«Рука Москвы» забросила антисемитские семена даже туда, где для них не было вообще никакой почвы. В Болгарии до войны жило около 48 тысяч евреев, и они никогда не подвергались дискриминации. Когда под давлением Берлина была сделана попытка (1940) принять антиеврейские законы, вся болгарская интеллигенция и множество депутатов парламента выступили с возмущенными протестами. Болгарские евреи были спасены от депортации в лагеря смерти самим населением. Об этом подробно рассказал болгарский писатель Хаим Оливер в своей книге «Ние, спасените» («Мы, спасенные»). Цифры депортированных из разных стран в лагеря смерти европейских евреев публиковались многократно. Лишь в графе «Болгария» всегда стоял прочерк: ни одного! Среди наиболее видных участников болгарского Сопротивления можно встретить множество еврейских имен, и все они свято почитались новой властью. Им воздвигнуты памятники, в их честь установлены мемориальные доски, их именами названы улицы, о них написаны и изданы книги. Какое же насилие надо было произвести над чуждой этому мракобесию нацией, чтобы и ее заставить плясать под сталинскую антисемитскую дудку!
Старый болгарский коммунист, активный участник партизанского движения Алберт Коэн рассказывал мне, как по приказу из Москвы началась в 1952 году, а в начале пятьдесят третьего достигла своего разгара, чистка всех звеньев аппарата от еврейского присутствия. Сам он был изгнан с поста главы национального радиовещания. Почти все болгарские аппаратчики прошли подготовку (партийные и прочие школы) в Москве и привезли оттуда не только прямые инструкции, но и, главное, атмосферу подозрительности по отношению к евреям. Началось планомерное отторжение их от всех ключевых постов, изгнание из всех жизненно важных общественных сфер.
Долгое время не было документального подтверждения того, что (по совокупности многочисленных проявлений сталинского антисемитизма на рубеже сороковых – пятидесятых годов) было и так достаточно очевидно. Фанатичные защитники «доброй памяти об отце народов» хватались и хватаются до сих пор за любую соломинку, чтобы опровергнуть «наветы» и представить Сталина «безраздельно верным марксистско-ленинскому интернационализму».
Но вот приоткрылись архивы, и нашелся поистине сенсационный документ, содержащий прямое, письменное доказательство. Это дневник одного из очень близких Сталину людей, попавшего в последние месяцы сталинской жизни на самый верх партийного Олимпа – в президиум ЦК (то есть политбюро), созданный на XIХ съезде партии 16 октября 1952 года. На этом съезде, последнем в его жизни состоявшемся через тринадцать лет после предыдущего (ничего подобного в славной истории партии еще было), товарищ Сталин молча и вроде бы равнодушно внимал трескучей говорильне своих аллилуйщиков и, наконец, выступил с шестиминутной речью, притом что половина времени ушла, естественно, на овации. Речь он произнес загадочную и туманную, всестороннему анализу она так и не подверглась. Но одно сталинское изречение может нам пригодиться, тем паче что мы знаем, что в это время творилось в стране и что – в его голове. Товарищ Сталин, говоря об обществе буржуазном, в частности, сказал: «Растоптан принип равноправия людей и равенства наций». Из контекста явственно вытекало, что этот, растоптанный буржуями, принцип живет и процветает в руководимом им Советском Союзе. Свое заявление он, как мы сейчас увидим конкретизировал и разъяснил несколькими неделями позже, но уже не на кремлевской трибуне, перед огромной аудиторией и кинокамерами, а куда как в более узком составе.
Слова вождя записал и сохранил для потомков один из любовно внимавших ему людей из числа самых доверенных и приближенных. Вячеслав Малышев принадлежал к той генерации так называемых выдвиженцев, которые в конце сороковых годов заняли места уничтоженных большевиков ленинского прилива и старых специалистов. Этих людей, лично им переведенных «из грязи в князи» и вознесенных на самые верха, Сталин любил и пестовал, с основанием полагая, что, всем ему обязанные, не имеющие никакого отношения к «ленинской гвардии», они сохранят верность своему благодетелю и кумиру. Внезапно востребованный в 35-летнем возрасте, в Москву из маленького подмосковного городка Коломна, где он был главным инженером машиностроительного завода, назначенный наркомом тяжелого машиностроения, затем сменивший Исаака Зальцмана на посту наркома танковой промышленности, получивший погоны генерал-полковника, этот сталинский кадр любовно фиксировал в своем личном дневнике все высказывания вождя во время многочисленных встреч с ним – их было не менее восьмидесяти[28]. Поскольку десятки записанных им сталинских высказываний можно проверить по другим источникам (и все они подтвердились!), нет никаких оснований не доверять и остальным его записям. Впрямую они не проверяемы, но полностью соответствуют другим документам и известным нам событиям.
Дневник Малышева, ведшийся им в течение четырнадцати лет (февраль 1939 – февраль 1953), был обнаружен в столе служебного кабинета после его смерти и по указанию Хрущева передан с грифом «совершенно секретно» в архив политбюро (тогда президиума) ЦК[29]. Все эти подробности необходимы для того, чтобы подтвердить аутентичность одной-единственной, исторически важной, записи от 1 декабря 1952 года, текстуально воспроизведшей высказывание Сталина на прошедшем в этот день заседании президиума ЦК, посвященном «вопросам вредительства в лечебном деле и положении в МГБ СССР»[30].
О «вредительстве в лечебном деле» рассказ впереди, и несложно понять, каким образом с этим «вредительством» связана реплика Сталина, бесстрастно зафиксированная любовно внимавшим ему Малышевым. Одна лишь реплика, но – она дорогого стоит! – Сталин сказал: «Любой еврей (именно так: ЛЮБОЙ. – А. В) – националист, агент американской разведки. Евреи считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржуа и т. д.). Они считают себя обязанными американцам. Среди врачей много евреев-националистов». Добавим еще, что сразу же вслед за этим беспримерным пассажем в дневнике Малышева записан другой: Сталин призвал своих слушателей «быть и политиками, и разведчиками»[31].
Эта поистине историческая запись в дневнике Малышева, воспроизведенная в книгах, которые Солженицын цитирует, и, стало быть, ему известная, не нашла никакого места в его сочинении. Вообще – не упомянута. Оно и понятно: солидаризироваться со Сталиным автору «Архипелага Гулаг», конечно, не хочется, но и возражать – в данном случае – как-то не с руки. Лучше всего – умолчать.
Слов на ветер Сталин не бросал. Сказав, что каждый (любой) еврей – агент американской разведки, он должен был, естественно, уже иметь план действий. Какой глава государства может позволить такому полчищу агентов враждебного государства (свыше двух миллионов человек имели в своих паспортах отметку о еврейской национальности) свободно разгуливать по улицам, ходить на работу и получать зарплату от тех, против кого они шпионят?
Приближалась десятая годовщина сталинского триумфа – победы под Сталинградом, действительно переломившей ход войны. Он решил отметить эту дату Вторым Холокостом. Заветная цель Гитлера именно в эти дни должна была быть осуществлена руками Сталина. Он спас евреев от тотального уничтожения нацистами, чтобы уничтожить их самому.
Фактически о том, что Сталин доверительно сообщил самому избранному партийному кругу, почти полтора месяца спустя был оповещен весь мир. 13 января 1953 года, в тот день, когда исполнилось пять лет со дня убийства Михоэлса, «Правда» опубликовала информацию об аресте «врачей-убийц», добавив, что следствие по их делу завершится в ближайшее время. Это означало пока что только одно: суд над ними, в отличие от суда над еаковцами, будет публичным. В противном случае его не стали бы афишировать. Имя главного преступника, уже мертвого, было обозначено совершенно четко: таковым предстояло стать «известному буржуазному националисту» Михоэлсу, который становился тем самым главой банды убийц не в метафорическом, а буквальном смысле слова. Подчеркивалось, что убийцами руководили и давали им указания американские спецслужбы через «еврейскую буржуазно-националистическую организацию Джойнт». Акцент был сделан не на том, что арестованные – врачи, а на том, что они – евреи, хотя, казалось, этому противоречило вкрапление в список обреченных еще и русских фамилий (профессора Виноградов, Василенко, Егоров, доктор Майоров).
Наступал завершающий акт зловещей феерии, за которой мог следовать лишь кровавый эпилог.
Все перечисленные в «сообщении ТАСС» были арестованы еще несколько месяцев назад. Иные из «членов банды» даже успели умереть (профессора М. Коган, Я. Этингер, М. Певзнер). Много десятков крупнейших медиков, не упомянутых «Правдой», тоже содержались в лубянской тюрьме. Все они обвинялись в том, что сумели убить Андрея Жданова, Александра Щербакова и некоторых других партийных главарей, а замахивались, естественно, на самого Сталина. Среди намеченных к убийству врачами были и крупнейшие военачальники. Сталин этой чести не удостоил маршала Жукова, давно находившегося в немилости, но зато в почетный список заготовленных жертв попали: маршалы Василевский, Конев, Говоров, генерал армии Штеменко, адмирал Левченко и другие военачальники.
