До Скицова — места базирования отряда — оставалось не так далеко, а оттуда до столицы Словакии Братиславы — как говорится — рукой подать.
И вдруг начальник штаба группы Владимир Волостнов закричал:
— Прошу срочно замаскироваться. За нами следят с неба. Самолёт, самолёт следит.
Все, как по команде, запрокинули головы вверх.
Действительно, в небе появилась широко известная партизанам и армейцам «рама» — фашистский разведывательный аэроплан. Он, как показалось бойцам, летал умышленно неторопливо, часто закладывая виражи над местом пребывания группы. Самолет сделал один круг, затем другой и третий, словно коршун, высматривающий свою добычу. И раньше винтокрылые машины немцев пролетали по ходу движения группы, но этот стервятник кружил над самим лесом, где притаился отряд советских разведчиков.
Видно, самолеты и агентура наблюдения карателей выследили группу Зорича, которому ничего не оставалось делать, как приготовиться принять возможный бой. Отступать в такой ситуации было некуда, а поэтому и ошибиться никак нельзя было. Отпор карателям рассчитывался почти с математической точностью — где устроить засаду, где поставить пулеметчика, где организовать огненный мешок, а где выставить мины и т. д.
Слово Святогорову:
…
«И, видимо, вынюхали нас фашисты, потому что 29 ноября непрошеные гости все-таки пожаловали. Уже за полночь со стороны горной возвышенности Втачник донеслись первые выстрелы. Это приняли на себя удар выдвинутые далеко вперед дозоры.
А вскоре грянул жестокий бой — ночной, непредсказуемый, когда лишь вспышки очередей озаряют зловещую тьму да ещё резкое уханье гранат указывает место особо яростной стычки.
А накануне боя мне пришли на память слова, сказанные когда-то Ницше, что нападают не только для того, чтобы причинить кому-либо боль или победить, но, быть может, и для того, чтобы ощутить свою силу. Эту силу мы почувствовали в реальности.
Сошлись и в рукопашной схватке, где в ход пошли и саперная лопатка, и изогнутая рукоять трофейного „парабеллума“, а то и просто мощный русский кулак, дробивший челюсти зазевавшейся немчуре, а потому пропустившей то крюк снизу в подбородок, то удар сбоку.
Каратели падали под пулями, падали под кулаками, но… их не становилось меньше. Более того — явственно донесся лязг приближающегося бронетранспортера. Срочно пришлось отходить в обход — в направлении Скицова.
Оторвавшись от преследователей, мы остановились, наконец, чтобы отдышаться и перегруппировать силы.
Мы понесли первые горькие потери — в бою недосчитались трех десантников, с которыми прошли труднейший путь до Втачника — Евгения Сирко, Степана Черначука и Вануша Сукасьяна».
* * *
Несмотря на организованный и эффективный отпор немецким карателям, воинам группы «Заграничные» пришлось думать о разумном отступлении — силы были неравные. Единственно правильное решение принял Зорич — отходить мелкими группами в разных направлениях с точкой сбора в заранее обусловленном месте высоко в горах, куда боевые машины поддержки неприятеля никогда бы не вскарабкались. Да и сами каратели боялись гор, где за каждым каменистым выступом или кустом мог прятаться партизанский ствол, готовый метко поразить цель.
Надежда была на то, что гитлеровцы сдрейфят и не станут подниматься в незнакомые и труднопроходимые места. В одном из направлений их наступления на стоянку партизан немцы нарвались на мины, предусмотрительно заложенные заранее. Часть карателей, потеряв ориентиры, вероятно, в отсутствие качественной связи, завязала боестолкновения… между собой. Кто-то из партизан бросил в автомашину гранату. Она вспыхнула как спичка, — видно, загорелся бензобак. Пламя быстро перекинулось на другой автотранспорт. Немцы остались без машин. Возникла паника…
В этом бою майор Зорич получил серьезное ранение в ногу с глубоким поражением лучевой кости. Нужно было срочно наложить шину. Местный лекарь сделал всё необходимое в данной ситуации — он «обул» ногу в лубки, изготовленные из толстой и прочной коры найденного им в лесу дерева, чтобы хоть как-то обездвижить конечность. Передвигаться командир группы теперь мог при помощи сначала палок, а потом добытых где-то и кем-то допотопных, скрученных ржавой проволокой и кое-где сбитых ржавыми гвоздями костылей. Но на них далеко не уйдешь, тем более по занесенным снегом тропам в гористой местности.
Поэтому решили использовать низкорослую лошадку, подаренную группе советских разведчиков комиссаром словацкой горной партизанской бригады Франтишеком Мишее. При таком передвижении Зорич чувствовал себя легче — не приходилось тратить дополнительные силы на ходьбу по глубокому, то сыпучему, то мокрому снегу, когда костыли вместе с ногами легко проваливались в белую холодную кашицу, но зато их трудно было вытаскивать оттуда.
Командиру группы иногда казалось, что он в силу возникших непредвиденных обстоятельств — ранения не в полной мере справляется с руководством людьми и может случиться так, что ему придется передать бразды правления кому-либо другому из побратимов по оружию.
«Неужели мне суждено здесь погибнуть? — спрашивал сам себя Александр и тут же отвечал: — Нет, эту аберрацию пессимизма принять нельзя — она отклоняет меня от истины — бороться до конца и не сдаваться. Время должно быть лекарем солдату. Оно определяет движение. У времени нет ни начала, ни конца, а есть только одно направление — вперед. Вот и мне надо вперед — ползти, идти, бежать, — но только двигаться вперед. Я должен поспевать за временем — тогда спасусь и стану на ноги. Когда хочется заплакать — улыбнись! Надо выдержать это испытание, — не раскисать, Александр! Ни в коем случае! Иначе ждёт поражение».
Эти слова поддержки он бубнил себе под нос, как заклинание, как молитву, как обет, даваемый человеком для исполнения чего-то важного и нужного. Поддерживал его и сам дух сорок четвертого года, когда в трагический пейзаж войны теперь уже входили приятные черты победоносного шествия Красной Армии на запад, а это значит, в сторону гитлеровского логова — рейхсканцелярии Гитлера в Берлине. Это обстоятельство тоже придавало сил раненому командиру и его боевым побратимам и было своеобразным психологическим снадобьем на рану, которая должна была поддаться лечению.
Ему почему-то именно в этот печальный момент вспомнился двойной рисунок в «Правде» — «Долг платежом красен».
В верхней его части было показано, как крестьянин вынужден был снять шапку перед гитлеровцем, что олицетворяло первые месяцы войны. В нижней — иная демонстрация события — гитлеровцу сносит голову карающая рука партизанской справедливости. Этот рисунок сопровождался таким текстом:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
