения. Последний заряд. Их больше нет.
– Я так и подумала. Ты успел?
– Не я, Чингиз. Успеть должен тот, кто рядом.
– У тебя глаза красные, Лёня. И вид… Тёмных Дайверов пугать.
– Тёмный Дайвер был один. И его больше нет.
– Ты?..
– Нет, не в том смысле! Он перестал быть Тёмным Дайвером. Вот и всё.
– Лёня, нам, наверное, надо поговорить. О многом.
– Надо. Только утром. Вначале с тобой. Потом мы пойдём к Чингизу, и там мне тоже придётся кое-что рассказать.
Вика кивнула:
– Да, я вижу. Ложись.
– Я не о том. У меня ещё осталось одно дело в глубине. Последнее. И я до сих пор не знаю, как поступить. И не вправе даже просить совета.
– Ты уверен, что это так срочно?
– Да. Вика, я понял одну вещь. Простую, конечно, но я только сейчас её понял. Если умеешь плавать – не сиди на берегу.
– Время дайверов снова пришло?
– Оно никогда не уходило, Вика. Мы просто устали. Все. Но дайверы были, есть и будут. Пока живёт глубина и те, кто может утонуть.
– Какое разочарование для Недосилова…
– Ничего. Он придумает новое логичное объяснение. Это его талант.
Мы засмеялись, глядя друг на друга. Потом Вика сказала:
– Иди ныряй. И возвращайся. Помни, что я жду.
– Я всегда это помню.
Шлем тяжёлый, но это привычная тяжесть.
Неизбежная.
deep Ввод.
Гостиничные стены. Протей и мотоциклист на кровати. Картина на стене, с хижиной, размазанной на грубые полоски краски.
Как надоела эта гостиница.
Давно пора строить свой дом.
Поднимаю тела Протея и мотоциклиста, встряхиваю, чтобы обвисли, вешаю в шкаф.
Потом открываю дверь и выхожу из номера.
Не оглядываясь по сторонам.
Я могу идти по Диптауну напрямик, сквозь стены домов и барьеры защитных программ. Могу подняться в нарисованное небо, где плывут белые облачка и светит солнце. Могу просто перенестись из одной точки в другую.
Тот, кто был Тёмным Дайвером, во мне. И вместе мы можем многое.
Но я поднимаю руку и ловлю такси.
– «Лабиринт Смерти».
– Срочно? – интересуется рыжий веснушчатый водитель.
– Не обязательно. Как получится.
Мы выезжаем на Гибсона, едем в сторону американского квартала. Проезжаем мимо улицы Тюрина, мимо площади Васильева.
Нет, всё-таки кто же такой этот Гибсон?
Можно спросить ту силу, что живёт сейчас во мне. И получить ответ.
Но это так скучно – быстрые ответы. Это не для людей.
Ей есть другое применение.
Мы едем – а я закрываю глаза и тянусь сквозь сеть. Сервер. Другой. Третий. Поисковые системы. Вопрос, ответ. Сервер. Локальная сеть больницы в далёком Ванкувере. Защита крепкая, но это теперь не играет никакой роли.
Я смотрю на экраны мониторов, считываю данные с компьютеров. Подключаюсь к видеокамере под потолком палаты и секунду смотрю на спящего Крейзи Тоссера.
Давай… быстрее поправляйся.
У нас всегда будет чем заняться в глубине.
– «Лабиринт».
Я расплачиваюсь, качаю головой, увидев остаток на своём счёте. Всё-таки надо будет поговорить с Крейзи, когда он вернётся на работу. Роялей таскать я больше не стану.
Толпы у входа в «Лабиринт Смерти» сегодня нет. Несколько групп оживлённо беседующих игроков, и всё. Я знал, что так будет, и всё-таки непривычно.
– Лёнька!
Рыжеволосый мальчишка подбегает ко мне и протягивает руку:
– Здорово! А «Лабиринт» сегодня не работает!
– Знаю. У них возникли проблемы на последнем этапе игры. Отказала программа главного монстра.
– Вот ламеры, – возмущается Илья. – И весь «Лабиринт» закрывать? Я на двенадцатом этапе застрял немного. Не помнишь, как там проходить?
– Абсолютно не помню, – признаюсь я. – Ну что… звуковую карту себе купил?
– А то! Ты бы слышал! Бум-бум-бум! Йа-а!
Он трясёт головой, и я понимаю, что он сейчас слышит какую-то свою музыку. Неизбежно прекрасную. В его возрасте вся музыка делится на отвратительную и великолепную.
– Поздравляю, – говорю я. – А ты знаешь, что у Дибенко совсем не было звуковой карты, и поэтому дип-программа запускается без звука?
– Знаю. Только я всё равно что-то слышу, когда начинает идти цветной снег. Какую-то музыку, только очень тихо. Я думал, это из-за плохой карточки. А ничего не изменилось!
– Это не в карточке дело. Это в тебе.
Мальчик кивает, тут же забывая о сказанном. В нём слишком много энергии, чтобы долго говорить об одном.
– А ты, значит, у этих… у бывших дайверов?
– Да, у дайверов.
– Ну, я как-нибудь загляну, ладно? И ты в хакерский бар заглядывай, ага? Только там пароль сменили… сейчас. А! «Любовь и верность»! Запомнишь? Я побёг…
– Постараюсь. – Я остаюсь очень серьёзным. – Давай. Беги. У тебя, наверное, куча дел?
– Миллион! – уже на бегу кричит Илья. – А больше не бывает!
Я стою минуту, улыбаясь.
А потом тянусь сквозь закрытую арку входа.
У меня тоже есть дело. Одно-единственное, но неприятное дело.
Болото, с копошащимися монстрами…
Горы, с ползающими монстрами…
Небо, с летящими монстрами…
Подземелья, с бегающими монстрами…
И город, с монстрами всех сортов.
Обрушенный нами небоскрёб уже восстановили. Крыши, конечно, не видно, но я знаю, что там группа монстров суетится у пушки.
Грожу им пальцем и иду по улице.
В меня не стреляют.
