С. Колосов
Восток — дело тонкое
Таджикские заметки командира отряда
Из битвы в драку
Осень 1992-го наш батальон встречал в «битве за урожай». В конце сентября телефонным звонком вызвал меня начальник штаба бригады и поручил возглавить колонну машин — к завтрашнему дню батальон должен быть в ППД. Я понял, что намечается что-то серьезное. Через сутки батальон был в части. Здесь стало известно, что нас перебрасывают для выполнения ответственного задания. Куда мы готовим людей, для каких задач — не знаем. Вышестоящее командование, похоже, тоже в неведении. В войсках царит рабочее возбуждение. Это тот миг, когда каждый офицер, прапорщик, солдат по-своему осознает: наступило время, когда твои навыки затребовала страна. Ни с чем не сравнимое чувство собственной нужности порой выше любых наград.
Последнего солдата в строй батальона поставили за 15 минут до начала движения колонны на аэродром. Около 22 часов трогаемся, к 5 утра на аэродроме. Предстоит еще выдача личному составу боеприпасов, бронежилетов и другого имущества. К 7 часам утра командиры рот и взводов завершают организацию учета и подготовку корабельных списков. Все труды заканчиваются строевым смотром. Нет только задачи. Но это дело наживное.
Наконец поступила команда на погрузку техники и личного состава первого батальона из двух. Начинается дождь, но это не мешает нормальной работе.
Доходит информация, что, видимо, придется захватывать какой-то аэродром. Получаю два листа карты-«сотки»: Таджикистан. Уже легче: климат, местность, менталитет населения вроде бы знакомы по Афганистану. Первый батальон улетел. Он будет действовать отдельно от нас. Организую погрузку своего батальона. Двумя самолетами вылетаем. Около двух ночи идем на дозаправку на какой-то промежуточный военный аэродром. Стоим около полутора часов. Прикидываем, какой аэродром нам могут назначить для работы. На карте, которую мне выдали, таковых не обнаружили. Тут летчики нам сообщают, что идем на Кокайты, это аэродром в Узбекистане. На всякий случай распределяем роту на подгруппы захвата КДП, караульного помещения, обеспечения, захвата и охраны самолета, определяем порядок взаимодействия и управления, место подгруппы управления. Обстановку в Кокайты летчики не знают. У солдат предбоевой блеск в глазах. Это хорошо, значит, дело будет.
Примерно в 5 утра идем на посадку. Все как струна. С командирами подгрупп наблюдаем в иллюминаторы за аэродромом, определяем маршруты выдвижения к объектам. Думаю: или через летчиков дадут команду, или кто-то встретит и передаст, что делать.
Командир взвода Андрей Чуньков докладывает: «Вижу машину, идет к нам». Приехал офицер нашей части с первого «борта». Нас, оказывается, уже заждались. Разгружаемся и едем на место, где уже расположились первый батальон и полторы моих роты. Все это на территории аэродрома. Встречаю заместителя командира нашей части, который является старшим над первым и моим батальонами. Он говорит, что сегодня должен подъехать один большой чиновник из министерства обороны дружественного Узбекистана, тогда, может, ситуация прояснится. Мелькнула шальная мысль: может, опять Афган? Но при чем здесь карта Таджикистана? С этой мыслью отправляюсь спать.
На другой день около двенадцати прибывает «сам» — министр обороны Узбекистана. В свите замечаю знакомое по Афганистану лицо. Задаю ставший уже сакраментальным вопрос: «Что будем делать?». Он шепчет про 201-ю дивизию, которая оказалась в крайне затруднительном положении в Таджикистане. Два полка, в Курган-Тюбе и Кулябе, из-за отсутствия солдат и малого количества офицеров будто бы блокированы местными жителями. Из краткой речи министра уясняю, что нашим батальонам придется на вертолетах убыть в эти полки и усилить их.
Ну, хоть что-то проясняется. Моему батальону определен Курган-Тюбе, первому — Куляб.
«Вовчики» и «юрчики»
Курган-Тюбе. Зрелище, отдаленно напоминающее Сталинград: тут и там дымящиеся, разрушенные дома, ни одного человека на улицах, кучи мусора, покосившиеся столбы электропередач, сожженные автомобили. Приземляемся в центре города, в полку, на футбольное поле. Вижу военного невысокого роста, узнаю: командир дружественной части полковник К. Бежим к одноэтажному зданию недалеко от футбольного поля. Заходим в комнату, садимся на кровать, и тут я получаю самый короткий и емкий инструктаж в моей жизни: «Будешь работать здесь. Командир полка толковый. Запомни: здесь таджики разделились на „вовчиков“ и „юрчиков“. „Вовчики“ — пидоры, „юрчики“ — за наших. Дальше разберешься сам. Пошли, я представлю тебя командиру полка».
В кабинете под тусклой лампочкой, питаемой «простуженным» бензоагрегатом, за столом сидят командир полка Меркулов, какой-то генерал без знаков различия и еще два офицера. Разговор сразу заходит о том, как будем применять мой батальон. В полку осталось около 50 офицеров и прапорщиков, солдат крайне мало, но и они, начиная с 1991 года, регулярно разбегались, потому что почти все были местные. Семьи офицеров и прапорщиков живут за забором полка в городке, охрана только из самих же офицеров, но они крайне ограничены в действиях, поскольку стоит проявить себя агрессивно, как тут же последуют провокации против семей, что уже имело место в этом году. У кого было куда отправить семьи, уже отправили, остальные привязаны к квартирам, вещам и надеются, что ситуация изменится.
На данный момент технику, оружие, продовольствие, НЗ, боеприпасы на почти 2,5 тысячи человек охранял караул из 15 офицеров. Местное население вынашивает планы захвата этих средств. Но в случае нападения на склады возможности для их обороны крайне ограничены.
Наш разговор прерывает стук в дверь. Заходит старший лейтенант, судя по лицу — из местных. Сразу видно, он не в себе. Начинает рассказывать командиру о своем друге, которого изнасиловали и убили «вовчики». Кричит: надо убивать «вовчиков», надо мстить. Тут я замечаю, что он что-то держит в правой руке за спиной. Он в таком состоянии, что себя не контролирует. Генерал и командир пытаются его успокоить. Я в это время под столом достаю пистолет и снимаю его с предохранителя, патрон уже в патроннике. Слава богу, у него в руке ничего не оказалось. Его успокоили, и один из офицеров вывел его из кабинета.
Русские офицеры
Слабым звеном нашей обороны был единственный мост через Вахш, контроль над которым мог обеспечить бандитам достаточное количество времени для захвата оружия и техники на складах. Поэтому было принято решение одной ротой обеспечить охрану моста. Вызываю командира роты Ильдара Ахмедшина, ставлю задачу на трехсменную охрану моста и организацию пропускного пункта. Все обнаруженное у проходящих и проезжающих через мост оружие изымать.
На следующий день выезжаю со второй ротой на склады. На мосту делаем короткую остановку. Ильдар все организовал грамотно. Перед мостом сожженный танк с еще не разложившимися трупами — итог недавних стычек оппозиционеров. Ахмедшин показывает результаты несения службы: ящик различного калибра таджикских ножей. Теперь местному населению нечем будет даже картошку чистить. Ножи изымать запрещаю.
Вот и склады. Знакомимся с настоящими русскими офицерами, которые, рискуя своей жизнью, продолжают защищать российское оружие и технику на клочке территории, которая для них и есть воплощение России. Чего им только не предлагали за оружие и боеприпасы, угрожали, пытались проникнуть на территорию складов, но ребята остались верны присяге.
Осматривая территорию складов, с удивлением обнаруживаю стоящие на хранении тачанки времен Буденного. Вместе с командиром роты Игорем Весниным и офицерами полка решаем, как лучше организовать охрану и оборону. Разделили территорию на сектора, отметили места для оборудования основных и запасных огневых позиций для огневых средств, места для взводных опорных пунктов, их полосы огня, основные и дополнительные сектора обстрела, определили ориентиры, место КНП роты, систему огня и порядок организации управления и взаимодействия. Все это для нас было непривычно, поскольку тактика наших подразделений значительно отличается от мотострелков. Но если надо, то мы и это можем.
«Туземцы»
Пришло время познакомиться с местными лидерами. Не знаю, было ли это связано с нашим появлением и активностью, но после переданного местным «вовчикам» предупреждения, что в случае нападения на полк и военный городок у нас будут развязаны руки, стрельба в городе стала слышна крайне редко. У них прошел слух, что в полк прилетел спецназ аж на 32 вертолетах (они, видимо, сложили 16 приземлившихся и 16 взлетевших из полка), что, по их подсчетам, составило около 500 человек. Задумались. На следующий день к полку подошли около ста русских, живущих в Курган-Тюбе и близлежащих селах, в основном женщины и старики, которым уезжать некуда. Со слезами они благодарили нас за то, что мы прилетели, просили сделать так, чтобы стрельба и беспредел прекратились. Я подумал, что среди них наверняка можно найти людей, которые могли бы рассказать много интересного и нужного для нас.
